Ведущий сообщил, что в марте Петра и Тайлер в составе американской команды будут биться за титул чемпиона мира на выставке «Крафтс» в Британии.
— Вот почему Петра не улыбается, — вещал ведущий. — В рамках английской системы дрессировки любой мимический жест расценивается как дополнительная команда. Если выражение лица будет противоречить движению рук, это может дезориентировать собаку, и она не поймет, чего от нее хочет владелец. Разрешается давать только одну команду.
Петра и ее пес продемонстрировали английскую прогулочную схему на трех скоростях — супер-медленной, обычной и ускоренной. Я так и не понял, чем она отличается от американской. Схема как схема. Лабрадор трусил на поводке рядом с хозяйкой, его нос чуть опережал левое колено Петры, глаза прикованы к ее лицу. Правда, тело Петры являло собой удивительное сочетание энергичности и расслабленности, что, в общем-то, понятно: в «Крафтс» за все пять минут демонстрационной прогулки хозяин не имеет права сказать собаке ни единого слова — дозволены только жесты. Как это происходит на практике? Судья шепотом будет называть Петре команды, а она — молча отдавать их рукой: «Налево, направо, стоять, кругом, налево, стоять, прямо».
В идеале собака должна следовать за своим хозяином, как скрепка за магнитом. Словно они соединены невидимой цепью. Пес должен быть совершенно спокоен, во всем угождать своему хозяину, но при этом не показывать напряжения. То есть он должен делать ровно то, для чего, собственно, его и дрессировали годами. А еще — быть подтянутым, как Петра, и сосредоточенным на хозяине в той же мере, как Петра сосредоточена на своем псе.
Если вы еще не поняли степень моего восхищения перед слаженностью этой маленькой команды, то вот один факт. Когда Петра с Тайлером закончили упражнение, я озадачился, почему мне в новых очках ничего не видно, и, только сняв их, понял, что плачу.
28Петра Форд
«Вскоре после выставки „Познакомьтесь с породой“ Петра Форд со своим черным лабрадором Тайлером — двукратным чемпионом по послушанию, четырехкратным обладателем титула „Самая полезная собака“ — во второй раз стала победителем НЧП, самого престижного соревнования Американского клуба собаководства. Я взял у нее короткое интервью после победы».
«Национальный чемпионат по послушанию, НЧП, — довольно жестокая вещь. В первый день все команды проходят шесть раундов по квалификации и полезности[16], а также проверку на длительное ожидание. Во второй день начинаются попарные туры. Две команды, вышедшие в финал, снова проходят полные раунды по квалификации и полезности. В общей сложности собака оказывается на ринге двенадцать раз за два дня. Если она совершает так называемую критическую — то есть крупную — ошибку, больше рассчитывать не на что. Давление и на собаку, и на хозяина огромное.
В эмоциональном плане это невероятный стресс для животных. Собаки глубоко переживают все происходящее, обращая внимание на любую мелочь. Это вообще свойственно собачьей натуре. На чемпионатах Тайлер преображается. Это другая собака. Расслабиться там невозможно — все время ждешь, когда тебя снова вызовут на ринг. На уме одна мысль — как бы начать и закончить? На самом деле я даже не смотрела на соперников. Правда, лучше не смотреть. Во второй день я вообще ни с кем не разговаривала. Когда мы вернулись с ринга, нас встретила Стелла — моя подруга, которая помогала нам на соревнованиях. Она протянула Тайлеру его любимую игрушку — это была его награда, — и мы вышли в коридор.
Мы много работали. Еще в 2008 году я начала тренировать Тайлера на беговой дорожке, постепенно увеличивая скорость и угол наклона. Мы занимались по двадцать минут три раза в неделю, а к соревнованиям обычно снижали нагрузку. В этом году мы занялись также бегом под водой. В последние месяцы мы тренировались больше, чем когда бы то ни было. Моя жизнь сосредоточилась на собаке — возможно, слишком сильно.
Я всего лишь хочу воспитать счастливую служебную собаку. На тренингах в Нью-Джерси мы много говорили о том, как важно для пса быть счастливым. Многие дрессировщики муштруют своих собак до полуобморочного состояния. И зачем это нужно, спрашивается?
В спорт я пришла поздно. В детстве у меня не было домашних животных: мама не разрешала завести собаку. Я стала профессиональной спортсменкой-велосипедисткой — думаю, это было верное решение. В то время у меня в душе творился страшный раздрай. Мне казалось, что я недостаточно хороша, что я ничего не стою и не заслуживаю победы.
Потом у меня появилась собака. Впервые я начала серьезно тренировать золотистого лабрадора по кличке Дункан. Мне хотелось пройти испытания на ловкость, однако ни один клуб не вызвал у меня особого вдохновения. Наконец я нашла в телефонном справочнике частного тренера и начала брать у него уроки. Дункана пришлось учить буквально всему. Как ни странно, он был в восторге. Потом у меня появился Тайлер. Знаете, это такая собака, о которых говорят: одна на всю жизнь.
Моя цель — интересные тренировки. На каждый день я планирую пару команд или трюков, которые хочу проработать. Ежедневные задачи. После того как Тайлер поймет, чего я от него хочу, и правильно выполнит задание два-три раза, мы двигаемся дальше. Важно, что мы всегда стараемся заканчивать день на позитивной ноте.
Каждое упражнение делится на маленькие отрезки. Если Тайлер все делает верно, он получает награду — игрушку или какое-нибудь развлечение для себя. Я стараюсь придумывать разнообразные поощрения.
Очень важна психологическая работа. Долгое время я ни во что себя не ставила. Нервничала на ринге, злилась, комплексовала. Как в велоспорте. Потом я поняла, что если хочу добиться от собаки идеальной работы, то сама должна делать не меньше. В тот период мне на глаза попалась книга „Не только о лентах“[17]. Я начала делать по ней упражнения — визуализации. Я подробно представляла, как мы с Тайлером показываем на соревновании высший класс, при этом я чувствую себя комфортно и сосредоточена только на собаке. И все изменилось. Я восприняла работу над собой со всей серьезностью.
На ринге следует сохранять полное спокойствие. Тайлера обычно переполняет энергия: стоит дать ему игрушку, как он хватает ее и начинает носиться кругами. Но я научилась полностью сосредотачиваться и делать все очень тихо. Люди думают, будто я вообще не открываю рта на ринге[18]. Хотя это не так. И Тайлер, глядя на меня, успокаивается».
29Дом на скалах
Петре Форд удалось распахнуть дверь у меня в сердце. Она доказала, что дрессировка — это одновременно вид искусства и акт любви. Я никогда не видел двух существ, которые были бы настолько поглощены друг другом и так друг о друге заботились. Я подумал о Глории. Потом о Холе.
Смирение — это не когда мы не думаем о себе. Смирение — это когда мы думаем о себе меньше, чем о других.
Я позвонил в АКС и попробовал договориться о встрече с Мэри Берч. Мне нужна была ее консультация по поводу десятого пункта. Стоит ли говорить, что сотрудники АКС — специалисты по выработке условных рефлексов — поступили со мной так же, как поступили бы с собакой, чье поведение их не устраивает? Вы еще не поняли? Они проигнорировали мою просьбу. Как там говорила Лорена? Игнорирование поведения, направленного на привлечение внимания, является высшей формой доминирования.
Пока организация, чей лозунг «Мы не работаем с чемпионами — мы работаем, чтобы делать чемпионов», хранила презрительное молчание, я сосредоточился на так называемой «триаде дрессировщика»: упорство, частотность, длительность. Каждый вечер, возвращаясь с прогулки, мы с Холой останавливались у дома и отрабатывали связку «Сидеть» — «Ждать». Я выбирал самые людные места, чтобы проверить ее усидчивость. Меня не вводил в заблуждение ни зрительный контакт, ни фирменный афродизиак Холы — улыбка.
Однажды в пятницу, когда я муштровал ее в вестибюле, мимо прокатилась волна соседей, возвращавшихся с работы.
— Здравствуйте, — поминутно говорил я. — Добрый вечер. Как поживаете?
— А она молодец, — отвечали мне. — Делает успехи! Продолжайте в том же духе.
— Спасибо. Мы стараемся.
— Можно погладить? — спросил новый жилец, еще недостаточно близко знакомый с Холой.
— Знаете, я пока работаю над ее манерами…
— О!
Джошуа стоял в отдалении с видом многоопытного собачника, для которого все это — детские игрушки.
— А дела-то и в самом деле продвигаются, — заметил он, глядя на Холу. — Она стала внимательнее. Похоже, вы много работаете.
— Она умница, — ответил я.
— Нужно показать ее Глории.
— Она сейчас не живет здесь…
— Знаю, — кивнул Джошуа. Ну конечно, консьержам на Манхэттене известно о своих жильцах больше, чем самим жильцам. — И все-таки покажите ее Глории. Она будет впечатлена. И… мы все по ней скучаем.
— Гм… — только и ответил я. — Гм…
На следующий день мы с Холой взяли напрокат машину и два часа протряслись на запад, к Дому на скалах. Я не стал звонить Глории, хотя меня всю дорогу не покидало ощущение, будто я совершаю одну из величайших глупостей в своей жизни.
Кларк проходил 28-дневный курс лечения от алкоголизма, и я не мог поговорить с ним, поэтому я набрал номер Дэрила. Вот уж в ком романтики было больше, чем благоразумия.
— Ты хочешь сделать Глории сюрприз? — спросил он. — Как это мило!
— Думаешь? А вдруг она решит, что я навязываюсь?
— Слушай, она твоя жена. Вы же католики. Пока смерть не разлучит вас… и все такое.
— Она не католичка.
— Тогда молись за нее.
Иногда люди обращаются за советом, который на самом деле уже дали себе. Я не собирался докучать Глории, мне просто хотелось с ней увидеться.
В предгорьях Катскилл зима наступает раньше. Такое ощущение, будто ты приехал в девятнадцатый век, где еще и на двадцать градусов холоднее.