Я удивлена ненавистью, звучащей в ее голосе; мама даже не может заставить себя произнести его имя.
– Но вы – ты и отец – дружили с ними, это очевидно.
– Какое-то время, очень давно… Полагаю, это можно так назвать.
– Они были на той рождественской вечеринке перед смертью отца? – спрашиваю я, понимая, что, возможно, именно потому это имя всегда казалось мне знакомым. Как я могла их не запомнить? Но, опять же, это была первая из папиных вечеринок, на которой я присутствовала, и основную часть вечера я провела взаперти наверху.
– Да, – говорит мама, – они все время были здесь.
И по тому, как она делает паузу перед словами «все время», как поворачивается, чтобы посмотреть на меня, я понимаю, что она имеет в виду.
Моя мама знает. Она всегда знала. Мир вокруг меня вдруг чернеет.
Не знаю, сколько времени проходит, но когда я снова обретаю способность осознавать окружающее, я лежу в ванне, а мама стоит на коленях рядом со мной. В руках у нее мочалка. Вода горячая, и я вижу, что мои пальцы набухли и стали фиолетовыми, словно сливы. Интересно, как долго я здесь валяюсь?
– Мама?
– Ты очнулась… – Она мягко улыбается.
– Как я сюда попала? – Я чувствую себя растерянной и сбитой с толку.
– Всё в порядке. Постарайся успокоиться. Иногда наше тело может отключиться, это способ справиться со стрессом. Это не обморок, а что-то вроде оцепенения. Нашему мозгу нужно время, чтобы переварить ситуацию без оглядки на внешний мир. Мы уходим в себя и теряемся где-то там, в глубине.
– С тобой такое уже случалось?
– Случалось. Несколько раз, – отвечает мама, отводя взгляд. – Ванна всегда помогает мне вернуться к реальности, поэтому я решила попробовать это на тебе.
Я тянусь, чтобы взять ее за руку. Вода капает на пол. На мгновение, когда капли падают и растекаются по плитке, они кажутся мне красными, как кровь, но я моргаю и снова смотрю на них – это просто вода.
– Ты сказала, что у тебя не было романа с Марком, и я тебе верю. Но я столкнулась с миссис Хикс, и она упомянула, что ты с кем-то встречаешься. О ком она говорила? – спрашиваю я, возвращаясь к тому, на чем мы остановились.
– А, миссис Хикс… От нее ничего не скроешь, – улыбается мама, и ее глаза блестят. – Его зовут Кен. Я познакомилась с ним во время игры в бинго в прошлом году. Мы иногда составляем друг другу компанию, и, честно говоря, приятно снова иметь рядом кого-то, с кем можно идти по жизни.
– Это серьезно? Мне следует с ним познакомиться?
– Если хочешь. Не сомневаюсь, он будет рад. – Я не отвечаю. Не уверена, что в данный момент хочу этого. – Давай, вылезай из воды. Ты пробыла здесь достаточно долго, – мягко продолжает мама, словно зная, что не стоит ожидать от меня слишком многого, и в этом моменте сквозит такая нежность, что это не успокаивает меня – вместо этого я чувствую прилив ярости. Сколько я себя помню, мама впервые разговаривает со мной так. Где она была, когда я больше всего в ней нуждалась? Боль снова захлестывает меня, и я спешу выбраться из ванны, прикрыться полотенцем и отстраниться от матери.
– Почему телефон Макса был спрятан в глубине моего шкафа? – Мой тон снова становится жестким. Требовательным. Равновесие восстановлено.
– Думаю, он готовился. – Мама произносит это медленно, словно обдумывая каждое слово.
– К чему?
– К тому, чтобы покинуть нас.
Боль настолько сильна, что я боюсь, как бы она не разорвала мою грудную клетку.
– Почему? Почему он так поступил?
«Почему он оставил меня одну?» – вот что я имею в виду.
– Джастина, я…
– Скажи мне, что произошло. Скажи немедленно.
Мне холодно стоять босиком, укутавшись в полотенце, но я не могу больше ждать ни минуты. Мне нужно знать правду. Мне нужно знать наверняка, виновата ли я в смерти брата. Не должна ли именно я поплатиться за его смерть.
– В то Рождество тебе помог не только Джейк. – Значит, она знала! Знала все эти годы. – Ты же знаешь, как они с Максом были дружны. Джейку понадобилась помощь, а он доверял Максу. Они оба очень любили тебя. Проблема в том, что в ту ночь мы были в доме не одни.
– Марк и Беверли тоже были там?
– Да. Они ушли, но потом Беверли вспомнила, что забыла свою сумочку. Макс, должно быть, оставил дверь приоткрытой, когда вернулся в дом, поэтому они обнаружили ее открытой и вошли внутрь. По словам Беверли, они слышали, как Макс и Джейк обсуждают случившееся, а когда услышали, как те спускаются по лестнице, спрятались в закутке, откуда наблюдали, как труп Джерарда выносят из дома и сажают в машину. Никто из нас не знал, что они были здесь, пока не стало слишком поздно.
– Они всё знали?
Мама кивает.
– Они требовали деньги. Сто тысяч фунтов. Я заплатила им, и на этом все завершилось. По крайней мере, на много лет. Они переехали за границу…
– В Португалию.
– Да. Но потом вернулись, и все началось заново. Не так давно они увидели тебя по телевизору. Это был тот самый случай с политиком. Его речь на выходе из суда показали в новостях Би-би-си. Ты попала в кадр, и они тебя узнали.
– И увидели в этом шанс. – В голове у меня словно щелкает выключатель. – Как иронично было увидеть меня в роли юриста по уголовным делам… Я не ошиблась?
– Мне жаль.
И снова я вспоминаю, как сильно ненавижу эту фразу. Из ее уст она звучит так пусто… Бессмысленно. «Мне жаль» – чего?
– И ты втянула в это Макса?
– Я не хотела, но они объявились у меня на пороге, когда Макс был здесь, и он отказался уходить.
И снова Макс остался здесь… Оказался в определенное время в определенном месте. Почему я не вернулась домой, когда он попросил?
– И что потом? Они потребовали еще денег?
Я хочу знать все. Все подробности. Я не хочу, чтобы меня щадили.
– Пятьдесят тысяч фунтов. Макс сказал, что разберется с этим, и не позволил мне вмешаться. Думаю, он чувствовал себя виноватым. Не в том, что защищал тебя, нет, – об этом он никогда не жалел. А в том, что происходило раньше. Что он не защищал тебя до той ночи.
– Он не обязан был меня защищать.
– Нет, – соглашается мама, глядя прямо на меня. – Это была моя обязанность.
Я не знаю, что ответить; знаю только, что не могу говорить с ней об этом. Мне не хватит сил, чтобы встретиться со всей этой болью лицом к лицу, заговорить о ней вслух. Вместо этого я продолжаю задавать вопросы. Перекрестный допрос – это то, что я хорошо умею.
– Что произошло дальше?
– Я точно не знаю. Он ни во что не посвящал меня. Но я наблюдала, как это терзает его, день за днем. Неделя за неделей. Он начал пить и замкнулся в себе. Когда Джейк вернулся в город после смерти своей матери, для Макса это было уже чересчур. Я думаю, что это просто раздавило его. Вся эта боль. Все эти тайны. Он стал совсем не похож на себя и в итоге потерял работу. А потом они снова потребовали деньги. Еще пятьдесят тысяч. Через несколько дней были найдены их тела. А спустя месяц Макс утонул.
– Ты думаешь, он покончил с собой?
– Думаю, его погубило чувство вины за убийство Марка и Беверли Рашнелл, – отвечает она.
Наконец-то кусочки головоломки сложились воедино: восемнадцать лет назад Макс помог Джейку скрыть смерть моего отца, а затем Джейк помог Максу заставить Рашнеллов замолчать раз и навсегда. Вот почему Джейк побывал на месте преступления.
Пусть не он, а Макс нажал на спуск, но точно так же, как Джейк прикрывал меня все эти годы, он прикрывал – и продолжает прикрывать – Макса.
ПреждеМакс-брат
Когда Рашнеллы в третий раз попросили денег, стало ясно, что они не собираются останавливаться. Стоуны уступили уже дважды, и теперь супруги знали, как легко ими манипулировать. Хотя между первой и второй выплатами прошло почти два десятилетия, новое требование поступило менее чем через четыре месяца после предыдущего.
Они в молчании ехали из Молдона в сторону Суррея. Номер 34 по Черри-Три-гроув – дом Рашнеллов – был красив. Пригородный дом на две квартиры с четырьмя спальнями. Вдоль подъездной дорожки росли идеально подстриженные, аккуратные кусты, а у дверей лежал коврик с надписью «ПОГОДИ НЕМНОГО». Дверной звонок, пропевший дружелюбную мелодию, возвестил об их прибытии. По внешнему виду дома совершенно невозможно было предположить, что его хозяева виновны в разрушении семьи Макса.
На этот раз была их очередь явиться без приглашения, и Макс с удовольствием наблюдал потрясение, отразившееся на лице Беверли Рашнелл, когда та открыла дверь. Теперь она уже не выглядела самодовольной или похожей на акулу; элемент неожиданности сыграл свою роль.
– Мы войдем? – произнес Макс, протиснулся мимо нее и, ориентируясь на звук, направился на кухню, где Марк готовил обед.
Все утро Макс представлял себе, как пройдет эта встреча.
Они твердо решили положить этому конец. Им просто нужно было снова взять контроль над ситуацией в свои руки. Обводя взглядом дом, Макс был уверен, что все получится – Рашнеллы выглядели вполне обычными обывателями, и он мог предположить, что они просто повели себя как люди, которые никогда не предполагали, будто способны на подобное. Он надеялся, что, несмотря на все случившееся ранее, в основе своей они были разумными людьми.
Вот только планы не всегда воплощаются, а люди полны неожиданностей.
Воздух казался густым и наэлектризованным.
Рашнеллы не были безобидными жителями пригорода – их преимущество заключалось в том, что они просто прикидывались таковыми, скрываясь под маской нормальности. По мере того как разгорался спор, Макс чувствовал растущий страх. Больше всего его пугало то, что для Рашнеллов все было наоборот. Они словно наслаждались противостоянием. Они наслаждались борьбой. Макс чувствовал, что вместо того, чтобы взять ситуацию под контроль, он теряет его быстрее, чем можно было представить.
– Это должно прекратиться. Мы не можем и дальше изыскивать огромные суммы денег. Вам уже заплатили. Дважды. Это полное безумие.