Следом я вспомнил замечание Джона Катца: «Я — многодетный отец, живущий в городе, где все вращается вокруг детей. И я много лет наблюдаю за людьми, которые вынуждены бороться за каждое „нет“ собственному ребенку или собаке».
Миллан пишет скорее не о том, как заставить собаку выполнять приказы хозяина, а о том, как хозяину добиться уважения своей собаки. Как стать уверенным в себе человеком, который излучает так называемую спокойно-уверенную энергетику.
В статье и Миллане, которая вышла несколько лет назад, писатель Малькольм Глэдвелл цитирует знаменитого этолога Патрицию МакКоннелл:
«Я убеждена, что собаки обращают огромное внимание на то, как расслаблено лицо человека, особенно его лицевые мышцы. Это служит для них сигналом к действию. Нижняя челюсть хозяина напряжена? Рот слегка приоткрыт? Затем — руки. Собаки уделяют невероятное внимание движению рук».
Как пишет Миллан, «собаки знают, насколько их хозяин доволен собой, счастлив он или боится и чего ему не хватает в глубине души».
Закрывая его книгу, я подумал только: «Упс…»
23Укротительница
Миниатюрная женщина в рубашке цвета хаки и брезентовых штанах бросила взгляд на изгрызенный диван и потертую кушетку, служившую Холе спальным местом.
— Насколько я понимаю, — сказала она, — собаке позволено пользоваться мебелью…
— Разве собакам это не разрешают?
— Нет, — хмыкнула она. — Не разрешают.
Поводок ничуть не помешал Холе броситься к гостье с намерением водрузить лапы ей на грудь — поприветствовать, в понимании моей собаки. И в этот момент гостья издала звук, который я в жизни не слышал от человеческого существа. Примерно его можно передать как:
— Грррррррххх.
Низкий, гортанный, отчетливый и протестующий: такой звук могла бы издать собака, которую оттесняют к горящему дому.
Хола, как по волшебству, шлепнулась на пол, опустила голову и хвост и попятилась.
— Сидеть, — скомандовала женщина спокойно и уверенно.
Хола села.
Возможно, в этом есть смысл, подумал я.
Я нашел женщину, которой предстояло изменить нашу с Холой жизнь, благодаря Хаксли, моему начальнику и владельцу крохотной таксы. Эта порода вообще не славится хорошими манерами. Из-за миниатюрных размеров такс никто не воспринимает всерьез, и это озлобляет их еще больше.
— Ее зовут Лорена, — сказал Хаксли. — Она изменит твою жизнь.
— Она пользуется кликером?
— Чем?
У Лорены оказался выраженный нью-йоркский акцент («У со-абак есть со-абственный изык»), который, однажды услышав, забыть невозможно, а также коротко стриженные рыжие волосы и круглое лицо, щедро усеянное веснушками, что придавало ей сходство с ребенком-переростком. Выглядела она не слишком опрятно — как женщина, проводящая все свободное время среди двуногих и четвероногих кобелей. Разумеется, она жевала жвачку. Или грызла гвозди, я не уверен.
Я сидел на изувеченном диване рядом с Холой и слушал, как Лорена говорит:
— Проблема в том, что люди не понимают, как общаться с собаками. Нам нужно выучить их язык. Посмотреть на мир с их точки зрения. У них всего одно дело — дрессировать нас. Мы для них важнее, чем они для нас. Это очевидно. У них небольшой выбор.
Готовясь взять реванш после временного отступления, Хола принялась изучать Лорену: тщательно обнюхала и несколько раз потыкалась носом ей в колени.
— Ее поведение выражает потребность во внимании, — заключила Лорена. — Ей нужно, чтобы ее ласкали и так далее. Она все делает для этого. Ваша собака миленькая и поэтому привлекает много внимания. Внешность ей на руку. Будь она человеком, дело могло бы закончиться куда хуже, а?
— С чего вы взяли?
— Это ваша вина. Вы ее так приучили. Она смотрит на вас умильными глазами, трется головой — вы гладите ее и начинаете сюсюкать. На самом деле ей все равно, хвалите вы ее или орете. Она исподтишка вас дрессирует. Она подает сигнал — вы производите некое действие.
Хола перевернулась на спину.
Лорена улыбнулась — в первый раз с той минуты, как переступила порог квартиры.
— Поэтому она не воспринимает ничего из того, чему вы ее учите, — продолжила она, впиваясь в меня глазами. — Если вы ее сейчас погладите, я вас придушу.
— Собакам нужен хозяин, — произнесла она после паузы. — Главный. Большинство собак хотят видеть лидером человека. Это как в армии. Если нет лидера, рядовые погибнут. Но собаки не похожи на людей. Мы разговариваем, ищем компромиссы. Собаки — скорее дети. Тот же менталитет. Представьте ребенка двух лет. Вот так ведут себя и собаки. Нельзя все время кормить детей одними конфетами, верно? Не отвечайте…
Я и не думал отвечать.
— Собаки строят иерархию по росту. Необязательно лидируют крупные породы, это — внутренняя иерархия. Почему мелкие собаки любят забираться на мебель? Почему собаки прыгают на людей? В прыжке они выше. Они с самого начала заявляют людям, кто тут главный. А вы думали, это проявление дружелюбия? Собаки стремятся и к доминированию, и к подчинению. Эти тенденции сменяют друг друга, но обычно лидирует какая-то одна. Но у вашей собаки, похоже, задействованы обе.
Внезапно смутившись, Хола поднялась на лапы и принялась сновать между мной и Лореной по кругу, словно барабан стиральной машины.
— Хола, сидеть, — скомандовала Лорена.
Хола села, но тут же снова вскочила, словно пол под ней горел.
— Можете не верить, но она скорее склонна к подчинению, — сказала Лорена, чем сильно меня удивила. — Это не особенно властная собака, уверяю вас. На самом деле ее вообще несложно дрессировать…
В ответ на мой взгляд, увядший, как вчерашний салат-латук, она сказала:
— Простите, Марти. Вы думали, что купили французский рыбный ресторан, а у вас оказался «Макдоналдс».
Зазвонил телефон. Я взглянул на экран: не Глория. Последовав совету Кларка, я назначил день для СХГ — 19 декабря. Меньше чем через месяц. Я отправил Глории электронное письмо с датой, временем и местом проведения теста. Она не ответила. У меня было чувство, что я бесконечно смотрю один и тот же грустный фильм про животных. Хотя почти все фильмы про животных грустные. Не знаю почему.
— Прекратите использовать поощрения в ходе дрессировки, — велела Лорена. — Бессмысленно объяснять собаке, как она не должна себя вести. Прыжки на людей для нее важнее любого лакомства. Нужно повысить цену за поощрение. Или вы хотите постепенно перейти на бифштекс, икру?
— Так что же мне делать? — спросил я.
— Все просто, — ответила она и принялась излагать план действий.
С настоящего момента Хола не получит ничего желаемого, пока не сделает взамен что-нибудь полезное. Причем «желаемое» будет подразумевать что угодно: лакомства, прогулки, ужин, возможность полежать на диване. Теперь Холе придется смирно сидеть перед каждой дверью, лестничным пролетом, входом и выходом, пока я не скажу: «Хорошо!»
— И как этого добиться? — озадачился я.
— Примерно так, — ответила Лорена и скомандовала: — Сидеть!
Так как собака колебалась, она прорычала: «Грррррх!» — и несильно дернула за поводок.
Хола села.
— Хорошая собака! — чуть не пропела Лорена, излучая неподдельное счастье. — Умница! Большинство людей забывают о главном, — пояснила она в ответ на мой недоуменный взгляд. — Похвалить собаку, когда она выполнит приказ. Не наградить — просто похвалить. Вам нужно добиться голосового контроля над животным. Это важнее коррекции поведения. В идеале вы будете только хвалить, вообще не прибегая к рычанию.
— Но пока…
— Рычание.
Метод Лорены оказался намного проще того, что предлагали в «Порт Честере». Мне не нужно было прибегать к кликеру и сложной системе поощрений (и в том и в другом я, честно говоря, не очень разбирался). Как сказала Лорена, пес, которого мотивируют едой, ради угощения сделает что угодно.
— Но это монолог, а не диалог, — отрезала она.
Если есть что-нибудь вкусненькое, собака в ожидании команды будет делать стойку, садиться, ложиться, ходить на ушах и раскладывать пасьянсы. Звериная логика: сделаю всё, авось что-нибудь да сработает.
— Наша цель, — сказала Лорена, — приучить собаку делать что нужно до того, как ей это прикажут. Сделала, что велено, — молодец. Ошиблась — будут неприятные последствия. Все просто.
Мы прогуливались вокруг кладбища Святой Троицы — одного из самых оживленных, если так можно выразиться, мест на Манхэттене. Это готический осколок старого Нью-Йорка, крутая каменистая осыпь с рядами надгробий, тянущихся от Вест-Сайдского шоссе до Верхнего Бродвея. Память о временах, когда район Вашингтон-хайтс напоминал скорее европейскую столицу, чем ожоговое отделение госпиталя.
Хола трусила между мной и Лореной. Мы вели неспешную беседу, я сжимал поводок. По моим меркам, Хола вела себя безупречно, но критерии Лорены были куда строже.
— Собака нас опередила, — сказала она. — Поправьте ее.
— Грр… — смущенно произнес я.
— Если собака выбегает вперед, используйте рычание как электрошок. Понятно?
Я заставил Холу вернуться назад, к ноге.
— Она не должна ничего обнюхивать и хватать, пока вы ей не разрешите, — продолжала наставлять Лорена. — Ее задача на прогулке — идти рядом с вами, пока вы не скомандуете остановиться. Больше ничего. Это прогулочная схема.
Мы свернули на Нижний Бродвей, к громаде англиканского собора. Когда мы проходили под шпилями, у меня появилось чувство, будто от холода, ползущего со стороны кладбища, нас отгораживает невидимая узорчатая стена.
— А она все схватывает на лету, — заметила Лорена. — Явно хочет вам угодить.
— Что?
— Да, и поэтому она так быстро учится. У нее чудесный характер. Вы везунчик. Она еще и умная.
— Мы сейчас говорим о Холе? Вот об этой собаке на поводке?
— Нужно давать ей более сложные задания. Бросать вызов.
Мы прошли по 156-й улице мимо Пуэрториканского колледжа и направились вниз, к Риверсайдскому шоссе. Я подумал, что Хола вполне овладела искусством прогулки в городе: черный нос находится у моего колена, загнутый бубликом хвост слегка покачивается, глаза пристально изучают мостовую (вероятно, в поисках цыпленка, ставшего жертвой катастрофы).