Само по себе казино не было отелем, но рядом были четыре мотеля, которые никогда не пустовали, даже в середине зимы, хотя по новому плану управляющих казино, дела у них пойдут еще лучше. Новый план представлял собой соединение подземными коридорами парковку, мотели и само здание казино.
На сегодняшний день управляющих казино было всего двое. Первый — Роджер Фокс, представитель Ошкава, а второй — Фрэнк Огланда, из племени Киота. Оба ухоженные мужчины лет пятидесяти, с сигарами в карманах блейзеров, тяжелые кольца почти на всех пальцах, у них практически всегда была улыбка на их круглых лицах.
А почему бы и нет? Казино приносит очень хорошие деньги, под боком нет правительства, которое то и дело пытается сунуть свой нос, племена счастливы, пока им вовремя выплачивают долю, поэтому ни у кого в мире нет причин и желания лезть в дела Фокса и Огланда.
Но все это беззаботное существование прекратилось в понедельник 27 ноября, когда пришло письмо из США, адресованное просто «Управляющим казино Серебряная пропасть, Серебряная пропасть в индейской резервации». Фокс в то утро пришел первым в офис — хотя обычно никто утром в офис не приходил — он прочитал это письмо с удивлением, неловкостью и даже отвращением. Двадцать минут спустя пришел Огланда, и Фокс отдал ему письмо и сказал:
— Смотри.
Огланда взял письмо, но не отрывал глаз от непривычно хмурого лица Фокса.
— Что-то не так?
— Вот ты мне и скажи.
Огланда достал письмо из конверта, развернул его и начал читать:
Добрый день,
Меня зовут Перышко Рэдкорн. Я наполовину потакноби, по маминой линии, Морда Самки Рэдкорн, которая родилась 9 сентября 1942 в деревне Пропасть на севере штата Нью-Йорк, возле Даннеморы. Мать моей матери, Гарриет Маленькая Нога Рэдкорн, уехала из Пропасти в 1945, когда от правительства пришло известие, что ее муж, мой дед, Медвежья Лапа Рэдкорн, считался без вести пропавшим, когда его эсминец затонул в Южной части Тихого океана.
Моя бабушка долгое время жила на Западе, в основном, около Лос-Анджелеса, где работала официанткой и растила свою дочь и мою мать Морду Самки Рэдкорн. Кажется, Гарриет Рэдкорн умерла где-то в Калифорнии или Орегоне в 1960-х, но деталей я не знаю.
Морда Самки недолго была замужем за чистокровным чокти в 1970-х, и я результат этого брака. Они какое-то время жили в резервации, но брак был неудачным. Вскоре моя мать получила развод и вернула девичью фамилию. Генри След Скунса она больше никогда не видела.
Я не очень хорошо ладила с матерью, когда была подростком, о чем очень сожалею. Я оставила ее в Помоне и уехала в Лас-Вегас, чтобы жить самостоятельно. Я была относительно успешна в шоу-бизнесе в Вегасе, но с матерью так больше и не общалась. Позже я узнала, что она умерла, но я не смогла узнать, при каких обстоятельствах это произошло, и где она была похоронена.
Тем не менее, я знаю наверняка, что я наполовину потакноби из клана Рэдкорнов, по материнской линии, по бабушке Гарриет Маленькая Нога Рэдкорн и по прадедушке Джосефу Рэдкорну.
Недавно я прочла в «Модерн Мачьюрити», будучи у своего дантиста, о казино Серебряная Пропасть и о том, что потакноби являются совладельцами казино, но представителей потакноби больше нет. Но я потакноби. По-моему, мне полагается какая-то доля, не так ли?
Я переехала на восток, чтобы изучить всю ситуацию с Серебряной Пропастью. Сейчас я нахожусь на площадке для кемпинга «Уисперинг пайнс» около Питтсбурга, номер здесь 555-2795. Я позвоню вам во вторник в обед, к этому времени вы уже должны получить письмо.
Я очень рада, что смогу присоединиться к близким людям, с которыми всю жизнь прожила порознь.
Искренне ваша,
— Это фальшивка, — сказал Огланда, когда дочитал письмо до конца и презрительно швырнул письмо на стол.
— Очень на это надеюсь, — ответил Фокс.
— Нет, Роджер, — послушай меня, — тыкая пальцем в письмо, продолжил он, — это фальшивка, стопроцентная фальшивка. И знаешь почему?
— Почему?
— Потому что даже если эта девушка говорит правду, если она и правда на пятьдесят процентов потакноби, мы покажем ей книги.
— Хм, — Фокс взял письмо и, нахмурившись, завис над ним. — Ты прав, — сказал он. — Без сомнений, это стопроцентная фальшивка.
12
— Какая выгода для меня? — спросил Дортмундер.
— Деньги, — предположил Келп.
— Я не это имел в виду, — сказал Дортмундер.
— Ты не имел в виду деньги? — удивился Тини.
— Именно, — ответил Дортмундер. — Не в этот раз.
Трое сидели в гостиной, где огонь охватывал зеленые поленья в камине, а за маленькими окошками деревья блестели белизной. Они нашли этот ночлег — три спальни с завтраком — недалеко от Чейзи и забронировали его на неделю по очень хорошей цене, поскольку лыжный сезон еще не начался, и, по правде говоря, местные называют это место Северной страной. Хотя, по мнению Дортмундера, снега было достаточно для любого лыжника, чтобы покататься на лыжах: снега было много и на лужайках, и на улицах, крышах машин, соснах. Хотя, что он знал о зимнем спорте? Единственный, доступный ему зимний спорт — это скольжение по льду в попытках добраться до машины. (Дополнительные очки за пакеты с продуктами. Бонусные очки, если в этих пакетах есть бутылки пива.)
Хозяевами их ночлега была пара пожилых мужчин, которые жили на первом этаже в задней части дома. Они носили тяжелые шерстяные свитера и шарфы; лица у них были красные и морщинистые, поэтому выглядело это словно печеное яблоко на овце. Звали их Грегори и Том, они всегда готовили плотный завтрак, состоящий из блинов, яичницы, французского тоста, большого количества бекона, апельсинового сока, а их кофеварка всегда была полна яванского кофе. Большую часть времени они проводили в своей части дома. У них была канадская домработница, крупная молодая девица, которая занималась стиркой и уборкой комнат, напевая «Frиre Jacques».
Сегодня в понедельник 27 ноября был их третий день здесь. Том сообщил им, что через две недели у них начнется зимний тариф на ночлег, если они собираются оставаться здесь так долго. Они пообещали учесть это, планируя свое пребывание.
Пока что им особо нечем было заняться. В первый же день своего пребывания они поехали на север, куда прибыла троица в доме на колесах. Вскоре троица сменилась на соло. Перышко осталась в автодоме в «Уисперинг пайнс», а Гилдерпост и Ирвин поселились в мотеле к югу от Питтсбурга. Где в окнах можно было увидеть, как ветер надвигался со стороны Канады, перебирался через озеро Шамплейн и прокрадывался в номера мотеля.
Хотя «Ти коузи» — это была вывеска, которая висела на здании ночлега — было самым удобным вариантом из всех доступных для трех заговорщиков. Здесь была уютная теплая гостиная, в которой даже Тини чувствовал себя комфортно. Дортмундер, Келп и Энди решили, что не стоит говорить Гилдерпосту и Ирвину, где они остановились, поэтому все встречи проходили в номере Гилдерпоста в мотеле. В то же время Дортмундер, Келп и Энди сводили концы с концами, чтобы оплатить скромную аренду в «Ти коузи», совершая то и дело небольшие уголовные преступления, на которые можно не особо обращать внимание и которые не нуждаются в привлечении полиции. Так и жили.
Но было ли это достаточным оправданием? Это был вопрос, который они собрались обсудить в гостиной после очередного плотного завтрака, который переваривался медленно, но достаточно громко, пока наверху слышалась «Frиre Jacques». Они ждали подходящего момента, чтобы отправиться в мотель «Фо Уиндс» и прочитать письмо, которое Перышко вчера отправила в казино. Дортмундер проявил свое недовольство:
— В чем выгода для меня?
— Если ты не имеешь в виду деньги, то, что ты имеешь в виду? — спросил Келп.
— Я имею в виду, — начал Дортмундер, — зачем я здесь? Я не мошенник. И не взяточник. Я вор. А красть здесь нечего. Мы всего лишь под покровительством Перышка — не обращайте особого внимания на это, Тини, ты знаешь, о чем я — мы просто всунулись в чужую аферу, и даже если они нас не прикончат — Тини, а ты ведь знаешь, что это всегда был их план А, а ты не можешь вечно разгуливать с гранатой, прицепленной к руке, даже если сейчас ты ее снял — какая нам с этого выгода?
— Сто тысяч, — напомнил Келп.
— За что? А теперь, Энди, Тини, послушайте меня. Я считаю, что я личность с определенным чувством достоинства, с определенными профессиональными навыками и репутацией, но то, что здесь сейчас происходит, — это все равно, что собирать хлебные крошки с чужого стола. Отсюда и возникает вопрос: так все-таки, зачем я здесь?
— Хороший вопрос, — задумался Тини. Келп сказал: — Если уж быть до конца откровенным, Джон…
— Не напрягайся.
— Нет, нет, я все-таки хочу сказать, — настойчиво попросил Келп. — Причина, по которой ты здесь, и Тини, и я, — это потому что я облажался. Я недооценил Фицроя, и в результате ты не получил деньги, которые должен был получить, чтобы закрыть вопрос денег, которые ты не получил еще раньше, и…
— Какие еще деньги? — спросил Тини. — Вы двое, астронавтами подрабатываете что ли?
— Не важно, — ответил Дортмундер. Ему совсем не хотелось вдаваться в подробности своей неудачной вылазки в Спидшоп.
— И получается, — продолжил мысль Келп, — что одна вещь влечет за собой другую, и то, что происходит сейчас, — это то, что одна вещь повлекла за собой другую.
Они оба посмотрели на него, но Келп уже закончил свои рассуждения.
После короткой паузы Дортмундер сказал:
— И это все? Просто одна вещь повлекла за собой другую?
— По крайней мере, это так выглядит, — ответил Келп. — А еще, если ты помнишь, мы оба хотели выяснить, что эти трое задумали, и что хорошего может быть там для нас…
— Для меня в таких вещах всегда есть что-то хорошее, — пробубнел Тини.
— Вот, правильно. Спасибо, Тини, — поблагодарил Келп. А Дортмундеру он сказал: — А потом к нам присоединился Тини, а когда Тини с нами, значит мы всегда в плюсе.