– Не сюсюкайся, – оборвала его жена, – не люблю. И почему ты говоришь «мы»?
– Не сердись, Мусичка...
Стоило Гоше раскричаться больше обычного и поплакать подольше, Александр Маркович прижимал мальчика к груди и несся в поликлинику.
– На что жалуетесь? – устало спрашивала врач.
– Он плачет! – говорил Александр Маркович так, как будто сейчас обрушится мир.
– Это колики, дайте укропной водички, приложите на животик теплую пеленку, – успокаивала его врач.
Александр Маркович смотрел на нее подозрительно, не веря, что у его мальчика какие-то банальные колики.
В один из дней ему показалось, что Гоша слишком теплый и у него температура. Александр Маркович сверился с литературой и измерил температуру – как советовал справочник, ректально. Градусник показал почти тридцать девять. Александр Маркович чуть не лишился чувств. Он позвонил в «Скорую» и, заикаясь, просил приехать. Видимо, дежурная поняла, что отец в предынфарктном состоянии – «скорая» приехала через десять минут.
– А где мать? – спросил врач, осмотрев Гошу.
– За-за-зачем? – продолжал заикаться Александр Маркович. – Зачем вам именно мать? Что-то с ребенком? Скажите мне! Он болен? Не скрывайте ничего! Что с ним? Скажите! Я должен знать! Пусть самое страшное...
– Есть еще кто-нибудь в доме, – выдохнул врач, – более спокойный и адекватный...
Александр Маркович позвал жену.
– Вот рецепт, – сказал ей врач, – ничего страшного. ОРВИ. Вы где температуру мерили?
– Это не я, – ответила жена.
– Я мерил. Ректально. А что? – подал голос Александр Маркович.
– Все с вами ясно, – ответил врач, – там всегда выше.
– В каком смысле?
– В прямом! Вам прописывать успокоительное, или в доме есть?
В результате разочарованный и оскорбленный официальной медициной Александр Маркович нашел частного врача, которому мог звонить в любое время по любому поводу.
– Мы не какали! Гоша сучит ножками! – звонил он ему.
– Мы какали уже три раза. Это понос? – звонил он на следующий день. – Что вы посоветуете, доктор?
– Выпить валерьянки и поспать, – ответил врач.
– Кому? Гоше валерьянку?
– Нет, вам.
– Доктор, вы все шутите...
– Я не шучу.
Каждые три часа Александр Маркович будил жену, прикладывал сына к ее груди. Она срывалась:
– Я не могу больше! Я не свиноматка! Не хочу! Мне больно!
– Мусичка, ну тихо, тихо... Что ты? Испугаешь нашего мальчика... давай я тебе подушечку подложу... так будет удобнее...
– Ты хотел ребенка, ты его и корми!
– Не кричи, ты его испугаешь. Покорми, и мы пойдем... Да, мой хороший? – агукал Александр Маркович с Гошей на руках. – Пусть мамочка поспит...
Он перенес кроватку в гостиную, где сам спал на узком продавленном диване.
Моя мама к тому времени давно переехала в общежитие института (она все-таки поступила на юрфак) – там было спокойнее... После квартиры Александра Марковича общага показалась маме тихим райским уголком.
– Я вас провожу, – сказала певица, когда доктор пришел к ним в очередной раз.
Александр Маркович даже обрадовался, решив, что жена хочет еще раз обсудить с врачом проблемы ребенка.
– Скажите, доктор, если женщина перестанет кормить, с ребенком все будет нормально? – спросила она.
– Да, он будет находиться на искусственном вскармливании, – ответил врач, – никаких проблем. Конечно, ценность грудного молока...
– А вы не могли бы сказать моему мужу, что у меня мало молока или что оно плохое? – перебила она врача. – Поймите меня, я больше так не могу. Ни физически, ни морально. Он мне не поверит, а вас послушает.
– Я вас отчасти понимаю... но не могу взять на себя такую ответственность. Молока у вас много, Гоша растет здоровенький. Да и вам будет тяжело. Грудь может болеть. И в будущем это может спровоцировать заболевания...
– Доктор, будущее меня мало волнует. А сейчас, если я не выпью вина, кофе и не съем колбасы, то сойду с ума. В любом случае я вас предупредила – кормить больше не буду.
– Только сначала сцедитесь и в этот день ограничьте себя в жидкости. Если грудь будет болеть – капусту приложите, – сказал врач и сел в машину, – я ничего не знал о вашем решении...
– Спасибо.
В очередной раз, придя в спальню к жене, Александр Маркович увидел, как та перематывает грудь эластичным бинтом.
– Что ты делаешь? – испугался он.
– Все. Хватит. Пусть смесь ест.
– Ты – преступница, – процедил Александр Маркович.
– Давай я сделаю вид, что ничего не слышала, а ты сделаешь вид, что ничего не говорил, – прошептала певица. В этот момент Александр Маркович понял, что потерял ее навсегда.
Жена быстро восстановилась и вернулась к прежнему образу жизни – с работой, репетициями, дружескими посиделками, поездками за город...
Александр Маркович несколько дней с женой не разговаривал, а потом решил, что в ее отказе от кормления больше плюсов, чем минусов.
Самому себе он мог признаться – он дико ревновал Гошу к матери, когда она кормила грудью. В тот момент, когда Гоша хватал материнский сосок, а она прижимала его, чтобы было удобнее, Александр Маркович понимал, что мать и ребенок – одно целое. И про связь на всю жизнь через пуповину понимал. «Как можно от этого отказываться?» – думал он, пытаясь понять жену.
А теперь Гоша был только его. Александр Маркович кипятил бутылочки, дырявил раскаленной иголкой соски, разводил смесь и кормил. Гоша окончательно «переехал» к отцу в гостиную. Жена не пыталась вмешиваться, за что Александр Маркович был ей благодарен.
– Тебе нужно высыпаться и не нервничать, – сказал он ей, забирая из спальни оставшиеся детские вещи.
Первая осознанная улыбка сына досталась ему. Александр Маркович в четыре утра наклонился над Гошей, чтобы поменять пеленку. И в этот момент мальчик улыбнулся. Александр Маркович еще долго стоял около окна, держал на руках ребенка, тихо плакал и знал, что этот момент и ощущения – четыре утра, серость за окном, холодный пол и тепло маленького тела – он запомнит на всю жизнь.
Утром он разбудил жену.
– Мусичка, он улыбнулся мне. Гоша, улыбнись маме. Это мама. Ну?
Мальчик беспокойно крутил головой.
– Наверное, он просто голодный. Потом он тебе обязательно улыбнется, – пообещал он жене.
– Что случилось-то? – спросила жена.
– Я же тебе говорю, – опешил Александр Маркович, – Гоша улыбается. Он мне улыбнулся.
– Хорошо. Я рада.
– Нет, он совершенно осознанно, а не рефлекторно, – тараторил в радостном запале Александр Маркович, – он меня увидел и узнал. Точно.
– Хорошо, чего кричать-то? Я поняла – улыбнулся...
– Ты просто еще не видела, поэтому не радуешься, – обиделся Александр Маркович.
– Я радуюсь...
Александр Маркович в течение дня еще несколько раз подносил Гошу к матери.
– Улыбнись мамочке, – просил он, – вот наша мамочка. Мамочка у нас красивая. Надо ей улыбнуться.
Но Гоша улыбаться не хотел. И тогда Александр Маркович решил, что Гоша больше любит его, и был совершенно счастлив.
Обстановка в доме перестала быть благостной, когда Гоша отказался засыпать на руках у матери. Тогда как на руках отца тут же затихал.
– Это ты виноват, – сказала жена, пытаясь укачать плачущего и вырывающегося сына, – с рук не спускаешь, вот он и просится. А приучил бы засыпать в кроватке, всем было бы проще.
Александр Маркович кивал, соглашаясь, но не мог скрыть радость – Гоша без него не может, Гоше он нужен.
– Мусичка, не тряси его так. У него голова даже свешивается. Дай мне, – попросил он.
– Так, я мать или кто? – возмутилась жена уже всерьез. – Я что, своего собственного ребенка не могу уложить?
Через пять минут она сдалась – Гоша продолжал истерично кричать и вырываться.
– На, держи, – сказала она Александру Марковичу.
Гоша почти сразу уснул.
– Конечно, столько кричать, уснешь... – прокомментировала жена.
Александр Маркович видел, что она обиделась, не мог не видеть. И понимал, что так нельзя. Но ничего не мог с собой поделать.
Серьезный конфликт возник очень скоро. Александр Маркович пошел на молочную кухню, где договорился, что будет покупать грудное молоко. Было дорого, но Александр Маркович готов был платить сколько угодно.
– А у вашей супруги пропало? – спросила бабуля, которая работала на «молочке».
– Да, – ответил он.
– Бедная, страдает небось бедняжка. Вот ведь как бывает – у одной хоть залейся, в ванную сцеживают, а у другой – кот наплакал.
Эта же бабуля и предложила покупать грудное молоко. Александр Маркович позвонил врачу, который поддержал идею. Но жене он сказать не решался. Сам не понимал почему.
– А что это в бутылке у нас? – спросила жена. В холодильник она заглядывала редко.
– Молоко Гошино, – ответил Александр Маркович.
– Что-то оно пахнет, как грудное...
– Оно и есть грудное.
– Как это? Откуда?
– Покупаю на молочной кухне.
– Что значит – покупаю? Там его что, в пакетах продают, как коровье? Ты в своем уме?
– Мусичка, что ты разнервничалась так? Что такого?
– Как что такого? Женщины – не дойные коровы. Это ненормально! И потом – ты хоть знаешь, что эта женщина ела, что пила? Ты меня за таблетку анальгина чуть не убил, а у незнакомой тетки покупаешь... Бред какой-то. У нас же не Средневековье... Грудным молоком торгуют... С ума все посходили... Скоро детьми торговать начнут и вынашивать на продажу...
– В конце концов, вспомни историю. Были же раньше кормилицы... и молочные братья. – Александр Маркович искренне не понимал, что так возмутило жену. Она иногда поражала его своим восприятием событий. Так, супружескую измену не считала таким уж большим грехом, зато предательство коллеги в рабочем вопросе не прощала. Или могла целоваться с кем угодно, зато пить из чужой чашки не стала бы, даже если бы умирала от жажды.
– А врач что сказал? – спросила она.
– Он полностью поддержал. Понимаешь, Мусичка, в материнском молоке содержатся такие компоненты, которые наука еще не научилась воссоздавать... Они уникальны...