– Да. У вас ко мне есть какое-то дело? Боюсь, я вам ничем помочь не смогу. Мои часы того и гляди остановятся.
Удивительно, но человек, сидящий под струями холодного осеннего дождя, склонил голову и засопел. Денис, морщась от омерзения, наклонился к лицу собеседника.
– Олег Сергеевич, – позвал он.
Сажин, похожий на заключенного из фашистского концлагеря, медленно открыл глаза.
– Простите, молодой человек, в последние месяцы я не очень хорошо себя контролирую. Так по какому делу вы пришли?
– Олег Сергеевич, у меня для вас письмо.
– Письмо? Кто же решил меня вспомнить?
Денис протянул конверт, стараясь прикрыть его от хлещущей с неба воды. Человек минуту изучал написанное, потом проговорил дрожащим голосом:
– Я ждал его.
Денис вытаращил глаза. Человек посмотрел на курьера и невесело хмыкнул. Потом его взгляд вернулся к конверту.
– Черт возьми, детская площадка.
– Что? – спросил Денис.
– Я говорю, написано «детская площадка», но откуда это может знать человек, пославший письмо?
Денис автоматически ответил на вопрос:
– Думаю, он знает все.
Снова вскинутые брови, тотчас увеличившие глаза до предела. И вновь – полное отсутствие удивления.
– Вот так, да? – Собеседник Дениса начал снова клевать носом, но тут же встрепенулся. – Я вам, молодой человек, скажу одну вещь: я уже видел такой конверт. И не раз. И, полагаю, где-то в глубине души я его ждал.
Тонкими костлявыми пальцами, похожими на когти, странный человек стал пытаться вскрыть письмо. Намокшая бумага легко рвалась, но для Сажина, чувствовалось, задача оказалась не из легких.
«Откуда он может знать о письмах? – подумал Денис. И тут же в голове возникла другая мысль: – Почему Анкудинов еще не напомнил о себе?»
По мере того, как Сажин доставал письмо, Денис все глубже и глубже вжимал голову в плечи. Когда скрюченные пальцы вынули желтый лист, Денис зажмурил глаза. Только через несколько секунд он сообразил, что боль не пришла. Голос в голове так и не зазвучал.
Собеседник Дениса медленно развернул лист.
– То же самое, – пробормотал человек.
– Что… что там написано?
Сажин встрепенулся:
– Да, да, конечно, смотрите.
Денис взял протянутый лист бумаги. Пальцы плохо слушались, и он чуть не уронил письмо. В глаза бросилась строчка, расположенная в центре листа среди темных пятен от воды. Буквы прыгали на трясущемся листе, не желая складываться в слова. Усилием воли Денис заставил руки немного успокоиться и, наконец, смог разобрать текст.
«Ariu an termen me teuy da varn», – гласило письмо.
Он зачарованно смотрел на строчку. От непонятных слов исходил холод морга, пробирающий до костей. Такой холод он ощущал когда-то, посещая могилу своего младшего брата Лешки. Раз в год до своего отъезда в Москву Денис приходил на кладбище, стоял и молча смотрел на высеченное на камне лицо брата. Он всегда делал это один – поддержать его было некому. Зачем он раз за разом приходил туда, он и сам не мог сказать. Приближаясь к оградке, Денис всегда начинал дрожать, суставы и мышцы словно превращались в хрупкий лед. Даже горячее летнее солнце не могло побороть этот холод. В голове рождалась одна-единственная мысль – скорее бежать из этого стылого царства смерти. Но он каждый раз возвращался.
Костлявая рука прикоснулась к плечу Дениса, грубо выдернув его из воспоминаний. Ему пришлось крепко сжать челюсть, чтобы не закричать. Он повернулся, испуганно посмотрел на собеседника и поспешно встал.
– Простите, мне пора идти, я и так уже задержался, – забормотал Денис и двинулся прочь.
– Молодой человек, – произнес за спиной слабый голос. – Молодой человек!
Денис оглянулся.
– Да?
– Я же не договорил.
Денис непонимающе спросил:
– Чего не договорили?
– Я не рассказал, где видел такие же письма.
Денис медленно вернулся к скамейке. В кедах хлюпала дождевая вода, но он не замечал этого. Он внимательно смотрел в лицо человеку, жизненный путь которого близился к завершению. Он ждал откровения.
Скрюченный мужчина несколько секунд молча вглядывался в глаза Денису, словно не зная, с чего начать. Но затем все же открыл рот:
– Надеюсь, это как-то поможет вам, молодой человек, потому что вижу, что вы еще в более затруднительном положении, чем я. Для меня, по крайней мере, все заканчивается. Свое письмо я получил.
Он немного помолчал.
– Я последние восемь лет работал в морге… пошел туда сразу после института… Что-то не так?
Денис пытался в голове произвести несложную арифметику.
– Да…
Он не знал, как продолжить.
Человек сделал жалкую попытку рассмеяться. В результате из глаз потекли слезы. Он вытер их рукавом.
– Знаю, о чем ваш невысказанный вопрос. Я моложе, чем вы думаете. Мне тридцать один год.
Денис не удивился, хоть человек и выглядел вдвое старше того возраста, который обозначил.
– Одногруппники меня назвали Моргович. Работа, конечно, не ахти, но спокойная. Клиентура образцовая. – Сажин хмыкнул. – Извините, профессиональный юмор.
Он моргнул. Затем пару секунд помолчал, глядя в пустоту, слабым движением тонкой руки смахнул воду со лба и продолжил:
– М-да. И, главное, есть время подумать в тишине и спокойствии. Люди постоянно суетятся, не подозревая, как смешна и вульгарна их возня в глазах Господа Бога.
– Простите, я не верю в Бога…
– Вы просто еще не так близко к Нему. Лично я уже верю, да что там, почти стучусь в дверь Его дома. У меня было время, чтобы отрицать Его существование, злиться на Него, проклинать Его, отворачиваться от Него. Но я дошел до одной простой истины: нет смысла обижаться на Него. Господь Бог делает то, что умеет делать. Плохо ли, хорошо, но Он справляется. И если мне выпала подобная участь… что ж, я постараюсь быть на высоте. Свои пять стадий принятия смерти я уже прошел.
Денис непонимающе посмотрел на Сажина.
– Ну как же? Отрицание, гнев, торг, депрессия и, в конце концов, принятие. Я в нескольких метрах от финиша. И я вижу, что вам, молодой человек, тоже предстоит пройти нелегкий путь, и, надеюсь, вы сделаете это с честью.
– Письмо… – напомнил Денис, чувствовавший себя, словно лягушка на столе для препарирования, под внезапно прояснившимся взглядом Сажина.
– Да, да, письмо… – после секундного молчания произнес Олег Сергеевич. – Так вот, изредка среди вещей усопших находились конверты. Выглядели они по-разному, но была одна общая особенность – отсутствие данных об отправителе. В первый раз я не обратил на письмо внимания, во второй – отметил странное совпадение, на третий – нарушил негласный закон и залез внутрь конверта. Там я обнаружил похожую бумажку с той же надписью. В остальных (тех, что попадались мне после этого) текст повторялся. И пришлось потратить очень много времени, чтобы выяснить, что он означает. Однако мне это удалось.
– Что?! – почти закричал Денис. – Что там написано?
Мужчина, похожий на старика, задумчиво посмотрел на него и, после секундной паузы, произнес:
– Это вымирающий бретонский язык. А фраза переводится как…
– «Пришло время идти на суд».
За окном раздался оглушающий треск грома, придавший словам полуслепого старика еще более зловещий смысл.
Алексей Петрович обвел взглядом сидящих напротив гостей. На его лице читалось наивное торжество, словно он только что предсказал важное событие, и оно тут же незамедлительно сбылось.
Немногим раньше, пока Виктор и Лана рассказывали свои истории, хозяин квартиры ни разу их не перебил. Он только похаживал по комнате, задумчиво и, как показалось Виктору, печально поглядывая на них своим единственным зрячим глазом.
Потом, когда Виктор, принявший эстафету рассказчика от Ланы, остановился, наступила тишина. Девчонка сидела с непроницаемым лицом, но он знал, что она сейчас перебирает в голове его рассказ о смерти семьи и убийстве алкаша-уголовника. Он чувствовал это, глядя на ее крепко, до белизны, сжатые руки.
Виктору пришла в голову мысль, точнее даже образ мысли, туманный, но со знакомыми очертаниями. Что-то понятное и недвусмысленное и, в то же время, неуловимое. И когда в тишине прозвучала эта фраза, «Пришло время идти на суд», он подумал, что ответ стал еще ближе. Настолько близко, что его совсем было невозможно разглядеть.
Алексей Петрович держал небольшую потрепанную книжечку, чудом возникшую у него в руках. «Верования народов Европы», – прищурившись, прочитал Виктор название.
– Какой, к черту, суд? – хмуро спросил Виктор.
– Так переводится фраза, которая написана там, – кивнул букинист на письмо, лежащее на тумбочке, рядом с двумя пустыми чашками из-под чая.
Алексей Петрович прошелся по комнате, постукивая книгой по ладони. Затем вернулся и взглянул на гостей.
– Как вы, Лана, говорите? Анкудинов? Не слишком оригинально.
– Что не оригинально? – спросила она.
Виктор размышлял над содержимым письма. «Пришло время идти на суд». На какой суд звали Филимонова? На Божий? Но белобрысый демон никак не подходил на роль Бога. Он, скорее, был похож на Лукавого.
«Нет, Бог, который убил мою семью, достаточно жестокий, чтобы дьявол выглядел малолетним шалуном. От него можно ожидать любой подлости». Вот только белобрысый не играл ни Бога, ни Дьявола. У него была другая роль.
Наконец-то Виктор увидел то, что не мог разглядеть.
– Фамилия вашего отправителя, – ответил Алексей Петрович. – А точнее, почтальона. Настоящее имя его чуть короче – Анку. А проще говоря…
– Смерть, – произнес Виктор и чуть не улыбнулся от облегчения. Лана оглянулась на него. В ее глазах читалось непонимание.
– Мой добрый друг совершенно прав, – продолжил Алексей Петрович, слегка приподняв седую бровь и удивленно взглянув на Виктора. – Это Смерть.
Погодин кивнул, ответив своему другу мрачной ухмылкой. Мысль, что белобрысый – это Смерть, придя, тут же стала для него истиной. Иначе и быть не могло.