— Заказчик по строительству согласился оплатить похороны, — объяснил Фрэнк, — при условии, что его похоронят в Нью-Йорке. Похоже, что людям здесь было наплевать. И будем откровенны, Роджер, многие представители трех племен похоронены черт знает где и разъехались кто куда.
Роджер наконец притронулся к своему стакану.
— Так много за священные земли, — сказал он, сделав глоток. Он пил не так быстро и много, как Фрэнк.
— Я предположил, — сказал Фрэнк, — что могила Рэдкорна — это священная земля, потому что в ней похоронен индеец, но Уеллес считает, что это не аргумент. Это даст нам какой-то запас времени, но рано или поздно суд даст добро на проведение теста. Но нам нужно быть аккуратными, не давить слишком сильно, чтобы люди не подумали, будто мы пытаемся ее отшить, не учитывая факта. потакноби она или нет.
— Но мы ведем дела жестко.
— Да, но нужно вести их еще и тихо, — настаивал Фрэнк.
Роджер задумался.
— А как она отреагировала на предложение провести этот тест? Она же была там, на встрече? Что она сказала?
— Ей очень понравилась эта идея, — с горечью в голосе сказал Фрэнк. — «Это мой дед», — передразнивал он ее и снова опустошил стакан.
Роджер пытался составить Фрэнку компанию, но он пил гораздо медленнее. Когда Фрэнк налил очередной стакан, Роджер сказал:
— Похоже, она в себе чертовски уверена, да?
— Черт побери, Роджер, да я уже сам в ней чертовски уверен! Я думаю, что это стерва все-таки и есть последняя из потакноби, и как нам держать ее подальше от этих офисов, я не имею ни малейшего понятия.
— Если бы мы только были убийцами, — задумчиво протянул Роджер и отхлебнул немного. Виски медленно стекал по горлу, обдавая теплом изнутри.
Фрэнк покачал головой.
— Перестань, Роджер. Ты же прекрасно понимаешь. Я и сам об этом подумал, и, конечно, мы бы могли так поступить. Мы бы нашли кого-нибудь прямо здесь в резервации за пятьсот долларов, но на кого бы пали все подозрения?
— Да, думаю, ты прав, — подтвердил Роджер.
— И когда они нас заподозрят, — продолжил Фрэнк, — первый вопрос, который нам зададут — «Парни, а что вы пытаетесь утаить?».
— О Боже, — с ужасом сказал Роджер и осушил свой стакан. Подтолкнув стакан к Фрэнку, он спросил:
— С ней как-то можно договориться?
— Ни за что, — ответил Фрэнк, наполняя стакан Роджера и свой заодно. — Она самая холодная и самая противная, с кем мне доводилось встречаться. Дай ей палец, откусит по локоть.
— Тогда мы должны… — и тут зазвонил домофон. Роджер с недовольством посмотрел на свой стол. — А это что еще за черт возьми? — спросил он.
— Ты скажи, — ответил Фрэнк. — Похоже, что я становлюсь пессимистом, Роджер, — добавил он, пока Роджер шел к столу. — Думаешь, у индейцев есть связи в тюрьме?
— На северо-востоке? Я думаю, тебе пора узнать, что такое меньшинство, — сказал ему Роджер. — Рано сдаваться, Фрэнк.
— Не забудь напомнить, когда будет пора, — с сарказмом подметил Фрэнк и сделал еще несколько глотков.
Роджер подошел к столу и поднял трубку.
— Да, Одри.
— Пришел Бенни, — сказала секретарша.
— Хорошо, — сказал Роджер.
Одри удивленно спросила:
— Хорошо?
— Просто впусти его, Одри.
Фрэнк, пытаясь снова открыть бутылку «Дикой индейки», спросил:
— Впустить кого?
— Бенни.
— А, его, — протянул Фрэнк, и тут открылась дверь, и зашел Бенни Уайтфиш.
Бенни Уайтфиш был маленьким коренастым парнем лет тридцати, одет в выцветшие голубые джинсы и красную рубашку в клетку. Он выглядел виновато, словно он разбил какую-то памятную вещь и надеялся уйти, пока никто не заметит.
— Привет, дядя Роджер, — сказал он. На самом деле, он и был племянником Роджера, сын сестры Роджера. В нем было что-то такое, что казалось, будто он будет племянником даже в девяносто, даже когда не останется старших родственников. Эдакий семейный мальчик на побегушках, до конца жизни.
— Заходи, Бенни, — сказал Роджер, с непривычной для Бенни теплотой в голосе.
Бенни вошел, закрыл за собой дверь, и встал посреди комнаты, сгорбившись и сам себе усмехаясь от неожиданной доброты дяди.
Роджер сказал Фрэнку:
— Я хотел сказать, что нам нужно каким-то образом дискредитировать эту девушку. Будем пытаться до тех пор, пока не накопаем что-нибудь на нее.
— Например, что? — спросил Фрэнк, скрывшись за барной стойкой, где он пытался найти еще одну бутылку «Дикой индейки».
— Что-то предосудительное. Что-то, что заставит людей ее избегать, даже если она и потакноби. Что-то, что заставит племена от нее отвернуться, и к черту этот ДНК тест.
Фрэнк, наконец, показался, держа в руках новую бутылку.
— Даже не знаю, Роджер, — почти без интереса ответил он.
— Бенни, помоги дяде Фрэнку открыть бутылку, — сказал Роджер Бенни.
— Хорошо!
Фрэнк оставил свои тщетные попытки и облокотился на барную стойку.
— А что может быть предосудительное? Коммунистов больше нет, никто не поверит, что она лесбиянка. Мы также знаем, что к ответственности она ранее не привлекалась. Спасибо, Бенни. Налей-ка мне и спроси и своего дяди, может ему тоже наполнить стакан?
— Да, пожалуй, — и Бенни заторопился выполнить указ. — Если вариантов больше нет, Фрэнк, как насчет плохих партнеров?
Фрэнк посмотрел на него из-за барной стойки, Роджер стоял у стола, держа в руках стакан, словно он был на коктейльной вечеринке. Бенни стоял рядом и улыбался, он держал бутылку за горлышко, не зная, поставить ее или лучше все-таки держать, и решил держать в руках, на всякий случай.
— Плохих партнеров? — переспросил Фрэнк. — Каких плохих партнеров?
— Должен же кто-то быть, — уверенно сказал Роджер. — Откуда Перышко Рэдкорн приехала? Вдруг из ниоткуда она появляется со своими историями и заявлениями. Кто-то явно ей помогает, кто-то, словно, как это… пюпитр, придерживает ее в нужном направлении. Она не может делать все сама, так почему люди, которые ее на это надоумили, прячутся? Потому что они нехорошие люди, Фрэнк.
— Я уже потерял нить разговора, — сказал Фрэнк.
Роджер снова одарил Бенни улыбкой. Дважды за день!
— Поэтому, — продолжал Роджер, — я приставил Бенни следить за этой девушкой с момента, как ее выпустили из тюрьмы, поэтому он нам может рассказать, кто ее сообщники. Бенни?
Бенни встрепенулся.
— Да, дядя Роджер?
— Перышко Рэдкорн, — сказал Роджер необычайно терпеливо. — С кем она встречается?
— Ни с кем, — ответил Бенни.
Роджер удивленно на него посмотрел.
— Где бутылка, которую я только что открыл?
— Погоди, Фрэнк, — остановил его Роджер. — Сейчас нам нужно быть предельно внимательными.
Фрэнк сделал задумчивый вид.
— Она ни с кем не разговаривала? — спросил Роджер у Бенни.
— Большую часть времени она проводит в своем автодоме в «Уисперинг пайнс», — ответил Бенни. — Иногда она вызывает такси, но едет только в супермаркет или аптеку, и все в таком роде. Вчера она поехала в Платтсбург, поужинала там одна, потом пошла в кино и вернулась в автодом на другом такси. Сегодня днем она встречалась с судьей Хигби и адвокатом Марджори Доусон, и еще дядей Фрэнком.
— Я с ней не в сообщниках, — возразил Фрэнк.
— Я не верю, — сказал Роджер.
Бенни даже чуть испугался.
— Клянусь Богом, дядя Роджер. Клянусь, я следил за каждым…
— Нет, нет, не ты, Бенни, — остановил его Роджер. — Я уверен, что со своей работой ты справился отлично.
Бенни воспрянул духом.
— Правда?
— Фрэнк, — обратился Роджер к Фрэнку, — оставь бутылку и…
— У меня нет бутылки.
— Она у меня, дядя Фрэнк!
— Поставь ее, Бенни. А ты, Фрэнк, поставь свой стакан и иди к нам сюда, поговорим втроем.
— И я тоже?
— Да, Бенни, иди сюда.
Все трое подошли к диванам бургундского цвета, которые стояли буквой L вокруг столика из стекла и хрома. Фрэнк спросил:
— Ну и что теперь будем делать?
— Пока не знаем, — ответил Роджер. — В этом и есть суть нашей сейчас беседы. Единственное, что я знаю наверняка — это что нужно действовать очень быстро.
23
— Мне это не нравится, — сказал Дортмундер.
— Что, пицца? — уточнил Келп.
— По-моему, с пиццей все в порядке. Отличная пицца, — сказал Ирвин.
— Да не пицца, — сказал Дортмундер. — История, которую Перышко нам сейчас рассказала.
— Но это правда, — сказала Перышко.
— Я знаю, что правда, — уверил ее Дортмундер, — и именно это мне и не нравится.
Когда Перышко вернулась в Виннебаго около пяти, договоренность заключалась в том, что она должна была заказать пиццу и пиво на дом, несмотря на то, что Перышко заявила, что для женщины, живущей одной, это просто дикость.
— Подогреешь остатки, — сказал ей Келп.
— Я заказываю с пепперони, без, с двойным сыром и без.
— Какая ты нерешительная.
Когда пиццу доставили, Перышко рассказала о своих встречах, сначала с Марджори Доусон, потом с еще кучкой людей в кабинете судьи. Часть она успела рассказать еще до прибытия пиццы, а часть уже после. И тут Дортмундер заявил, что ему это не нравится.
— Не вижу никаких проблем, Джон, — заговорил Гилдерпост. — Мы, наконец, подобрались к первой ступеньке — ДНК тест.
— Уже отсюда, — сказал Ирвин, — тихое плавание.
— Нет, — возразил Дортмундер. — Они сражаются. С самого начала они против этой идеи. Они явно не хотят пускать Перышко в свой клуб.
— Им придется с этим смириться, — сказал Ирвин.
— Нет, послушайте, — не успокаивался Дортмундер. — Вы себя ведете так, словно эти люди как те, что с теми голландскими землями. Как будто вы можете просто так прийти, обхитрить их, а они просто воспримут это как спорт и все, дело сделано. Но они не такие, с ними не так-то просто.
— Я думаю, что их отношение уже ничего не значит, — спорил с ним Гилдерпост. — Поначалу это, конечно, было проблематично, особенно для Перышка…
— Мне совсем не понравилось проводить ночь в тюрьме, — вставила Перышко.