Здесь есть на что посмотреть, и все же мое внимание привлекает именно он – Джимми, сидящий на ограде возле маминого дома. Интересно, как долго он меня ждет? Что ему нужно? Пока он не заметил, я поворачиваюсь и направляюсь в другую сторону. Я не собиралась бежать дальше поворота к дому, но сегодня мне не до Джимми. После встречи с Отисом нужно подольше побыть наедине со своими мыслями, прежде чем снова надеть маску.
Я ускоряю бег. Но, по мере того как набираю скорость, ощущаю, как ухудшается мое самочувствие – вместо того, чтобы, как обычно, улучшаться. Сегодня я не могу чувствовать себя свободной, не могу обогнать боль. Чем дальше от набережной я убегаю, тем сильнее становится ощущение, будто я не одна. Оглядываюсь через плечо, но ничего – и никого – не замечаю. Продолжаю бежать. Быстрее. Левой-правой, левой-правой. Каждый удар подошвы по тротуару отдается в коленях. Доказательств нет, но ощущение не проходит, а я научилась доверять своим инстинктам. Лжет ли свидетель или он заслуживает доверия? Я рассуждаю про себя, что, возможно, на этот раз это дело просто в моем чувстве вины, боязни того, что меня поймают. Но сколько бы я ни бежала, сколько бы раз ни сворачивала, не могу избавиться от ощущения, будто за мной кто-то наблюдает.
Наконец я возвращаюсь в дом, и к этому моменту мои руки ослабевают настолько, что я с трудом открываю тяжелую входную дверь. На кухне обнаруживаю маму. Она сидит за столом, перед ней стоит стаканчик, все еще полный, а рядом – бутылка бурбона.
– Любимая выпивка Макса, – тихо говорит она, и уголки ее губ горестно подергиваются. – Хочешь?
Мне жарко, я вся вспотела и явно обезвожена. Последнее, что нужно сейчас моему организму, – это алкоголь.
– Конечно, – отвечаю я, и мама смотрит с таким облегчением, что мне становится интересно: может быть, она просто не могла заставить себя пить в одиночку? Как долго она сидела здесь и смотрела на эту бутылку?
Мама протягивает мне стакан, и мы переглядываемся, делая первый глоток. Бурбон обжигает; он слегка ослабляет напряжение, стекая по моему пищеводу.
– Я полагаю, ты собиралась уехать сегодня? – спрашивает мама, и по моему телу снова пробегает судорога боли.
– Нет! Мы только что потеряли Макса. Я еще не готова уехать. – Умалчиваю о том, что мне еще предстоит найти ответы, прежде чем я это сделаю. – Если ты не хочешь, чтобы я жила здесь, я перееду в отель.
Я чувствую, насколько резок мой тон, и пытаюсь запить его остатками бурбона. Когда снова смотрю на маму, то сразу же жалею о сказанном. Лицо у нее бледное, почти серое.
– Что за ужасные слова… Ты моя дочь. Конечно, я хочу, чтобы ты на какое-то время осталась здесь.
Я сдерживаю желание напомнить о том, что мама отправила меня жить к тете Кэрол всего через неделю после смерти отца. Тогда она не хотела, чтобы я оставалась здесь.
– Прости, я просто устала. Пойду проверю, как там Ной; он прислал сообщение, что плохо себя чувствует.
Когда я поворачиваюсь, мама ловит меня за локоть и говорит:
– Я просто хотела сказать – пожалуйста, не считай, будто ты обязана оставаться здесь ради меня. Ты можешь уехать, если тебе нужно.
Это застает меня врасплох, и я впервые задумываюсь, как много на самом деле известно моей тихой, незаметной маме.
Поднимаюсь на цыпочках по лестнице, зная, что Ной уже лег спать, несмотря на то что до вечера еще далеко. Меня удивляет, что он не шевелится, когда я со скрипом открываю дверь, – обычно, как я шучу, Ной спит вполглаза. Его дыхание кажется мне слишком затрудненным, и я решаю разбудить его, дабы убедиться, что с ним всё в порядке. Он переворачивается на другой бок и стонет.
– Так плохо?
– Плохо… – Он морщится.
– Я знаю, ты хочешь быть рядом со мной, но, честное слово, я в порядке. Думаю, тебе следует отправиться домой – нет ничего хуже, чем болеть в чужом доме. Я могу вызвать тебе такси.
– Ты не возражаешь, если я уеду?
Я качаю головой.
– А ты не против, если я останусь здесь еще ненадолго? Я знаю, тебе нужно в скором времени вернуться на работу…
Поверить не могу, что прошу разрешения остаться в этом доме – воспоминания наваливаются на меня отовсюду, куда бы я ни посмотрела, – но смерть Макса все изменила.
– Конечно. Тебе сейчас нужно побыть со своей мамой. Оставайся здесь столько, сколько тебе нужно. Со мной все будет в порядке.
Ной протягивает руку и сжимает мою ладонь. Меня пронзает чувство вины. Не только за то, что я покидаю его, но и за то, что солгала. Опять. Напоминаю себе, что да, я жена Ноя, но это не все, что я собой представляю. Я также криминальный адвокат, сестра Макса и… ну, я не уверена, кто я в отношении Джейка, но надеюсь, что скоро найду ответ.
– Если тебе станет хуже, позвони мне, я приеду, здесь не так далеко.
– Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю. Я скоро буду дома, – заверяю я его, а может, и себя, прежде чем достать из-под кровати его чемодан, – и надеюсь, что это не выглядит так, будто мне не терпится, чтобы он уехал.
Я еле-еле успеваю спуститься вниз, прежде чем звонит мой телефон. Едва не сбрасываю звонок, даже не взглянув на экран. Я устала. Мне просто необходима передышка. Но годы работы в условиях конкуренции укоренили внутри потребность всегда быть наготове – по крайней мере, так говорит Айя. И даже сейчас, хотя мне до смерти хочется спрятаться от всех и всего и провести остаток дня за просмотром «нетфликсовского» сериала, я не могу удержаться от того, чтобы достать из кармана телефон и проверить, кто звонит.
Отис.
Что ж, быстро он…
– У тебя есть что-нибудь для меня? – спрашиваю я, вбегая в кабинет и хватая ручку. Срываю с нее зубами колпачок, свободной рукой раскрываю блокнот. Я в полной готовности.
Отис сообщает, что Рашнеллы недавно вернулись в Великобританию после одиннадцати лет, проведенных в Алгарви [7]. Похоже, Марк Рашнелл стал там своего рода бизнесменом, создав несколько фирм, которые занимались покупкой и продажей недвижимости. В ходе дальнейшего расследования выяснилось, что за последние пять лет не один, а целых три объекта недвижимости, купленных им под вывесками разных компаний, стали жертвами ужасных и непредвиденных пожаров – и все это, что самое главное, с дорогостоящими страховыми выплатами.
– Тебе удалось выяснить, проводилось ли в отношении него какое-либо расследование? Полиция когда-нибудь фиксировала эти пожары как подозрительные?
– Пока нет, но ты не хуже меня знаешь: когда находишь что-то подобное, это всегда лишь внешний слой того, чем занимаются эти люди. Может быть, ему показалось, что полиция начинает что-то подозревать, и они уехали, пока могли, и перебрались сюда. А может, он насолил неким людям и вернулся сюда вместе с женой, пытаясь скрыться от них… Рашнеллы не были особенно богаты, насколько я могу судить. А значит, деньги на покупку этих объектов им наверняка кто-то одолжил. Но самое странное, что мне пока не удалось выяснить, откуда взялись эти деньги.
– Возможно, эти же люди – то есть те, у кого они взяли деньги, – в конце концов и нашли их.
– Доказательств пока нет, но это зацепка, и можно толковать факты по-разному.
– Ты начинаешь говорить как юрист.
– Расцениваю это как комплимент.
– Это и есть комплимент. А что насчет связей между моей семьей и Рашнеллами? Я до сих пор не могу избавиться от ощущения чего-то знакомого, когда слышу их имена.
– Насколько я могу судить, никаких зацепок нет.
– Хорошо, тогда будем искать дальше…
Мы завершаем звонок, однако мне трудно сдержать волнение, и я чувствую, как во мне снова начинает пробуждаться энергия. Может быть, это оно? Может, это и есть та самая история, в которой нет ничего особо оригинального? Мелкий преступник, который сильно разозлил не самых подходящих людей и неудачно спрятался в пригороде Суррея. Может быть, Джейк за время своего отсутствия вляпался в какие-то собственные неприятности? Обычно я не ошибаюсь, но в этот раз допускаю мысль, что, быть может, сбилась с верного следа. Возможно, на самом деле ничто не связывает арест Джейка со смертью Макса. С нашей семьей. Со мной и моим прошлым.
Похоже, это шаг в правильном направлении. Я всегда спешу связать все плохое, все трагическое в своей жизни с той рождественской вечеринкой, но сейчас позволяю себе надеяться, что смерть Макса не имеет к ней никакого отношения. А если это никак не связано, то мне не нужно чувствовать себя виноватой в том, что я скрыла от детектива-сержанта Роуз сведения, касающиеся меня и только меня. Может быть, на этот раз вины на мне нет.
Глава 27
Всего через два дня после того, как мы похоронили Макса, и сразу после того, как такси Ноя скрылось за поворотом, к дому подъезжает сержант Роуз на своей «Шкоде». Она одета в сшитый на заказ черный костюм, и я удивляюсь, как она выдерживает такую жару. Неужели для нее настолько важно выглядеть подобающе? Не могу не задаться вопросом, не наблюдала ли она за домом все утро, выжидая удобного момента, чтобы встретиться со мной лицом к лицу.
Волк всегда знает, как выследить добычу.
Я подавляю панику и натягиваю на лицо безмятежную улыбку, представляя собой воплощенную непогрешимость.
– Заходите, – приглашаю я, проходя на кухню. – Могу я предложить вам кофе или чай?
– Не стоит, спасибо. – Границы очерчены, сообщение успешно принято. Это не светский визит. Мы больше не на одной стороне.
Занимаем места за столом. Я намеренно сажусь на тот стул, на котором сержант сидела в прошлый раз, когда мы собирались на этой кухне. Мы, люди, существа привычки, а значит, стремимся к порядку во всем, что делаем. Сегодня мне хочется немного нарушить этот порядок. Прежде чем она успевает что-то сказать, я сразу же перехожу к делу, застав ее врасплох своей готовностью.
– Полагаю, вы пришли спросить меня о той ночи, когда умер мой отец?
Эти психологические приемы не особо мощны, но лучшие специалисты своего дела научили меня: последовательное использование тонких действий, на которые невозможно ответить, часто является самым эффективным способом подорвать уверенность человека в себе.