тывалась, понял, что Макс пьян, – еще до того, как он появился в поле зрения. Джимми хотел попытаться начать всё с чистого листа, но ситуация снова не на шутку разозлила его.
– Ты пьян.
– Да.
– И ранен, – добавил Джимми, заметив, что по правой руке Макса течет кровь, капая с пальцев.
– Мне нужна твоя… нужна твоя… – начал было Макс, но не успел закончить фразу, склонился над водой и содрогнулся в приступе сухой рвоты.
– Дружище, серьезно, я здесь не для этого. Я жду уже целую вечность и совершенно замерз. Расскажи мне о той драке, когда протрезвеешь, ладно? А я пойду домой. – Он направился прочь.
– Джимми, – окликнул его Макс, и Джимми обернулся, услышав, как клокочет дыхание в горле друга. Он не мог сказать точно, был ли причиной тому свет от фары катера, отбрасывающий тени на лицо Макса, но ему показалось, что тот выглядит затравленным. Одутловатое лицо, запавшие глаза, обрамленные большими темными кругами…
– Ты должен понять, я совершенно не хотел, чтобы это случилось. – Его речь была бессвязной.
– Давай поговорим об этом завтра, хорошо? Иди домой, Макс. Ты пьян.
– Но я… пожалуйста.
– Честно говоря, это не так важно. Иди домой и приведи себя в порядок. – И Джимми пошел прочь, прибавив шагу в попытке согреться. Он не был уверен, не померещилось ли ему, но словно бы услышал голос Макса, донесенный ветром. Два простых слова: «Не могу».
Глава 39
– Ты просто бросил его там? Пьяным, у воды? Одного? – Джимми ничего не отвечает, и это задевает меня еще сильнее. – Он был твоим лучшим другом.
Мой голос срывается от ужаса. Дважды Макс просил о помощи, и оба раза его бросали. Сначала я, а потом Джимми.
– Знаю. Я ужасный друг. Худший в мире.
– Ты даже не позволил ему ничего объяснить? Ты до сих пор не знаешь, из-за чего он подрался с Джейком? Или о чем он хотел тебе рассказать?
– Нет. Конечно, лучше б я не уходил. Но я замерз, а он едва мог связать пару фраз.
– Ты думаешь, он сделал это? Что после того, как ты ушел, он… – Я не могу заставить себя закончить мысль.
– Я все время думаю об этом. То есть я пытался не думать. Перепробовал все, чтобы забыть. – И по тому, как Джимми произносит «все», я понимаю, что в числе прочего он имеет в виду и ночь, проведенную со мной. – Но так и не смог. – Он смещает руку так, что она оказывается чуть выше моего колена, и я смотрю на нее как в замедленной съемке, пока он набирается смелости, чтобы положить ладонь на мою ногу. К собственному удивлению, я позволяю ему это сделать. – Он был совершенно не в себе, таким я его никогда… Я даже не могу объяснить это толком. Он был пьян, безусловно. Но я и раньше видел его пьяным. Тут было что-то другое… Что-то еще. Он словно сошел с ума. То ли он просто упал в воду – мы были на самом краю набережной, – то ли мой уход стал для него последней каплей… я просто не знаю. Я даже выразить не могу, как мне жаль. Хотел бы я знать, что он пытался мне сказать…
– Что ж, я собираюсь это узнать.
– Я уверен, что узнаешь, и я тебе верю. Я постараюсь помочь – на этот раз по-настоящему… Ты позволишь?
– Ты бросил его там, – повторяю я. Это так и будет стоять между нами. Я не позволю ему убежать от правды.
– Знаю.
– Ты убил его. – Я выговариваю это медленно. Я знаю, что эти слова причиняют Джимми боль, но они правдивы, независимо от того, толкнул он его в реку или нет.
И все же я знаю, что Джимми любил Макса. Все мы совершали ошибки, которые привели нас сюда, это я могу признать.
– И все же мне нужна твоя помощь, – продолжаю я, спускаюсь с лестницы и направляюсь в гостиную, жестом приглашая его следовать за мной.
Я не простила Джимми и сомневаюсь, что когда-нибудь прощу, но я возвращаю себя к жизни единственным известным мне способом: подготавливаю дело.
Пока Джимми не видит, я достаю из пачки две таблетки кодеина и глотаю их всухую. Стараюсь не думать о том, что слишком привыкла к этому, и просто сосредотачиваюсь на том, насколько бодрее чувствую себя уже через несколько минут.
Когда я прошу Джимми рассказать мне все, что он знает о Максе, начиная с того дня, когда я уехала, он не сразу меня понимает. Он знает, что мы с Максом поддерживали отношения. Я пытаюсь объяснить ему свою теорию истины, которая заключается в том, что истины не существует. Или, по крайней мере, она существует, но лишь в определенном виде; у нее столько слоев и деталей, что одному человеку просто невозможно охватить все.
Чтобы попробовать объяснить свою мысль, я прибегаю к притче о слепцах и слоне. В этой истории слона приводят в темную комнату и просят четырех слепцов ощупать и описать животное. Все они прикасаются к разным частям тела, и каждый описывает их идеально. Их описание слона соответствует их истине. Они не лгут. Но только когда все части собраны вместе, получается настоящее описание слона.
– Никто не лжет, – продолжаю я, – мы просто не способны уловить всю правду.
– Ладно, и ты думаешь, что я могу помочь собрать те части, которых у тебя еще нет? Я правильно понимаю?
– Может быть, ты держишься за хвост слона, – отвечаю я, пожимая плечами. Джимми смотрит на меня так, будто я сошла с ума, но уголки его губ тоже приподнимаются, и он задерживает взгляд на мне чуть дольше, чем нужно.
«Ты не простишь его», – напоминаю я себе.
В первые пять минут Джимми не рассказывает о Максе ничего такого, чего бы я уже не знала, но я говорю себе, что нужно набраться терпения, и напоминаю: даже если мне кажется, будто я знаю эту часть истории, нужно обращать внимание на мелочи. И тут Джимми снова упоминает масонов.
– Постой, – перебиваю я. – Ты уже говорил, что почти все в этом городе были масонами и тебя тоже пригласили вступить в их общество. Значит ли это, что твой отец тоже был масоном?
– Был.
Укоряю себя за промах. Я давно собиралась расспросить Джимми поподробнее о здешних масонах и о том, что именно ему было известно о принадлежности моего отца к этой организации. С тех пор как Чарльз настоятельно предложил мне сделать перерыв в работе, я была не в себе. Я словно распалась на части – если я не успешный юрист, то кто же я? Мой успех в работе – единственное, что отгораживает меня от того, кто я есть на самом деле. Неужели я что-то упустила? Не здесь ли ключ к разгадке?
– Может, у тебя есть фото кого-нибудь из членов ложи того времени?
– Конечно, кажется, на чердаке целая коробка с его масонскими вещами.
Меня пробирает дрожь. Я пока не могу понять почему, но уверена, что ответ на вопрос о смерти Макса кроется в том, что лежит в этой коробке.
– Вчера ко мне ни с того ни с сего заглянула сержант, – сообщает Джимми с лестницы, и его голова исчезает в чердачном люке, а затем он поднимается наверх.
– Это в ее духе. Что ей было нужно?
Я добираюсь до верха и опускаюсь на колени на дощатый пол чердака. Помещение просторнее, чем я ожидала, и я воображаю, что могу спрятаться здесь на некоторое время. Айя говорит, что мой мозг постоянно находится в состоянии «бей или беги» и что мне нужно перестроить образ мышления, чтобы не ожидать опасности непрерывно. Не уверена, что она повторила бы свой совет, если б знала всю правду. Учитывая, что детектив-сержант все еще задает вопросы, я думаю, Айя сказала бы, что разумнее искать способ исчезнуть. На всякий случай продумать план побега.
Джимми роется в углу, и я вижу, как он выдвигает большую картонную коробку.
– Она спросила меня, виделся ли я с Максом в ту ночь, когда умер твой отец.
– Что? Почему? Что ты ей ответил? – Я хватаюсь за ближайшую коробку, чтобы устоять на ногах, и мои пальцы погружаются в толстый слой пыли.
– Я сказал, что не видел его, потому что твой отец устраивал у вас дома рождественскую вечеринку. Все в тот вечер были либо там, либо в «Синем орле» на праздновании дня рождения бабушки Джейка. Я сидел в «Синем орле». Не настолько я важная птица, чтобы удостоиться приглашения от твоего отца, – язвит он, и я заставляю себя рассмеяться.
– Почему она так интересуется той ночью? Она говорила что-нибудь еще?
– Ей было интересно узнать, не ушел ли Джейк из паба раньше времени.
– Что ты ей сказал?
Джимми с любопытством смотрит на меня и сдвигает брови.
– Правду. – Он пожимает плечами.
– И какую же? Извини, это еще один допрос. Разумеется, у меня тоже есть вопросы насчет Джейка – и насчет того, почему он меня бросил. Он познакомился там с другой девушкой?
Я морщусь. Даже я понимаю, что это плохая отговорка. Не самая лучшая моя работа.
– Он вышел, чтобы посадить свою бабушку в такси, и больше я его не видел. Но я был пьян, а в пабе было полно народу даже после закрытия. Я не был лучшим другом Джейка, мы не стали бы искать друг друга в переполненном зале. Так что я не знаю. Не могу сказать наверняка, вернулся он или нет.
Почему сержант Роуз не хочет просто забыть об этом? Ей требуется что-то доказать? Она потеряла репутацию в Манчестере и была переведена – с понижением в должности – в маленький тихий городок. Может быть, это случилось из-за чего-то подобного?
– Вот, – говорит Джимми, ставя коробку на пол возле моих ног и кивая в ее сторону. Достает из кармана джинсов ключ и разрывает им скотч, которым заклеена коробка. Ее явно не открывали уже много лет.
Я всегда знала, что масонство поддерживает атмосферу «непохожести» и «исключительности», и сейчас это ощущение лишь крепнет во мне. Это братство, объединенное тайнами, странными правилами и традициями. Я достаю вещи одну за другой. Фартук из мягкой белой кожи, отделанный светло-голубой тканью и украшенный тремя розетками и серебряными накладками. Мантия. Белые перчатки. Что все это значит?
На дне коробки я нахожу фото. Еще не сдув с нее пыль, ясно вижу, каким был тогда мой отец. Это фотография чего-то похожего на масонский бал. Мужчины в костюмах с белыми пиджаками, женщины в красивых бальных платьях…