– А мы встречаемся?
– Пока еще нет, но ведь моей подруге этого не объяснишь.
Денис буквально увидел Лану – на губах озорная улыбка, глаза чуть прищурены, отчего по краям образуются морщинки. Ну как на нее можно было обижаться? Однако он еще немного попытался строить из себя обиженного:
– А с тебя все как с гуся вода? Вот так просто, «прости» и баста?
– Конечно, я же девочка, мне можно.
– Вот так логика, – с улыбкой проговорил Денис.
Он сел в кресло.
– Если бы я тебя не видел, – продолжил он, – я бы подумал, что ты блондинка.
В трубке раздался смех.
– Кажется, твои шансы начинают стремительно падать.
– Все, все, все, – скороговоркой проговорил Денис. – Молчу.
– Правильно, молчи, – забавно протянула Лана. – И не будь занудой. Я за это на первом свидании разрешу себя поцеловать.
Денис немного покраснел. Хорошо, что Лана этого не видела. Он постарался придать голосу оттенок искушенности, что, впрочем, получилось весьма посредственно.
– А разве поцелуй не предполагался изначально?
– Будешь занудствовать – и под ручку не позволю повести, – парировала Лана.
– М-да, если ты права, то ты права. Тогда больше не обижаюсь.
– Вот и чудненько! Какие идеи?
Денис взъерошил волосы и прикусил губу. В клуб приглашать девушку он не хотел, а в ресторан – тем более. Ни денег, ни подходящей одежды для второго варианта он не имел. Оставался только третий.
– Может, в кино? А потом в какую-нибудь кафешку заскочим.
– Ай как банально, – укоряющее произнес голос в трубке, и тут же задорно продолжил: – Но мне нравится.
Денис мысленно выдохнул.
– Ну так что, когда, во сколько и где? – спросил он.
– Когда? – задумчиво проговорила Лана. – Может, в субботу?
«Два дня ждать», – огорченно подумал Денис, но решил не показывать этого:
– Отлично, давай в субботу. Где?
– Давай на «Вернадского», в центре зала, часиков в девять. Тут поблизости есть и кинотеатр, и кафе.
Денис снова встал с кресла и подошел к тумбочке, где лежали письма от Анкудинова. Взял в руку верхний конверт: 03.09.2011 г., время – 20.54.
– Черт, я забыл, у меня же еще дела в субботу! – он почувствовал, что это прозвучало как отговорка, и, мысленно посчитав время, поспешил добавить: – Давай лучше часов в одиннадцать.
– М-м-м, ночной сеанс? Шалунишка! Хорошо.
– Вот и отлично. Сейчас только твой номер сохраню.
Они попрощались, и Лана отключилась.
Денис посмотрел на адрес, написанный на конверте. К одиннадцати он точно успевал отвезти письмо, переодеться и приехать к месту встречи. А если заранее переодеться, что было разумней, то времени у него оказывалось гораздо больше. Вернув с помощью пульта дар речи герою Стивена Сигала, Денис уселся в кресло. На его губах играла легкая улыбка, о которой он не подозревал.
Филимонов Андрей, 1976 года рождения, жил на первом этаже древней трехэтажки, готовящейся под снос. Почти все его соседи по подъезду съехали, осталась только старушка на третьем этаже с противоположной стороны. Если Филимонов станет кричать, его никто не услышит. Кроме Виктора.
Филимонов отличался страстной любовью к футболу и пиву. Виктор не раз наблюдал в бинокль за тем, как друг убитого Кондратенко напивался в одиночестве, вскакивая при каждом голевом моменте и проливая на себя пиво, а после матча засыпал там же, в кресле. Поэтому Погодин с уверенностью мог сказать, в какой именно момент ему необходимо нагрянуть, – в начале второго тайма. К этому времени Филимонов будет уже достаточно пьян, чтобы неадекватно реагировать на опасность, но все же не настолько, чтобы не понять, что его убивают.
Никто ни разу не составил этому пьянчуге компанию. В отличие от своего подельника Кондратенко Филимонов предпочитал напиваться в одиночестве. Виктор иногда замечал, что чувствует жалость к Филимонову. Вся жизнь бывшего зэка крутилась в границах убогого мирка: работа на стройке, пиво и футбол. В свои тридцать восемь лет Филимонов не имел ничего. Пустое место. Такое же пустое, каким сейчас был Погодин. Чем-то они походили друг на друга. Но в отличие от Филимонова Виктор попал в эту западню не по собственной воле. Два ублюдка загнали его туда.
Чувство жалости довольно быстро проходило. Виктору стоило лишь вспомнить те жуткие похороны, после которых он лежал в пустой кровати и молился о том, чтобы самому не дожить до утра. Но на следующее утро он проснулся живым и… пустым. И виноваты были эти два ничтожных существа и Бог, который допустил все это.
Виктор занял свою обычную позицию – в подъезде точно такого же ветхого жилого дома, расположенного в пятидесяти метрах от жилища Филимонова. Здесь тоже практически не осталось жителей, что вполне устраивало Погодина. В этом подъезде он провел достаточно много времени, следя за Филимоновым, и ни разу мимо него никто не прошел. С площадки между вторым и третьим этажами прекрасно просматривалась вся обстановка в квартире: облезлый и покосившийся деревянный платяной шкаф, кресло и телевизор на маленьком столике, линолеум вместо ковра на полу и лампочка вместо люстры на потолке. Бежевые занавески никогда не сдвигались, что облегчало Виктору наблюдение.
Обычно за час до начала матча Филимонов начинал готовиться к игре. Он шел в магазинчик «Разливное пиво», брал четыре полуторалитровых бутылки самой дешевой бурды и множество маленьких пакетиков с жареным арахисом. Пару раз Виктор «случайно» оказывался в этом же магазинчике в момент подготовки Филимонова к матчу. Он отворачивался к стеклянной полке, делал вид, что внимательно изучает изобилие вяленой и сушеной рыбы, и добавлял крупицы знания о нищем мире убийцы своей жены. Изучал ублюдка.
После магазина Филимонов приходил домой, вытаскивал столик с телевизором из угла на середину комнаты, разворачивал кресло, ставил пустую пепельницу на пол справа, выставлял в ряд «полторашки» слева, рядом с бутылками – ведро под мусор, а на ручку кресла, под левую руку, клал один пакетик с арахисом. Затем усаживался, включал телевизор и сидел, дожидаясь начала игры. При этом ни до пива, ни до скудной закуски он не дотрагивался и не выкуривал ни единой сигареты. Этот ритуал оставался неизменным все время, пока Виктор следил за Филимоновым.
В этот раз произошло иначе. Все походило на насмешку боженьки, допустившего смерть его семьи. Неизменная церемония была нарушена именно в тот день, когда Виктор решил завершить ее. До матча оставалось двадцать минут, однако Филимонов домой еще не вернулся. И чем дольше Погодин наблюдал за дверью подъезда, тем сильнее в нем укоренялся страх, что сегодня все сорвется. Сраный пьянчуга мог напиться где-то еще, мог в это время грабить какую-нибудь беспомощную старуху, мог быть в «обезьяннике», мог сдохнуть, в конце концов. У Всевышнего свое, особое, чувство юмора. Странное, как смерть на похоронах.
Когда до игры оставалось пятнадцать минут, возле подъезда появился худощавый молодой парень в серой рубашке и голубых джинсах: он поглядывал по сторонам, явно кого-то ожидая, время от времени нервно взъерошивая волосы рукой.
«Мудак какой-то, – раздраженно подумал Погодин. – Что ему нужно в этом подъезде? Здесь же никто не живет».
Кроме Филимонова. Если этот слюнтяй окажется каким-нибудь дружком-собутыльником убийцы, то весь план Виктора шел насмарку. Он в бессильной злобе сжал челюсти так, что заскрипели зубы.
– Уйди, говнюк, уйди, – в отчаянии проговорил он.
За десять минут до начала матча появился Филимонов. Держа в руках полный пакет, он шел быстрым шагом к подъезду своего дома. Виктор, увидев его расстроенное лицо, моментально прочитал его мысли, словно они были знакомы долгие годы: «Матч сейчас начнется, а у меня еще ничего не готово и практически нет времени все сделать как надо». Погодин понимал, что для этого червяка были важны эти лишние минуты, и внутренне порадовался тому, что напоследок Филимонов лишится этого удовольствия.
«А я тебя огорчу еще больше, сраный бездушный урод», – подумал Виктор. Только бы этот парень в джинсах исчез куда-нибудь. Но шансов на это было мало.
Он смотрел в бинокль, сжимая его до боли в пальцах, и видел, как парень, стоявший возле подъезда, сделал шаг навстречу любителю футбола. Всевышний явно сейчас плотоядно посмеивался. Но ничего другого не оставалось, кроме как ждать и смотреть.
Ситуация, в конце концов, разрешилась достаточно быстро: молодой человек что-то спросил у Филимонова и, получив от последнего нетерпеливый, нервный кивок головы в ответ, передал письмо. Убийца посмотрел на конверт с удивлением, обратился к парню, затем махнул в нетерпении рукой и забежал в подъезд. Через двадцать секунд в квартире зажегся свет.
Виктор шумно выдохнул с облегчением. План не менялся.
Погодина отвлек скрип двери, раздавшийся на третьем этаже. Мысленно отметив третье отступление от обычного хода событий, он положил бинокль на подоконник и развернулся, стараясь прикрыть его спиной. Одновременно достал из-за уха сигарету одной рукой и зажигалку из кармана – другой.
Хмурый старичок, лет на десять старше Виктора, медленно прошаркал по лестничному маршу, ни разу не подняв взгляд на курильщика. Когда внизу хлопнула дверь подъезда, Виктор решил выйти на улицу. Ни к чему привлекать ненужное внимание. Кроме того, до второго тайма оставалось минимум пятьдесят минут. Он последний раз взглянул в бинокль: Филимонов усаживался в кресло, возле которого все уже было подготовлено. Ритуал он совершил, хоть и в спешке. Виктор взял в руки старенький черный «дипломат», стоявший на полу, и, положив на подоконник, открыл. Внутри одиноко лежал штык-нож без ножен. Виктор положил внутрь бинокль и захлопнул «дипломат».
На улице солнце заходило за крыши домов, заливая красным огнем окна квартир. Летнее тепло с каждым днем уступало место сентябрьской прохладе, но еще не сдавалось. Виктор, выйдя из подъезда, прищурился от яркого света. Сейчас его мысли были далеки от чудесного вечера. Он вынул изо рта тлеющую сигарету и выпустил дым. Затем двинулся вперед походкой человека, идущего без определенной цели. Проходя мимо дома Филимонова, он искоса взглянул в окно первого этажа. Виднелась только легкая тень на бежевой занавеске. Погодин прошел мимо в направлении автобусной остановки, скрывавшейся за домом. Он хорошо изучил всю окружающую инфраструктуру. Ему было все равно, вычислит его милиция (он никак не мог начать называть милицию полицией) или нет, но он все равно подошел к вопросу ответственно. Не хотел, чтобы из-за какой-то промашки его план провалился. Постояв на остановке минуты три, он сел на первый подъехавший троллейбус. На следующей