Я молча наблюдаю, как Джейк входит в кадр. На нем черная бейсболка, узкие джинсы и простой серый джемпер. В его облике нет ни капли экстравагантности, и все же он обворожителен. Двигается точно так же, как в моих снах. Пусть он сменил имя, но нельзя отрицать, что на экране передо мной Джейк Рейнольдс. Он занимает место в дальнем правом углу у барной стойки – как я и ожидала и как рассказывала молодая барменша – и чего-то ждет.
Я жду вместе с ним – спустя два с лишним месяца – и за эти короткие минуты успеваю подумать о том, каково было бы снова сидеть рядом с ним. Нам не приходится долго ждать, прежде чем мы видим другого мужчину – того самого «жуткого маньяка», – идущего к нему. Я прищуриваюсь и наклоняюсь, как будто это поможет мне лучше его разглядеть; не знаю, зачем я это делаю, ведь он стоит спиной к камере.
Я продолжаю наблюдать за тем, как им приносят выпивку, и, когда они встают с табуретов, я уже знаю, что они направляются к столику в углу. Я по-прежнему не вижу лица другого мужчины: он повернул голову в сторону, беседуя с Джейком. И тут, словно почувствовав, что я наблюдаю за ним, смотрит прямо в камеру.
Я заранее была готова к тому, что увижу на записи Джейка: есть что-то необычное в том, чтобы наблюдать за кем-то на видео, а не на фото, и, как бы странно это ни было, я знала, что это произойдет. Но к чему я не была готова, так это к тому, что «маньяк», как его обозвала барменша, – мой родной человек, родной по плоти и крови.
Это Макс.
Я мотаю головой, словно это может изменить изображение на экране, и прошу Джимми перемотать запись и поставить на паузу. Однако отрицать очевидное невозможно: Макс встречался с Джейком, а мне об этом не сказал.
Совершенно нелогично скрывать это от меня. И еще менее логично видеть, как они ссорятся.
Макс и Джейк были друзьями.
Я не могу поверить в то, что вижу. Как мы трое дошли до такого? Как глубоко мы пали? Я кручу шеей то влево, то вправо, пока Джимми заново воспроизводит запись. Даже при повторном просмотре я все еще не могу поверить в то, что этот человек на экране – мой брат. Жаль, что на камерах видеонаблюдения нет звука.
Я пристально, обвиняюще смотрю на Джимми и требовательно спрашиваю:
– Так вот почему ты не хотел, чтобы я посмотрела запись?
– Я не хотел, чтобы ты смотрела записи с камер видеонаблюдения в моем пабе, поскольку это совершенно не твое дело.
– На этой записи – Макс и Джейк, а значит, это мое дело.
Джимми даже не пытается возразить; вместо этого он придвигается ко мне и кладет ладонь на мою руку. Как ни странно, его прикосновение успокаивает. Это связь с прошлым, которое я так старательно пыталась оставить позади.
– Прости, но видеть это неприятно, – говорит он, и в его голосе звучит теплота, которая свидетельствует о том, что он не забыл. Джимми знает, как важны для меня эти двое – и в прошлом, и в настоящем.
– Ты знаешь, о чем они говорят?
– Нет… – Он вздыхает.
– Макс вообще говорил с тобой о Джейке?
– Нет.
Я вижу, что Джимми теряет терпение – он убирает руку прочь.
– Ты знал, что Джейк сменил имя и стал Брэдом? Черт, вы все знали? Только я не знала.
– Нет, не знал… Господи, Джастина, успокойся. Никто из нас не видел Джейка и не разговаривал с ним с тех пор, как он уехал в то Рождество, – и до того, как умерла его мать. По-моему, он никому не говорил, что сменил имя. Я узнал об этом только сегодня утром из новостей. Когда он недавно вернулся в город, точно называл себя Джейком.
– Думаю, в этом есть смысл. Местные с детства знают его как Джейка, а значит, если он решит снова исчезнуть, ему будет проще сделать это под именем Брэда.
– Но вся эта история с той злосчастной четой… я просто не могу в это поверить. Думаешь, он действительно совершил это?
– Понятия не имею, но в двойном убийстве просто так не обвиняют. Ты уверен, что Макс ничего тебе не говорил? Ты его лучший друг. И это произошло в твоем пабе. Мне трудно поверить, что он не рассказал тебе об этом…
– О боже, Джастина, зачем задавать мне вопросы, если ты все равно не поверишь моим ответам?
Я не говорю ему, что вообще не верю ничьим ответам, если только они не звучат в зале суда, – и даже тогда испытываю сомнения. Удивительно, насколько многие ответы становятся иными, когда человек дает клятву говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды.
– Отлично. Еще один вопрос: когда ты в последний раз видел Макса?
– Не знаю… – Джимми делает паузу, ерошит волосы руками, словно пытаясь вспомнить. – Кажется, пару месяцев назад. Перед этой самой потасовкой, то есть в начале мая. Знаешь, как это бывает: человек остается твоим другом, но ваши жизни уже не сплетены так тесно, как раньше… Почему ты спрашиваешь? С ним всё в порядке?
То ли потому, что я впервые произношу это вслух, то ли потому, что записи с камер видеонаблюдения свидетельствуют, как много я не знаю о своем брате, но внезапно осознание происходящего обрушивается на меня в полную силу, и мне приходится прилагать усилия, чтобы мой голос не сорвался, когда я отвечаю:
– Нет, мне кажется, совсем не в порядке. Я уверена, что Макс исчез.
Я не могу ждать, пока доберусь до дома. Выбегаю из паба на оживленную улицу и звоню Отису прямо с тротуара, не в силах сдвинуться с места, пока он не возьмет трубку.
– Алло?
– Ты уже нашел что-нибудь на лэптопе Макса? – У меня сейчас нет терпения, чтобы соблюдать вежливость.
– Боюсь, что нет, но дело не в том, что там нечего искать. На самом деле я уверен, что твой брат что-то скрывал.
– Почему?
– Он установил программу «Тор», единственная цель которой – скрыть историю поиска. Ее практически невозможно взломать.
– Он все просчитал…
– Именно. Ты хочешь, чтобы я продолжил?
– Конечно. Отис, мне кажется, у него могут быть проблемы. Нам действительно нужно найти что-нибудь – и как можно скорее.
– Не волнуйся. Я займусь этим, обещаю.
– Спасибо.
Мне становится немного легче дышать, и я напоминаю себе, что могу доверять Отису. Но мысль о том, что у Макса есть тайны – и, судя по всему, серьезные, – тяжким грузом давит на меня. Человек не станет устанавливать программу для шифрования истории поиска… если только не делает нечто такое, чего, как он знает, делать не следует, – нечто такое, за что, по его мнению, кто-то будет его преследовать.
Но за что?
И не пришел ли уже этот «кто-то» за моим братом?
Глава 12
Ожидая дальнейших новостей от Отиса, я пытаюсь отвлечься – и для этого перебираю в памяти подробности досье Джейка. Я дала себе слово, что завтра же передам дело другому юристу. Все и так слишком затянулось.
Но пока все данные у меня на руках, я пытаюсь продумать: какую историю обвинение может преподнести присяжным для наибольшего эффекта?
Имя: Брэд Финчли
Возраст: тридцать пять лет
Рост: шесть футов четыре дюйма
Вес: пятнадцать стоунов [6]
Это выгодно для обвинения. Джейк – или, точнее, Брэд, как его именуют во всех материалах дела, – выглядит внушительно. Благодаря своим природным данным в глазах присяжных он будет выглядеть полным угрозы типом – еще до начала процесса.
У меня такое ощущение, будто я вот-вот ухвачу суть. В голове у меня практически сложилась вся сцена, но какого-то кусочка головоломки все еще не хватает. Это как зудящее место, которое никак не получается почесать. Я открываю подробный отчет с места преступления, и на этот раз одна деталь кажется мне более важной, чем остальные. Ранее я не уделяла ей должного внимания – общая жестокость сцены затмевала мелкие подробности.
Но именно благодаря мелочам выигрывается дело, именно из них можно сплести историю. Домашний телефон висел на кухонной стене над обмякшим телом мистера Рашнелла. В отчете говорится, что трубка телефона свободно свисала на проводе. Я закрываю глаза и мысленно проигрываю последние минуты жизни мистера и миссис Рашнелл…
Человек, вломившийся в дом, одет в длинный черный джемпер. Он не собирается причинять никому вреда, поэтому его руки не скрыты перчатками. В этом нет необходимости. Он не собирается использовать пистолет. Он взял с собой оружие просто на всякий случай.
Он не думал, что в доме кто-то есть, это должно было стать обычным ограблением. Войти и выйти. На подъездной дорожке не было машины. И преступник наверняка не ожидал, что мистер Рашнелл успеет оказаться на кухне раньше него, поднимет трубку и начнет набирать номер. Преступник кричит, чтобы тот остановился, но хозяин дома не повинуется. Преступник делает единственное, что приходит ему в голову. Он достает пистолет – тот самый, который не собирался использовать и который взял просто ради собственного спокойствия. Приставляет пистолет к голове мистера Рашнелла. Жестким тоном приказывает ему повесить трубку. Но тот оказывается смелее, чем преступник мог себе представить. Еще раз звучит приказ повесить трубку, потом просьба прекратить сопротивление. Преступник приходил совсем не ради этого. И снова мистер Рашнелл не подчиняется. Преступник в панике. Он знает, что ему не удастся скрыться от преследования полиции. Положение становится отчаянным. Он чувствует, как дрожит его рука. Палец ложится на спусковой крючок. Марк Рашнелл поворачивается, чтобы посмотреть на мужчину, и тот понимает, что больше ему ничего не остается.
Кровь брызжет на шкафы. Темно-красная лужа растекается по полу кухни. Выстрел был сделан со столь близкого расстояния, что причиненная им рана просто ужасна.
И тут раздается крик. Громкий и пронзительный. Его невозможно не услышать извне. Миссис Рашнелл падает на колени и протягивает руки к мужу. Преступник понимает, что должен как-то прекратить этот шум. И он делает единственное, что приходит ему в голову. Он стреляет и в нее. Как раз в тот момент, когда ее пальцы касаются пальцев мужа. Наконец-то становится тихо…