Похоже, Эллен знала о своем муже такие вещи, которых не знала Мари. Было время, когда они делились секретами, вместе готовились к контрольным, пекли шоколадное печенье.
— Я позабочусь о нас, — сказал Бенуа Донель.
Он дышал часто и тяжело, как будто у него вот-вот случится сердечный приступ. Глаза у него были испуганные, взгляд дикий. Он бездумно смотрел, как Людивин мечется по машине. Потом поднял руку и вытер кровь со щеки. Мари сжала его ладонь в своей.
— Merci, [34] — сказал Бенуа.
Мари не выпустила его руку.
Возвращение в город заняло гораздо меньше времени, чем утренняя поездка. Кошка постепенно успокоилась и принялась расхаживать туда-сюда.
Мари показалось, что она узнает улицы, по которым они проезжали. Когда такси остановилось, она увидела, что они снова находятся возле дома Лили Годе.
— Нет! — воскликнула Мари.
— Мы поедем в отель, — сказал Бенуа. — Эллен позвонит в банк и найдет нас. Voilà. Fini. [35] Все кончено. Наша grande [36] история любви. Un désastre. Merde, merde, merde. C’est tout. [37]
Даже Бенуа Донель теперь заговорил по-французски, хотя никакой нужды в этом не было. Он говорил с ней, Мари.
— Она нашла тебя в квартире твоей бабушки, — заметила Мари. — Почему она не может найти тебя у Лили?
— Она ничего не знает о Лили.
Это было уже кое-что. Но все равно мало. К тому же Бенуа был недостаточно умен, чтобы перехитрить свою жену. Плюс у него не было собственных денег.
— Что такое merde? — спросила Кейтлин.
Мари улыбнулась. Ребенок схватывал французские ругательства на лету. Умная девочка. Вундеркинд.
— У меня есть деньги, — сказала она. — Наличные. Доллары. Я заплачу за отель. Сама. Мы можем поселиться в отеле. И принять ванну.
Бенуа наконец-то посмотрел на Мари с неподдельным интересом.
— Может быть, — сказал он. — Peut-être. [38] Отель. У тебя есть деньги? Сколько? — Не дожидаясь ответа, он вытащил из кармана горсть скомканных купюр. — Но сначала я должен выпить.
Он заплатил таксисту, и они вышли на вымощенную булыжником улицу. Бенуа держал уродливую, измотанную кошку, Мари держала за руку Кейтлин. Во всяком случае, они вернулись в настоящий Париж; выбрались с этого ужасного социального дна. Такси рвануло с места с такой скоростью, что Мари вздрогнула. У нее все еще была Кейтлин, они все еще крепко держались за руки. И у нее еще оставался рюкзак. Где-то они потеряли дорожную сумку Кейтлин, Мари не знала где. В кафе. На лодке. В метро.
— Пэрис! — закричала вдруг Кейтлин. Ни Мари, ни Бенуа не поняли, о чем она. — Пэрис.
Ее глаза стали быстро наполняться слезами. Просто удивительно, что до сих пор она ни разу не заплакала, подумала Мари.
— Что такое? — спросила Мари. — Что такое, Фасолинка? Мы в Париже. Ты хочешь есть? Ты устала?
— Моя рыбка. Пэрис.
Рыбку они тоже потеряли. Бенуа нес ее вниз, все шесть лестничных маршей, но, должно быть, оставил на тротуаре, когда они садились в такси.
— Эта золотая рыбка, — в сердцах сказал Бенуа, когда Кейтлин заревела по-настоящему, — моя самая худшая идея.
— Я могу назвать парочку еще хуже, — съязвила Мари.
— Не будь такой жестокой.
— Нет, — усмехнулась Мари. Только сейчас она заметила, что на руке у нее тоже длинная кровавая царапина — сувенир от Людивин. — Я никогда не буду жестокой. Только не с тобой.
Бенуа присел на корточки перед Кейтлин и заглянул ей в лицо.
— Все хорошо, ma petite. Теперь у нас есть кошка. Это даже лучше. Она может быть твоей. Хорошо? Хочешь иметь свою собственную кошку?
Он протянул Кейтлин Людивин. На спине у кошки были залысины, один глаз залеплен гноем. Мари не хотела, чтобы Кейтлин прикасалась к ней. Она покачала головой, и Кейтлин отдернула руку.
— Тебе не нравится кошка? — спросил Бенуа.
Кейтлин покачала головой.
— Ладно, — сказал Бенуа. — Не трогай ее, если не хочешь. Давайте чего-нибудь выпьем. Попьем. Хочешь молока?
— Да.
Кейтлин всегда хотела молока.
— Мы закажем тебе макароны с сыром, — сказала Мари, хотя знала, что, возможно, и не сможет выполнить это обещание.
Они отправились в тот же самый ресторан, где ужинали накануне. Бенуа сразу заказал пиво, потом взял у официанта меню. Он не спросил Мари, что она будет.
— Мне тоже, — сказала Мари. — Пиво. И молоко. — Она показала на Кейтлин. — Пожалуйста.
Официант бросил на нее недовольный взгляд. Они что, полагают, что Мари, находясь в кризисной ситуации, будет еще и делать вид, что знает французский? Вставит парочку merci? Еще чего.
Он прекрасно понимает ее и без этого. Официант сказал что-то Бенуа, упомянув le chat, и между ними завязался спор. Официант говорил громко и показывал на дверь.
Мари увидела, что к ним направляется менеджер. Во всяком случае, мужчина, очень похожий на менеджера.
— Мне нужна твоя сумка, — сказал ей Бенуа.
— Зачем? В рюкзаке Мари находилось все ее имущество.
Кроме того, что там лежало, у нее не было ничего. Но Бенуа схватил его, расстегнул молнию и начал вываливать личные вещи Мари прямо на стол. Ресторан был простой, но элегантный, с полированной барной стойкой, зеркалами, деревянными столами и огромным зеркальным окном.
— Не надо, — сказала Мари.
Куча вещей на столе продолжала расти. Ее любимые джинсы, простое белое хлопковое белье, несколько пар аккуратно свернутых полосатых носков, мятое шелковое кимоно Эллен, «Вирджини на море», драгоценная книжка Мари, оставшаяся со времен тюрьмы; она все еще была реальна, она существовала, несмотря на правду, которую недавно узнала о ней Мари. Книга скрылась под другими вещами. Красное платье, пара футболок, тоненькая пачка писем, перехваченная резинкой. Письма были от Хуана Хосе, всего три, единственные письма, полученные ею в тюрьме. Ни в одном из них не было и тени намека на то, что он собирается покончить с собой.
Еще белье, бутылка кокосового шампуня. Зубная щетка и паста в прозрачном пластиковом футляре. Три серебряных браслета. Вся жизнь Мари была здесь, на столе во французском ресторане, выставленная на всеобщее обозрение. Маленькая и грустная коллекция, свидетельство ее существования.
Мари было стыдно и неловко смотреть на свои вещи, выброшенные из рюкзака, словно ненужный мусор. Тридцать лет жизни.
Бенуа Донель взял Людивин и запихнул ее в пустой рюкзак. Мари тут же вспомнила, как кошку стошнило рядом с миской свежего корма. И что из глаз у нее сочится гной. Бенуа застегнул молнию. Кошка уныло закричала, но сопротивляться не стала. Может быть, она возьмет и просто умрет? Должно быть, все силы она истратила на борьбу в такси. Красивые французские посетители ресторана пялились на них, все разговоры за столиками смолкли, но официант, в конце концов, согласился с решением проблемы, которое предложил Бенуа: кошка в рюкзаке. Он отошел от столика и вскоре вернулся, неся пиво и молоко для Кейтлин.
Бенуа заказал еще бокал пива, пока официант осторожно ставил напитки на стол, на самый край, подальше от кучи.
— Merci beaucoup, [39] — сказал Бенуа.
Когда они были в Мексике, Мари нравилось слушать, как Хуан Хосе говорит по-испански. Ее восхищала эта сторона жизни человека, которого она пока не знала. Но каждое новое открытие, касающееся Бенуа Донеля, было неприятнее предыдущего.
Они молча сидели за столом, втроем, и молча пили. Сказать было нечего. Пиво было холодное и превосходное, лучше, чем любое другое, какое приходилось пробовать Мари. Даже лучше, чем в Мексике. Может быть, ей казалось так из-за бокала — из такого Мари скорее пила бы шампанское. Отличное пиво. Мари даже пожалела, что вчера вечером пила вино. Кейтлин тоже нравилось ее молоко. Видимо, оно тоже было вкуснее. Видимо, Европа вообще была гораздо лучше; жаль только, что ситуация Мари была так безнадежна.
Вещи все еще лежали на столе. Пиво ничего не изменило. Мари хотела бы убрать их, но не знала куда. Надо будет избавиться от кошки. Она мечтала избавиться от кошки.
— Кто ты? — спросил Бенуа.
Мари почти забыла о том, что Бенуа Донель тоже был тут. Что с ним надо разговаривать. Она думала о Мексике, о том, как просто там было. Никаких денег не требовалось, чтобы жить в маленькой деревушке на берегу океана, хотя у Хуана Хосе как раз был полный чемодан этого добра.
Мари раздраженно посмотрела на Бенуа Донеля:
— Что ты сказал?
— Прошу прощения, — сказал он. — Я понятия не имею, кто ты такая. Половина твоих вещей украдена у моей жены. У тебя на коленях сидит моя дочь. Кажется, она любит тебя. А моя жизнь разрушена. И я даже не знаю, как это случилось. Потому что ты влюбилась в книгу моей сестры.
Мари кивнула.
Его жизнь была разрушена.
Он не знал, кто она такая.
Ее бокал опустел, и она взяла его пиво. Она не знала, что ей на это ответить. Они с Хуаном Хосе никогда не ссорились. С Эллен — да, ссорились, в детстве, но это были короткие яростные стычки. Они пихались и толкались, а один раз — Мари никогда не давали этого забыть — она укусила Эллен. За руку. До крови. Мари не помнила почему. Тогда она победила, но чувства торжества не испытала.
Эллен убежала домой, а мать Мари заставила ее извиняться. А потом прочитала Мари лекцию о том, что необходимо сдерживать свой темперамент. Никто и не подумал, что у Мари могли быть причины, чтобы укусить подругу.
Мари не могла ругаться с Бенуа Донелем в этом чудесном ресторане. Она могла укусить его за руку, даже до крови, но она все равно не победила бы. Мари уже проиграла. Она больше не любила Бенуа, во всяком случае, не так, как любила за день до этого. Не так, как любила его образ, представление о нем, когда он был всего лишь черно-белой фотографией на книжной обложке.