– Известно, была Беверли права в своих подозрениях или нет? Была ли у него другая женщина?
– Я ее пока не обнаружил, – отвечает Отис, – но не исключаю, что такой тип, как Марк, и в этом тоже окажется жуликоватым ублюдком.
Слюна у меня во рту становится густой, но я стараюсь не реагировать на это. Я вспоминаю слова сержанта Сорчи Роуз о том, что никто не может быть абсолютно хорошим, и пытаюсь утешиться этим. Если никто не может быть абсолютно хорошим, то, конечно, он не может быть и абсолютно плохим. Переспав с Джимми, я совершила ошибку. Я всего лишь человек. Но это не значит, будто я заслуживаю того, чтобы вся моя жизнь рухнула у меня на глазах. Или, если взять Марка Беверли, он не заслуживает того, чтобы быть застреленным.
К счастью, от ответа меня спасает то, что мы останавливаемся возле адвокатской палаты, где работает Кристина Лэнг.
– Ты уверен, что твои сведения точны? Она действительно сейчас в суде? – спрашиваю я.
– Мои сведения всегда точны, большое спасибо за доверие.
– Хорошо. Тогда увидимся здесь, постараюсь управиться поскорее. Только не просмотри ее, хорошо?
Он утвердительно кивает, заверяя, что мне не о чем беспокоиться, но затем произносит «удачи» – и это, как мне кажется, нивелирует его внешнюю уверенность.
Тем не менее мы уже зашли слишком далеко, поэтому я поворачиваюсь на каблуках, расправляю плечи и демонстрирую всю непринужденность, на которую способна. Напоминаю себе, что я обучена искусству манипулирования. Это мой мир.
На предшествовавшем этой встрече сеансе с Айей на мне не было туфель на невысоких каблуках. Не было и черной юбки-карандаша с приталенным жакетом – в них я переоделась перед тем, как отправиться сюда. Айя знает, что я в так называемом отпуске по личным проблемам, а значит, у меня не должно быть абсолютно никаких причин одеваться как юрист. Но если я собираюсь провернуть дело, если я действительно собираюсь пробраться в офис Кристины и порыться в досье Джейка, дабы найти то, что нужно, то мне, конечно же, потребуется слиться с обстановкой.
Решительно направляюсь к входу и улыбаюсь – как я надеюсь, одновременно скромно и обольстительно. Смотрю слегка свысока на пожилого мужчину, который подошел к двери, закрытой на электронный замок, чуть раньше меня. Это срабатывает. Он говорит «здравствуйте» и улыбается, открывая передо мной дверь. Признаться, сейчас я себя ненавижу. Но отчаянные времена требуют отчаянных мер. К тому же если б подобные люди не были такими старыми ловеласами, они на это не повелись бы. «Он сам виноват», – говорю я себе, чтобы не чувствовать раскаяния. Я просто играю по их правилам.
К счастью, сегодня в палате многолюдно. Офисные помещения наполнены шумом – повсюду шелестят бумаги, люди деловито снуют между столами, звонят телефоны. Хорошо. Все слишком увлечены своими делами, чтобы заметить меня.
Я медленно прохожу через помещение, читая имена на каждом из боковых кабинетов, пока не вижу нужное мне. Кристина Лэнг. Кабинет представляет собой стеклянный «аквариум», и я понимаю: чтобы провернуть это дело, нужно действовать быстро. Еще раз проверяю телефон, убеждаюсь, что предупреждений от Отиса нет, и только после этого проскальзываю в кабинет Кристины и плотно закрываю за собой дверь.
Выдвигаю первый попавшийся ящик и с радостью вижу, что Кристина так же тщательно следит за организацией и ведением документации, как и я. Именно на это я и рассчитывала. Невозможно подняться высоко, будучи неряхой. Папки расположены в алфавитном порядке, и я быстро нахожу «Финчли, Б.». Мои руки потеют. Я представляла себе, что буду двигаться ровно и спокойно, быстро перелистывая страницы. Но на самом деле я все время нервно дергаю пальцами и путаюсь в них.
В конце концов я нахожу то, что ищу: Роман-роуд, 110, Летчуэрт. Это адрес, по которому поселился Джейк на период освобождения под залог. Быстро фотографирую этот адрес и отправляю Отису. Я не верю, что смогу запомнить его, – а ведь у нас только один шанс. А потом я покидаю кабинет. Пот струйками стекает по спине.
Открываю дверь, выхожу на свежий воздух, и меня охватывает восторг от только что сделанного. Боже, это было весело… Я подлетаю к Отису, который смотрит на меня, подняв брови.
– Что-то шустро ты управилась, а? – замечает он.
– Конечно. – Я торопливо достаю из сумки конверт, в котором лежит мое письмо. – Как ты его передашь?
– У него на лодыжке браслет с маячком, к тому же ему назначен комендантский час, но формально условия позволяют ему выходить из дома после наступления темноты, если он не покидает границы определенного участка. Каждую пятницу его приятель уходит играть в покер, так что сегодня подозреваемый останется дома один. Я сам доставлю письмо. Ему разрешено получать корреспонденцию – главное, чтобы он был уверен, что его ответ не будет перехвачен или прочитан кем-то еще, кроме тебя. Ты дала ему два дня на то, чтобы ответить, так?
– Верно.
– Хорошо. Впереди ночь перед вывозом мусора, так что он сможет использовать это как предлог, чтобы выйти к контейнерам после наступления темноты и оставить там письмо для меня. Вдоль бокового въезда растут деревья, и я уверен, что смогу незаметно подобраться к контейнерам, чтобы забрать ответ. Никто даже не узнает, что он отправлял письмо.
– Ты лучший. Спасибо. И удачи, – говорю я, передавая письмо. Важно, чтобы Джейк чувствовал себя в безопасности и мог рассказать правду.
– Пожалуйста, – отвечает Отис, и это дежурное слово в его устах звучит уверенно. Утешительно. Он говорит искренне. Я не могу выразить, насколько признательна за то, что еще остался хоть один человек, которому я могу доверять. Вместо этого я коротко обнимаю его – впервые за все эти годы, и, хотя он напрягается и слегка краснеет, я понимаю, что это много для него значит.
С этим мы расстаемся и расходимся в разные стороны: я – в Молдон, а он – на Роман-роуд, 110, чтобы дождаться наступления темноты, а затем вручить письмо.
Дорогой Джейк!
Не стану лгать и утверждать, будто мне легко подобрать слова. У меня ужасно много вопросов. Надеюсь, у тебя все хорошо – хотя, наверное, это нелепое выражение… Я не могу поверить, что спустя столько лет снова нашла тебя. Какое-то время я сомневалась, жив ли ты вообще. Ты провернул свое исчезновение просто потрясающе!
Надеюсь, ты не против, что я с тобой связалась. Учитывая, что ты легально сменил имя, чтобы скрыться от меня, полагаю, вряд ли ты ждал и желал получить от меня весточку, но ты когда-то помог мне, и я задаюсь вопросом – могу ли я помочь тебе сейчас? Я просто хочу знать правду. Ты, наверное, не знаешь, но я работаю юристом по уголовным делам и знаю, что без тебя я вряд ли смогла бы этого достичь. Позволь мне помочь тебе.
Ты действительно сделал то, в чем тебя обвиняют? Как такое могло случиться?
Еще я подумала – ты должен узнать, что Макс мертв. Его тело выловили в море у берегов Мерси. Полиция сочла, что в его смерти нет ничего подозрительного, но я не могу отделаться от мысли, что они что-то упускают. Что я что-то упускаю.
Я просмотрела записи с камер видеонаблюдения, Джейк. Я знаю, что ты встречался с Максом в «Синем орле». О чем вы спорили? Ты знаешь, из-за чего он мог умереть? У него были проблемы? Или у вас обоих?
Если ты решишь ответить (а я действительно хотела бы получить от тебя ответ), то через два дня – после наступления темноты, но до двух часов ночи – оставь письмо под мусорным баком. У меня есть знакомый, который сможет забрать его незаметно. Никто никогда не узнает, что ты написал это письмо, и только я прочитаю его. Обещаю. Пожалуйста, доверься мне снова.
Твоя Джастина
Глава 38
Я вижу ее, как только выезжаю на улицу, ведущую к маминому дому. Она сидит на ограждении у кромки воды напротив нашего дома. Несмотря на жару, капюшон ее худи накинут на голову.
– Ждете меня? – спрашиваю я, устраиваясь рядом с ней, и Элис Майерс кивает, хотя я замечаю, что она избегает смотреть на меня, как будто все еще не уверена, правильная ли это идея – прийти сюда.
Сегодня черное устье реки особенно завораживает. Как может что-то настолько прекрасное быть настолько смертоносным? Эта вода погубила моего брата.
– Хотите зайти в дом?
– Нет, я ненадолго.
– Всё в порядке? Вам нужна помощь?
Элис качает головой. Я понятия не имею, что она собирается сообщить, но интуиция подсказывает: это предназначено только для моих ушей. Оглядываюсь по сторонам, не видно ли где-нибудь сержанта Роуз. Я не параноик, но мне не нравится отсутствие контроля, а в том, как сидит Элис – сгорбившись и явно нервничая, – есть нечто, заставляющее ощущать, будто вот-вот произойдет событие, способное выбить меня из равновесия.
– У меня тоже есть брат, – начинает Элис, и от ее слов у меня по спине бегут мурашки. – Я просто подумала, что должна рассказать вам; вдруг это важно…
– Что рассказать? – Меня раздражает неуместное, ломкое отчаяние, звучащее в моем голосе. По опыту многолетней работы со свидетелями я знаю, как важно не спугнуть ее, но внутри у меня растет уверенность: что бы Элис ни сказала дальше, это изменит все. Что ей известно? Какая-то часть моего разума – самая худшая часть – беспокоится не столько за Макса, сколько за себя. Что именно знает эта девушка? И кому еще она успела это поведать?
– Обещаете, что никому не расскажете?
– Что не расскажу? – переспрашиваю я, уклоняясь от ответа. Еще одно важное правило при работе в суде: никогда не давай обещаний, которые не сможешь выполнить.
Я боюсь показаться слишком напористой, поэтому даю ей время подумать, и мы продолжаем молчать. Все мои силы уходят на то, чтобы не сдернуть ее с ограждения, на котором мы сидим, и силой не вытянуть из нее сведения. Но потом я замечаю, как она пару раз судорожно дергает головой, словно готовясь заговорить, и поворачивается ко мне.
– Это правда, что считают, будто Макс погиб одиннадцатого июля?
– Да. А что?
– Ну, моя подруга должна была забрать меня после смены, чтобы мы поехали к ней, но опоздала. Мне стало скучно ждать ее, и я пошла домой пешком. Обычно я так не делаю, потому что родители запретили мне гулять поздно вечером по набережной в одиночку.