– Лучше взять вещь, которая может не понадобиться, – пыхтя, объяснил Вячеслав, продолжая копаться в рюкзаке. – Чем не взять и жалеть, когда именно она и пригодилась бы.
– Железная логика, – пробормотала женщина, взяв протянутую фляжку в кожаном чехле. Отвинтив крышечку, она принюхалась.
– Самогон?
Вячеслав обидчиво поджал губы:
– Виски от самогона отличить не можешь, что ли?
Светлана негромко рассмеялась и сделала крошечный глоточек. Закашлялась, после чего завинтила крышку и вернула ему флягу.
– Ты же знаешь, я в полгода бокал вина выпиваю… Какой уж я тебе эксперт по алкоголю? Но сейчас мне это просто необходимо.
Она легла на спальный мешок, молча уставившись в никуда. Дождь не стихал, а, наоборот, набирал силу, с утроенной энергией барабаня по палатке. Где-то вдали хлестко пророкотал гром.
– Слава, – тихо позвала Светлана.
Он повернул к ней голову, сделав вопросительное лицо.
– А ведь там, на самом верху, гроб, – так же тихо промолвила она.
Брови Вячеслав выгнулись домиком.
– Как это? – опешил он. – Какой гроб, ты о чем?
Светлана молчала, будто подбирая нужные слова.
– Мы недавно с моими учениками проходили Белоснежку, – наконец сказала она. – Ты ведь помнишь эту сказку братьев Гримм?
Вячеслав нерешительно кивнул.
– Когда злая царевна отравила яблоком Белоснежку, та поперхнулась и умерла, – медленно проговорила Светлана. – И тогда гномы похоронили ее на горе, в стеклянном гробу. Ее оплакивали сова, голубка и ворон, и каждый день кто-то из гномов сторожил гроб. А потом пришел принц…
Вячеслав сглотнул подкатившийся к глотке комок.
– Там не стеклянный гроб, – сказал он, кусая губы. – Он ведь… гм, он из дерева.
– Это частности. А по сути – это гроб. Как говорится, зри в корень, – сказала Светлана, криво улыбнувшись.
– Это все какая-то лажа, – покачал головой Вячеслав. – К чему ты все это ведешь?
– Я просто рассуждаю, – с ледяным спокойствием отозвалась она. – Есть пещера, где за столом сидят шесть гномов. Есть мачеха-королевна с зеркалом. И есть гроб на самом пике утеса.
Светлана приподнялась на локте, в упор глядя на замершего Вячеслава.
– А гроб пуст, – хрипло проговорила она. – И Белоснежки с принцем нет. Ничего не наводит на размышления? И, кстати, седьмой гном тоже отсутствует.
Вячеслав вытер пот, маслянистыми каплями выступивший на лбу.
– То есть… – запинаясь, начал он. – Ты… гм, ты хочешь сказать, что мы участники какого-то сумасшедшего спектакля?!
Светлана вновь легла.
– Я не знаю, – тускло произнесла она. – Не знаю, Слава.
Расстегнув спальный мешок, она проскользнула внутрь.
– Я ни черта не выспалась, – сказала она. – Покемарю пару часов. Все равно мы зависли тут еще на сутки… Постережешь мой сон?
– Могла бы не спрашивать. Конечно, поспи. Под дождь всегда хорошо спится.
Светлана глубоко вздохнула, прикрыв веки.
– Как только перестанет лить, двигаем назад, – сонно пробормотала она. – Главное – чтобы туман тоже ушел…
– Я люблю тебя, – сказал Вячеслав. Он взял в руки нож, который по возвращении выложила Светлана, и извлек его из ножен. – И порежу на ремни любого, кто криво на тебя посмотрит…
Он начал было говорить что-то еще, но, бросив взор на женщину, замолчал. Свернувшись калачиком, Светлана спала как ребенок, положив под щеку сложенные вместе ладони.
Она не соврала, когда сообщила Вячеславу, что почти не видит снов. Во всяком случае, сновидения очень редко посещали ее, особенно с тех пор, как она из юной девушки превратилась в половозрелую женщину.
Но сейчас, лежа в палатке на каменном утесе, темно-свинцовом от хлещущего стеной дождя, она увидела странный сон.
Она со своей группой учеников в театре, накануне Нового года. Дети возбужденно шумят и смеются, и она изредка одергивает особо расшалившихся.
«Светлана Алексеевна, а какой спектакль мы будем смотреть?» – распахнув голубые глаза, спрашивает кроха с огромными бантами.
«Белоснежку и семь гномов», – отвечает она с улыбкой.
Наконец раздаются пронзительные трели звонка. Один… Два… Три…
«Дети, проходим!» – торопится Светлана, стараясь одновременно уследить за всеми детьми. Двери зала призывно распахиваются, и грузная работница театра, держа веером программки, многозначительно ухмыляется. Зубы пожилой женщины кривые, темно-желтые, и Светлана брезгливо отворачивается. По какой-то странной причине она оказывается в зале первой, и дверь за ее спиной с грохотом захлопывается. Растерянные дети остаются снаружи. Она путается в плотных, пахнущих пылью и нафталином шторах, и, когда те, наконец, остаются за спиной, Светлана замирает на месте.
Она в той самой пещере, где они были сегодня со Славой.
За столом сидят гномы, и на этот раз они живые. Они с жадностью уплетают дымящееся мясо из своих деревянных мисок. Их пальцы и губы блестят от мясного соуса, растрепанные бороды тоже измазаны коричневатыми липкими кляксами. Разноцветные колпаки колышутся, словно флажки на ветру.
«Спасибо, Белоснежка, – с набитым ртом говорит один из них, в голубом наряде. – Это самый вкусный ужин в моей жизни!»
«Молодец, Белоснежка, – поддакивает второй, «желтый» гном. – У тебя золотые руки и доброе сердце!»
Светлана молча оглядывает свое тело, и у нее перехватывает дыхание. На ней длинное сине-желтое платье, как у Белоснежки из культового диснеевского мультфильма.
«Спасибо, Белоснежка, – вытирая сальные губы, произносит третий гном. Он облачен в оранжевый наряд. – А теперь нам пора».
«Пора, – тупо повторяет Светлана. – Это хорошо, но я не Бе…»
«Да, – не давая ей договорить, кивает четвертый гном, «зеленый». – Мы идем добывать драгоценные камни».
«И как только мы найдем еще один розовый алмаз, мы сделаем тебе бусы! – ликующим голосом подхватывает «розовый» гном. В его грязно-пепельной бороде застряли крошки хлеба. – Для твоих бус не хватает еще одного розового алмаза!»
«Послушайте…» – робко бормочет Светлана, но ее перебивает «синий». У него громадные мешки под глазами и сизый нос с бородавкой.
«Ты не должна никому открывать дверь, Белоснежка», – хрипло предупреждает он, с кряхтеньем вылезая из-за стола. Он плотоядно ухмыляется, поправляя устрашающего вида гвоздодер, который пристроил за поясом. Совершенно некстати Светлана обращает внимание, что со стального бойка инструмента на каменистый пол капает что-то темно-красное. Такие же багровые пятна на узловатых руках гнома, которые похожи на корни старого дерева.
Светлана оглядывается и видит, что и другие гномы перепачканы кровью. Они шумно вылезают из-за стола и, хитро переглядываясь, начинают ее обступать.
«Ты приведешь еще раз к нам такой вкусный ужин, Белоснежка? – вкрадчиво спрашивает «желтый». – Я никогда не ел столь бесподобно вкусного жаркого!»
«Зеленый» ставит перед ней миску с дымящимся мясом.
«Тебе тоже надо поесть, – шепчет он, вороша ложкой ломти, плавающие в густом соусе. – Твой друг очень сочный… Пальчики оближешь…»
В глазах у Светланы темнеет, глотка, как пересохший колодец.
(Слава!)
Она трет глаза, пытаясь проснуться, но кошмар продолжается.
Она опускает голову и видит в миске лицо Вячеслава – поджаристую овальную корочку с растрескавшимися губами и аккуратно вырезанными отверстиями, где раньше были глаза и нос…
«Никому не открывай дверь, – шипит «синий». – Ты знаешь, как заканчивается НАША сказка, Белоснежка. Ты подавишься яблоком и умрешь…»
«Ты думала, мы куклы?» – хихикает «розовый». Он разевает рот, и Светлана с оторопью видит громадные клыки, с которых сочится слюна.
Она кричит, но все, что вырывается из ее рта, – едва различимый писк, не громче, чем у мыши.
В дверь начитает кто-то стучать – настойчиво и даже злобно.
«О! Весельчак пришел! – радостно восклицает «розовый». – Опоздал, опоздал!»
«Седьмой гном», – вспыхивает в мозгу Светланы, и внутри разливается озеро страха.
Скукоженная поджаристая корочка – все, что осталось от лица Вячеслава, – начинает похрустывать и шевелиться, из пустых глазниц, извиваясь, лезут черви.
«Ты убила меня, – раздается в голове печальный голос ее возлюбленного. – Это из-за тебя меня разорвали на куски и запекли на углях…»
Рассудок покидает Светлану. Она задыхается, сердце ухает кузнечным молотом, оно готово вот-вот пробить грудину и, выскочив, повиснуть пульсирующим мешочком на влажных от крови трубочках.
Дверь сотрясается от остервенелого стука, затем неожиданно грохот обрывается.
«Белоснежка?» – хихикают снаружи, и спину Светланы обжигает холодом. Она, бесспорно, знает этот голос.
«Откройте, братья. Я голоден. У вас так вкусно пахнет, у меня весь рот заполнился слюнями», – продолжает кривляться тот, что за дверью.
Гномы, суетясь и толкаясь, как дети, чуть ли наперегонки несутся к выходу.
«Не надо, – шепчет обескровленными губами Светлана. – Не открывайте ему… Он пришел за мной…»
Наконец дверь распахивается настежь, и внутрь проскальзывает горбатая черная тень. Перед ней уродец в развевающемся плаще и колпаке, в его скрюченных руках огромная коса с залитым кровью лезвием.
«Где мой ужин?!» – хрипит чудовище…
…и Светлана в ужасе распахнула глаза.
– О господи, – прошептала она, приподнимаясь на дрожащих локтях. Глаза слезились, и она торопливо вытерла влагу, испуганно моргая.
В голове всколыхнулось, словно течением перевернуло на дне гнилые водоросли:
(Где мой ужин?!)
Она села, тяжело и отрывисто дыша. Клетчатая рубашка взмокла от пота и отвратительно липла к разгоряченной спине.
Светлана бросила взгляд на Вячеслава, который крепко спал, словно работяга, отпахавший две смены подряд без передышки.