ь ему сделать то, о чем он потом пожалеет. Ты должна мне поверить. Он хотел пойти в полицию и сдаться. Чувство вины разъедало его изнутри. Мне просто нужно было выиграть время. Я думала, он послушает меня… Думала, если я буду заботиться о нем, то в конце концов с ним все будет в порядке…
– А когда он не послушал? – Это та часть, которая меня по-настоящему пугает.
– Я забрала у него телефон и заперла его в спальне. Честное слово, Джастина. Я просто хотела защитить его. Я не думала, что он вылезет через окно. – Мама допивает остатки своего бурбона и повторяет: – Мне просто нужно было выиграть время.
Я отодвигаюсь от нее еще дальше. Хотя я и так сижу на другом диване, мне кажется, что это недостаточно далеко. Мой отец, моя мать… В моих жилах течет дурная кровь.
– Но ведь это еще не всё, правда? – Мой голос намеренно бесстрастен. Я не могу позволить себе чувствовать эту боль слишком сильно.
Я не могу позволить этой боли утопить меня, иначе есть серьезная вероятность того, что я никогда не смогу вернуться к жизни. Даже у меня есть свои пределы, и почему-то думать, будто я виновата в смерти Макса, было легче, чем представить, что в ней виновата моя мать. Я и так знала себя, знала, что способна на такие ужасные вещи. Совсем другое дело – верить, что мать виновата в смерти своего ребенка…
– А, ты говоришь о Джейке? – Она смотрит на меня, и я вижу, что ее лицо выражает печаль. Да, это именно печаль, но я не чувствую и следа сожаления.
– Если это вы с Максом побывали в доме Рашнеллов, то почему перед судом по обвинению в двойном убийстве предстал Джейк, а не ты? Ты позволила мне поверить, будто в тот день к ним отправились Макс и Джейк.
– Ты должна понять, что работа матери – защищать своих детей, – говорит она, спрятав руки в складку платья между бедер. Ее глаза горят яростной решимостью, которой я раньше никогда не замечала.
ПреждеМакс-брат
Макс не мог перестать прокручивать в памяти эту картину. Кровь. Плоть. Крик. Две пары мертвых глаз, которые, казалось, до сих пор продолжали следить за ним. Даже сейчас они смотрели на него. Он чувствовал, как их взгляд ползет по его коже.
«Мы знаем, что ты сделал».
Он даже не знал, что у матери был с собой пистолет. О чем она только думала? И как только решилась его применить? Каждый раз, когда он смотрел на нее, ему казалось, будто это совершенно другая, незнакомая, женщина.
В его сознании существовали две версии матери – «до» и «после». Мать и убийца. Конечно же, это разные личности, верно? Должно быть, он ошибается. Заблуждается. Возможно, виной всему выпивка – хотя, даже понимая, что нужно остановиться и протрезветь, он не мог это сделать.
Все, что произошло после второго выстрела, было неразберихой, чередой образов, которые он не мог осмыслить. Стоп-кадры без всякого контекста. Так вот каково это – потерять рассудок?
С момента убийства Максу не удавалось вырваться из маминого дома, и, если он правильно вел счет, прошел уже почти месяц. В данный момент он не был уверен: то ли сам не хотел уходить отсюда, то ли ему не разрешали это сделать.
Макс понимал, что мать беспокоится о нем. Он не очень-то хорошо перенес случившееся. Но чего она ожидала? Она сказала ему, будто это ради его же блага. Что это временно. Что до тех пор, пока он не переживет случившееся, ему лучше оставаться с ней. Пусть все, что связано с арестом Джейка, утихнет.
Его поразило, в какой изоляции он оказался с того момента, как Рашнеллы снова вторглись в их жизнь. Он отпугнул Джастину, оттолкнул Джимми и умудрился потерять работу. Не осталось никого, кто скучал бы по нему.
Макс расхаживал по своей старой комнате. И не мог остановиться. Если он останавливался, то глаза, наблюдавшие за ним, начинали прожигать его плоть. Он ходил туда-сюда, проделав это столько раз, что сбился со счета. Более того, вообще потерял ощущение времени. Но сегодня, когда он бродил от стены к стене, его мысли начали обретать упорядоченность. Если хорошенько напрячься, в воспоминаниях появлялся какой-то смысл. Марк и Беверли. Так их звали. У них был певучий дверной звонок.
И еще было что-то, связанное с Джейком. Время от времени, без предупреждения, воспоминания о поступке матери – об аресте Джейка – внезапно возвращались к Максу, и он корчился от боли, чувство вины становилось физически невыносимым. Конечно, мать не посвятила его в свои планы – несомненно понимая, что он попытается остановить ее. Это было просто смешно: все эти годы они с Джастиной считали свою мать бесхребетной, и вот до чего дошло теперь: он стал марионеткой, а она – его кукловодом…
Нет. Проще было забыть. Макс желал лишь, чтобы все это так и осталось в прошлом. Он не мог жить, зная, что они натворили. Именно в такие моменты ясности, когда туман в голове рассеивался, Макс пытался сбежать. Это звучало драматично, но было правдой.
Потому что, попросту говоря, мать не позволяла ему уйти.
Ты нездоров.
Я просто помогаю тебе поправиться.
Скоро все встанет на свои места.
Но он знал правду. По крайней мере, иногда знал. Сегодня был один из таких дней, и Макс повторял про себя: «Марк и Беверли мертвы. Моя мать – убийца. Она подставила Джейка».
Он остановился у зеркала, встроенного в дверцу гардероба. На него смотрело незнакомое лицо. Опухшее от долгого пьянства – он начал пить с того момента, как впервые узнал о Рашнеллах, – с темными кругами возле глаз от недосыпания. Ему нужна была помощь. Макс достал телефон и написал Джимми – единственному человеку, на которого, как он надеялся, можно было положиться.
Он знал, что Джимми зол на него за потасовку в его пабе. Макс до сих пор чувствовал себя виноватым. Именно Эвелин предложила ему встретиться с Джейком. Она сказала, что Макс должен попытаться уговорить его снова уехать, беспокоясь о том, что Джейк слишком долго находится в городе, а это опасно для всех: если Рашнеллы узнают о его присутствии, они могут найти способ шантажировать и его. Джейк воспринял это не очень адекватно: ему во второй раз посоветовали уехать. Он ответил: «Прошлое осталось в прошлом».
И Макс не мог ничего объяснить, не втягивая Джейка во все происходящее, – а он не собирался это делать. Вместо объяснений выплеснул на бывшего друга свою ярость и страх. Он не смог сдержать себя. Джейк не был ни в чем виноват, но Макс сломался, и вся злость, которую он испытывал по отношению к Марку и Беверли, вырвалась наружу, и тогда он набросился на Джейка и прижал его к стене.
Он не хотел этого, но в последние четыре месяца, с тех пор как в их жизни снова объявились Рашнеллы, ему казалось, что все идет прахом.
Может быть, он уже начал сходить с ума от происходящего, еще тогда – до убийств. Ведь именно об этом ему твердила Эвелин – о том, что от стресса он потерял душевное равновесие.
Да, он сожалел о потасовке в пабе Джимми, но они дружили много лет, и Джимми никогда не мог долго злиться на Макса. И это было важно: ведь Макс знал, кто убил Рашнеллов.
Ему следовало бы сразу обратиться в полицию, но, глядя на свое отражение, он понимал, что выглядит не слишком благонадежно. Нет, сначала ему нужно было как-то разобраться в себе. Если б только он мог выбраться из дома!
Мать принесла ему ужин на подносе, погладила по щеке и сказала, что ему следует пить больше воды. В этот момент она заметила у него в руках телефон.
– Могу ли я тебе доверять? – спросила она. – То, что я сделала, я сделала ради тебя и Джастины. Ты должен мне верить.
– Ты убила их.
– Я считаю, что они сами себя убили.
– Они этого не делали.
– Но именно это они и сделали, Макс, угрожая уничтожить нас таким вот образом. Я не заставляла их так поступать.
– Так не пойдет. – Он услышал, что его голос стал громче. Настойчивее. Может быть, это не он заблуждался, а она. – Я ухожу.
– Тебе плохо. Тебе нужно остаться здесь.
– Я в порядке.
– Нет, Максвелл Джордж Стоун, ты никуда не пойдешь. Только не в таком состоянии. – Макс был удивлен тем, какой внушительной она казалась сейчас. Откуда в ней взялась подобная сила? – А теперь, – продолжила мать, – дай мне свой телефон. Ты нездоров, только и всего, – повторила она, на сей раз мягче.
И снова он почувствовал, как мертвые пустые глаза всматриваются в него из угла комнаты. Это вызывало боль, от которой хотелось разорвать собственную плоть. Как будто, сделав это, он мог снова спрятаться глубоко внутри собственного «я». Он чувствовал, как слабеет, как из него начинает улетучиваться эта минутная уверенность в себе.
Эвелин наклонилась, взяла с кровати запечатанную банку пива и, открыв ее, протянула ему в обмен на телефон.
– Ты всегда был таким хорошим мальчиком, – произнесла она, выходя из его комнаты и закрывая дверь.
И заперев ее за собой.
«К черту быть хорошим! Я хочу быть крутым!» – эхом прозвучал в его памяти голос пятнадцатилетнего Джимми.
Джимми. У них есть план. Мать забрала его телефон, но Джимми пообещал, что они встретятся после его смены у причала.
Макс следил за тиканьем часов на стене, отсчитывая время до побега. Он прислушивался к шагам матери, пока та укладывалась спать.
Стена за окном поросла колючими побегами лозы. Это будет нелегко, но Макс был уверен, что справится. Более того, он знал, что у него нет выбора: он должен был уйти отсюда.
Глава 46
Моя мать сидит совершенно неподвижно, рассказывая о том, каким нервным был Макс в преддверии дня убийства и каким сломленным он стал после. Она едва берет паузы, чтобы перевести дыхание, когда говорит, будто все сделанное ею было направлено на то, чтобы защитить его от самого себя.
Неужели она так жестко держит себя в руках лишь потому, что боится сорваться?
Поскольку теперь я вижу это в ней: не холодность сковывает ее, заставляя казаться неприступной и отстраненной, а страх.
– Ты боялась папу?