Это была идеальная «уловка‑22» [10]; все, что ей нужно было сделать, – это спланировать, подготовить и осуществить.
Те три часа, которые требуются присяжным для вынесения вердикта, я изо всех сил цепляюсь за тот факт, что Джейк тоже виноват в случившемся восемнадцать лет назад.
Все шумно возвращаются в зал суда, а я до последней минуты стараюсь держаться в тени, не желая привлекать к себе внимание. Но когда снова занимаю свое место, ощущение, что за мной наблюдают, начинает покалывать мою кожу, и я обвожу взглядом зал.
И замираю.
Заставляю свое лицо принять выражение спокойствия.
Когда она приехала? Сержант Сорча Роуз не улыбается, но я вижу: она довольна моей реакцией. Она надеялась, что я замечу ее. Рядом с ней сидит мужчина, и в нем я узнаю журналиста с набережной, того самого, который пытался расспрашивать меня у маминого дома. Так вот что она имела в виду, заявляя, будто журналисты не подчиняются тем же правилам, что и полиция… Выполнила ли она свою угрозу? Продолжила ли расследовать дело отца, хотя официально оно так и осталось закрытым?
Что им известно?
Судья просит присяжного, назначенного председателем жюри, встать и огласить вердикт, но я не смотрю на него. Я не могу отвести взгляд от того места, где на скамье подсудимых сидит Джейк Рейнольдс, запертый в стеклянной клетке.
Бо`льшую часть сегодняшнего дня я рассматривала его лицо. Наблюдала за тем, как иногда он моргает – неестественно медленно, словно надеясь, что, когда он снова откроет глаза, все это окажется сном. Как раз перед тем, как присяжный начинает говорить, кто-то разражается приступом кашля, и Джейк вскидывает взгляд к галерее, чтобы посмотреть, что происходит. До этого он не поднимал глаз. Я знала, что ему не нравится идея быть развлечением для кого-то, и потому он избегал смотреть на галерею. Но теперь, когда его вынуждают взглянуть в эту сторону, я вижу, как он обшаривает взглядом каждый ряд. Он кого-то ищет? Неужели меня?
Я сижу в третьем ряду, на втором стуле справа, и проходит совсем немного времени, прежде чем его глаза встречаются с моими. Интересно, видит ли он отсюда, что я беременна? За несколько недель, прошедших после того, как я сообщила Ною новость, я сильно пополнела, и, судя по результатам недавнего сканирования, сейчас нахожусь на второй половине срока.
Когда-то я испытывала удивительное чувство, поймав на себе взгляд Джейка Рейнольдса, но сейчас мне кажется, что моя грудная клетка проминается внутрь. Удушье. Если раньше меня словно пронизывал электрический разряд, то теперь в мое тело словно вонзаются острые ножи. И все же я не могу отвести взгляд.
Утешит ли его то, что я здесь?
В голове проносится текст письма, которое Отис вручил мне, и я думаю, что для Джейка мое присутствие, возможно, выглядит скорее как оскорбление.
Дорогая Джастина!
Что ж, это неожиданно, хотя, учитывая обстоятельства, я знал, что пройдет не так много времени, прежде чем ты снова найдешь меня.
Я понимаю, что ты хочешь получить ответы на многие вопросы, но знай: я никогда не ненавидел тебя и определенно не хотел тебя бросать. Та ночь была полным хаосом, а мы были слишком молоды. Мы наделали ошибок. Я хотел защитить тебя, но одновременно испугался того, что мы совершили. И поэтому убедил себя, что, оставив тебя, я неким извращенным образом спасаю тебя.
На самом деле, возможно, я просто пытался спасти себя самого.
Я действительно думал о возвращении домой, и в первые несколько лет у меня были некоторые колебания, но та вечеринка затронула не только тебя. Она изменила и меня, и каждый раз, когда я думал о том, чтобы связаться с тобой, не мог заставить себя сделать это. Чем больше времени проходило, тем труднее мне становилось. В конце концов мне понравилась свобода – свобода быть кем-то другим. Увидев, как ты живешь в Лондоне, я тоже захотел жить так, без оглядки на былое. Я никогда не говорил ни маме, ни папе, что сменил имя. Для них я оставался Джейком. Но в остальное время мне было проще забыть о прошлом, будучи просто Брэдом.
Я не могу ответить на твои вопросы, ведь мне известна только часть истории, но если я все еще знаю тебя – и почти уверен в этом, учитывая, что ты нашла способ для общения, – ты сможешь отыскать ответы сама, а когда отыщешь, тебе придется принять решение.
Я знаю, что я сделал и чего не делал. Я также знаю, что мне нужно делать сейчас. У меня не было особого выбора.
А у тебя? Ты еще можешь принять решение. Ты еще можешь изменить ход событий.
Твой Джейк
Мы продолжаем смотреть друг на друга, хотя я уверена, что для него это так же болезненно, как и для меня. Мое присутствие здесь и сам факт, что процесс дошел до этой стадии, подтверждают, что я решила хранить свои тайны. Что я решила рискнуть его жизнью. Позволить суду вынести приговор.
Слова вердикта эхом отскакивают от стен: «Мы признаём подсудимого виновным в убийстве Марка и Беверли Рашнелл».
ПреждеДжейк-любовник
Джейк не ожидал, что его мать за долгие годы успела накопить столько вещей. Это была не его вина: ему никогда раньше не приходилось наводить порядок в доме. К тому же ему пришлось заниматься неимоверным множеством бумажной волокиты. «Завещание» и «душеприказчик» – слова, которые он даже не слышал, пока не умерла его мать.
Джейк надеялся, что сможет уехать через две недели, но прошло несколько месяцев, а он все еще торчал в Молдоне, перебирая памятные вещицы детства, о которых давно забыл. Конечно, после отъезда в Глазго он продолжал поддерживать связь с семьей, но со временем это общение сократилось. Он не выдерживал постоянных расспросов. Где он? Почему уехал? Когда вернется? Ложь опутывала его со всех сторон. Отец и мать Джейка во всем винили Джастину, полагая, будто она причинила ему такую боль, что он больше не может находиться в Молдоне. И они не были не то чтобы совсем неправы. То, что он совершил, сделало невозможным его пребывание здесь.
Прошло два месяца, а гараж по-прежнему был забит коробками. Джейк просидел там почти весь день и уже собирался уйти спать, когда заметил сумку. Нельзя сказать, чтобы она была спрятана – просто зажата между двумя коробками в углу. Он решил, что сумка принадлежит его отцу, и был заинтригован тем, что в ней могло оказаться. От отца осталось совсем немного вещей. Похоже, его мать хранила почти все связанное с самим Джейком, но занимала куда более жесткую позицию, когда речь шла о вещах отца.
Он поднял сумку с пола, не заметив, что, в отличие от всего остального в гараже, она не покрыта слоем пыли, и с нетерпением расстегнул молнию.
Он не сразу понял, что терпкий железистый запах – это запах крови. Возможно, если бы Джейк осознал это раньше, он не стал бы с такой готовностью хвататься за то, что находилось внутри. Но он не задумываясь сунул руку в карман сумки и вытащил предмет, в котором с изумлением опознал свою собственную черную бейсболку. Ту самую, которую он искал всю прошлую неделю и никак не мог найти. Как она оказалась здесь? И почему? Сбитый с толку, он пошире раскрыл сумку и заглянул внутрь.
Пистолет.
На дне сумки лежал настоящий пистолет. Он мог попасть в этот гараж только после того, как Джейк в последний раз надевал бейсболку.
Что происходит?
Он не мог соображать. Более того, едва мог дышать. Выскочив из гаража и все еще сжимая в руках сумку, Джейк помчался вверх по лестнице, судорожно ища, куда бы ее спрятать. Он вспомнил, что отец всегда прятал самые ценные вещи под расшатанную половицу под кроватью, и направился в комнату, которая когда-то была спальней его родителей. Он сдаст находку в полицию, но сначала нужно выяснить, какое отношение все это имеет к нему.
Джейк слишком поздно понял, что Макс не случайно предложил ему встретиться, чтобы выпить, и что именно с тех пор он никак не мог найти свою бейсболку. Идя в паб, Джейк надел другую кепку, однако был уверен, что в то утро оставил эту на кресле. Когда он вернулся, ее там уже не было. Джейк подумал, что это странно, но решил, что, наверное, что-то перепутал. Позже он понял, что Эвелин, зная, что он ушел на встречу с Максом, должно быть, воспользовалась возможностью проникнуть в его дом и забрать что-то из его вещей.
Чтобы подставить его.
Преднамеренно.
Но как?
Как все эти улики оказались в его гараже?
Он снова и снова прокручивал в голове момент ареста – три недели спустя после ссоры с Максом, – когда сидел в холодной сырой камере в ожидании допроса. У него было только два ключа от маминого дома. Когда полицейские выгребли все его вещи и запечатали их в прозрачный пакет, они забрали у него один ключ. Но, насколько он помнил – и был уверен, что не ошибся, – в тот момент, когда его выводили из дверей и он бросил последний взгляд через плечо на покинутый дом, на вешалке для ключей все еще висели два ключа. В сумме – три. Лишний ключ блестел на фоне стены. Тот, которого прежде там не было.
Насколько Джейк знал, единственным человеком, у которого имелся ключ от дома его матери, была Джастина. С тех времен, когда они были почти неразлучны. Он не мог заставить себя поверить, что Джастина могла его подставить. Но Эвелин… Она, должно быть, каким-то образом завладела ключом Джастины. Джейк был в курсе, что Джастина в спешке покинула Молдон и больше не вернулась. Может, она забыла ключ у себя дома? Джейк полагал, что у нее не было причин брать с собой этот бесполезный предмет. Должно быть, Эвелин нашла его. И приберегла на черный день.
Джейк не сомневался, что она оставила этот ключ в качестве предупреждения. Она хотела, чтобы он знал – это сделала она. Это был способ заставить его молчать; только осознавая, что за всем стоит Эвелин, он мог понять, что ничего не сможет сделать. Что все это связано со смертью Джерарда, с единственной ошибкой, которую он когда-либо совершил. И теперь эта ошибка настигла его.