– С ней всё в порядке, – говорю я, уверенно кивая и понимая, что впервые могу честно ответить на вопрос Ноя о моей маме.
– Ну, тогда… – Он радостно улыбается, подходит ко мне и подхватывает мой чемодан. – Пойдем в дом.
Глава 43
Декабрь 2023 года
Рождественский сезон всегда приносит с собой смешанные эмоции. В некоторые годы я справляюсь с ними лучше, в другие – хуже. В общем и целом стараюсь принимать его таким, какой он есть, и мне легче оттого, что Ной искренне верит в Рождество. Не в религиозном смысле. Он верит в рождественское волшебство. Обычно мой ужасно благоразумный муж примерно на двадцать шесть декабрьских дней в году превращается в рождественского эльфа, только ростом с человека, – по-другому я не могу это выразить.
Не будь его энтузиазм по поводу Рождества настолько заразительным, я не уверена, что смогла бы оставить прошлое в прошлом. Особенно когда речь идет об огромном количестве вечеринок, на которые нас постоянно приглашают. Ежегодная традиция наших лондонских друзей – отмечать начало декабря первой рождественской вечеринкой в сезоне; по идее, это как выстрел из пушки на старте гонки. В этом году наша очередь первыми принимать гостей, и скоро наш дом будет полон веселья.
– Всё в порядке? Шарлотта и Роб только что приехали, и я решил принести тебе вот это, – говорит Ной, входя в спальню; на голове у него надеты очаровательные уши Олененка Рудольфа. Он протягивает мне бокал шампанского.
– Замечательно, спасибо. Я спущусь через минуту.
– Не медли. Роб уже принялся за пироги с мясом, так что придется поторопиться, если хочешь, чтобы тебе хоть что-то досталось.
И он уносится галопом вниз по лестнице как раз в тот момент, когда дверной звонок возвещает о прибытии очередных друзей.
Я смотрю на бокал с шампанским, зажатый у меня в пальцах, и, не сделав ни глотка, ставлю его на туалетный столик. Открываю верхний ящик. Роюсь в нем, пока не нахожу то, что ищу.
Оно спрятано в носке, и, вытащив его, я, наверное, в миллионный раз смотрю на простую белую пластиковую палочку, лежащую передо мной. На первый взгляд она кажется вполне безобидной, но этот маленький кусочек пластика способен изменить всю мою жизнь. Хочу ли я этого? Я знаю, что Ной будет в восторге. Не будет задаваться вопросом о том, что делать дальше. Но как насчет меня?
Я еще не сказала ему, что беременна. Не хочу обнадеживать его. А еще не хочу сообщать ему ничего, пока не узнаю, что я сама чувствую по этому поводу. Способна ли я быть лучшей матерью, чем была моя? Что, если мой ребенок станет таким же, как я?
Но я не могу продолжать игнорировать явные признаки, и не в последнюю очередь потому, что одежда уже сидит на мне не так, как раньше. По моим собственным подсчетам, я примерно на двадцатой неделе беременности, может быть чуть больше, и знаю, что времени у меня в обрез. Мне нужно принять решение. Отчасти меня беспокоит сканирование и то, что могут показать результаты анализов, – что этот ребенок был зачат в ту неделю, когда проходил «грязевой забег» и день рождения Шарлотты. Я бы хотела, чтобы никаких сомнений не возникало… чтобы я точно знала, что Ной – отец этого ребенка. Но я усвоила – прочнее и раньше, чем большинство людей, – что ошибки случаются, и как бы сильно тебе ни хотелось изменить прошлое, нужно продолжать двигаться вперед.
И вот я думаю об этом, о насущной необходимости постоянно идти вперед, и в конце концов решаю принять этот факт. Двигаться вперед и не позволять прошлому диктовать мне будущее.
Это дитя – мое.
И его отцом будет Ной.
Глава 44
Я ощущаю прилив бодрости, когда наконец-то возвращаюсь в гардеробную здания суда, – несмотря на то что все еще чувствую усталость после вчерашней вечеринки. Это всего лишь мелкое судебное дело, ничего выдающегося, и хотя я даже не веду его, я все равно признательна за новый старт, который открывает мне дорогу к прежней жизни. К той, в которую я еще недавно не надеялась вернуться. День прошел хорошо – по крайней мере, по моим нынешним меркам. Сегодня не слышалось никаких ехидных комментариев, которые больше пристали бы подросткам в школьной раздевалке.
За последние несколько дней температура воздуха резко упала. Еще не пробило четыре часа дня, но на улице уже темно. Я натягиваю пальто и торопливо спускаюсь по каменным ступеням. Мой подбородок низко опущен, чтобы ветер не задувал в лицо, поэтому я замечаю его только тогда, когда он оказывается почти вплотную ко мне.
– Слежка из кафе? – спрашиваю я.
– Что-то вроде того, – отвечает Отис.
Это напоминает мне о том дне, когда я выслеживала Кристину Лэнг, и заставляет задуматься, как многое изменилось с тех пор: я снова работаю в суде. Ничего впечатляюще интересного и уж точно ничего достойного газетной публикации, но фундамент моей жизни наконец-то снова обрел прочность. Ной даже начал раз в месяц посещать вместе со мной сеансы у Айи, и мне кажется, что у нас действительно что-то получается. Постепенно я учусь допускать его в свою жизнь. Я твердо намерена сделать все, чтобы это сработало, – не только ради нашего будущего, но и ради нашего ребенка.
Плотнее закутываюсь в пальто. Оберегая ее, как будто она тоже может замерзнуть на этом холоде. «Она». Я улыбаюсь. Я слишком самонадеянна, однако уверена, что ребенок, растущий внутри меня, – девочка.
– У тебя есть время поговорить? – В голосе Отиса звучит беспокойство, но я уже понимаю, что он приехал сюда не просто так. Что бы он ни собирался мне сказать, это, должно быть, важно.
– Я бегу из одного суда в другой, так что ты можешь обсудить это по дороге к метро.
– Конечно, – говорит он, и мы спешим в сторону станции «Блэкфрайерс».
Я не знаю, что Отис хочет мне рассказать, но понимаю, что это, скорее всего, связано с тем, что произошло летом, ведь сейчас мы ни над чем не работаем совместно – те судебные процессы, которыми я на данный момент занимаюсь, не стоят его таланта.
– Что ты нашел?
С тех пор как покинула Молдон, я больше не просила его ни о чем. Насколько мне было известно, я получила все необходимые ответы, и пора было наконец двигаться дальше.
– Я работал над одним крупным делом, и в нем было задействовано некое ООО. В общем, суть в том, что я вычислил, как отследить, кто его создал, а также кто вносил каждый платеж на счет ООО, и это заставило меня вспомнить о «Маленькой трастовой компании».
Мы уже на станции, и Отис проходит вслед за мной через турникет и спускается на платформу.
– Но мы уже знаем, что это сделал Макс, – напоминаю я.
– Ты знаешь, что я бесценен именно потому, что ничего не принимаю как данность.
Это правда. Я начинаю скрипеть зубами, не желая знать, что именно он намерен сказать. Только не сейчас. Я не хочу возвращаться к этому сейчас, когда у меня есть важное дело, которое никто не сделает за меня: я собираюсь стать матерью.
Слышу, как поезд мчится к платформе через тоннель, и мне хочется, чтобы он поторопился; чтобы я успела сбежать до того, как Отис разрушит то, чем я живу сейчас.
– Ты говорила, что твоя мать сказала тебе, будто Макс отстранил ее от дел, когда Марк и Беверли появились на пороге ее дома после возвращения из Португалии?
– Верно.
Думаю, Отис чувствует мое желание уйти немедленно и понимает: мне понадобится время, дабы переварить то, что он скажет. Он делает паузу, прежде чем заговорить снова, ожидая, пока поезд с гулом не промчится мимо нас, втягиваясь на платформу, и только потом продолжает:
– Вот только это вранье. Я проверил: последний платеж на счет Рашнеллов поступил от Эвелин, а не от Макса.
– Хорошо, что ты хочешь этим сказать?
Я снова прокручиваю в голове все подробности, но не могу понять, в чем смысл. Мама сказала, что Макс после второго платежа сам решил разобраться с Рашнеллами. Что все это значит?
– Джастина, – произносит Отис, – я думаю, что вовсе не Макс убил Марка и Беверли Рашнелл. Я полагаю, это сделала твоя мать.
Я благодарна ветру, поднятому встречным поездом, – ветру, который пронизывает меня, напоминая, что все это происходит в реальности, и удерживая меня в настоящем времени. Вхожу в вагон и поворачиваюсь лицом к дверям, наблюдая за Отисом, который остается на платформе. По его глазам я вижу, что он сожалеет. Ему больно было рассказывать, что мама снова солгала мне.
– Что ты собираешься делать? – спрашивает Отис, но я не успеваю найти нужные слова, чтобы ответить: двери закрываются и поезд отъезжает от платформы.
ПреждеЭвелин-мать
Эвелин вела машину, пока Макс сидел на пассажирском сиденье, сгибая и разгибая пальцы. Она заметила, что эта привычка появилась у сына совсем недавно. Раньше у него не было подобного обыкновения, но с тех пор, как он узнал о Рашнеллах, в нем стали происходить мелкие перемены. Мелкие – но они накапливались и превращались в крупные. Эвелин была его матерью; она должна была замечать такие вещи. А главное, она должна была прекратить это.
Эвелин гадала, что так тяготит его: чувство вины или ответственность? Он всегда был очень добрым мальчиком и, повзрослев, не потерял этого качества. Но вкупе с добротой шла излишняя мягкость души. Она знала, что он уже много лет старается выработать в себе привычку быть твердым и решительным, но суть человека изменить невозможно, и Эвелин понимала, как сильно он отличается от нее.
Джастина тоже хотела бы считать себя такой же, как он, но она была куда больше похожа на свою мать, чем ей казалось. Эвелин надеялась, что однажды Джастина увидит в себе отражение собственной матери и поймет, ради чего все это было. Что на самом деле все это было ради нее.
Но сегодня не время для откровений. Сегодня она должна была стать той матерью, которой ей следовало быть всегда. Эвелин осознавала: количество времени, которое понадобится Джастине на то, чтобы разобраться во всем, зависит от того, насколько хорошо она, Эвелин, исполнит свой материнский долг.