Лина призналась, что почти не заглядывает к маленьким людям.
Я осторожно сказал, что так, наверное, и должно быть.
Врач сказал, что у нас будет девочка.
Я был счастлив, Лина всегда хотела девочку. Я тоже. Я надеялся, что она будет похожа на мать.
Вечером я купил бутылку вина. Ей тоже можно немного выпить.
Девочка. Маленькая, крошечная девочка.
— Там есть другие люди! — сказала бледная Лина, едва я вошел в дом.
Губы ее тряслись, в глазах стояли слезы.
Проклятые карлики!
Охотники наткнулись на свежие следы стоянки чужих людей.
К месту находки была отправлена большая вооруженная экспедиция. Судя по остаткам пищи и устройству лагеря, неожиданные соседи были дикарями, вели полукочевой образ жизни, приносили человеческие жертвы и прибегали к каннибализму.
Община взорвалась.
Старые целыми днями не расходились из Дома собраний, пытаясь найти открытию объяснение. Народу поспешно объявили, что пришельцы — знак свыше, подтверждение того, что только путь Возвращения, указанный мудростью Больших Предков, несет людям благоденствие и развитие.
Иначе — дикость, голод и лишения.
Несколько новых экспедиций нашли и другие, тщательно спрятанные следы дикарей. Пришельцы не просто были рядом, они прятались.
Ерши потребовали усиления армии. Старые не решились противиться.
Сотни мужчин были призваны к оружию и распределены по отрядам. Главы семей открыто говорили, что дикари — это наказание за гордыню Старых, пожелавших уподобиться божествам.
Поселение бурлило. Многолетний покой был нарушен.
На следующий день Лину с тяжелым токсикозом и угрозой выкидыша увезли в больницу.
Я ей позвонил.
Лина плакала.
— Ерши убили двух Старых!
— Лина, я тебя прошу, постарайся не думать об этом. Как ты себя чувствуешь?
— Мне очень плохо!
— Успокойся! Делай все, что говорят врачи. Я приеду через час!
— Ночью их увезли на отдаленный остров. У одного вырвали глаза и язык…
Я сжал зубы. Лишь бы не пострадал ребенок.
— Потом его задушили и разрубили на части.
— Лина, перестань!
— Другому жгли ноги, заставили глотать мелкие камни, а когда он уже не мог, бросили в воду. С камнями в желудке он утонул. Пока он пытался плыть, по нему стреляли из луков. Стрелы были без наконечников, они не хотели сразу его убивать!
— Лина!
— Начались волнения. Народ догадывается, что Старые убиты! Стража мобилизована, но многие люди одобряют убийство!
Я положил трубку.
Врач сказал, что еще накануне не было никаких признаков угрозы выкидыша.
…В дверь Библиотеки стучали уже несколько топоров. Андрей был убит в прихожей, Лот, Мартын и остальные ученики еще раньше, у входа. Алексану удалось скрыться в хранилище и запереться. Тяжелая дверь почти не вздрагивала под ударами. Даже поджечь ее смогут не скоро, от пожара доски защищены каменными пластинами.
Плохо, что они ворвались в приемную, и вторая, еще более толстая, дверь теперь распахнута.
Снаружи кричали, но слов было не разобрать.
Алексан бросил на пол копье и перевязал рану. Все виденное казалось тяжелым кошмаром. Что случилось с народом? Эти же люди и их отцы единогласно выбрали его в Совет много лет назад, звали на торжества, называли в его честь детей. Эти люди мирно трудились из поколения в поколение, охотились и рожали много детей. В последний год, правда, вечно недовольные Ерши затеяли смуту, но Алексан, занятый чтением и опытами, полагал, что это касается правителей, к которым он себя давно не причислял. Когда нашли стоянки дикарей, волнения усилились, и это было странно. Ему казалось, что перед лицом неведомой опасности народ должен сплотиться, а вышло наоборот — Ерши бездумно воспользовались открытием для мятежа. Сначала пропали Данил и старый Еремей, потом все войска из дальних крепостей были собраны в город, потом они приказали страже сложить оружие. Выполняя приказ Старых, стража оказала сопротивление. И тогда полилась кровь.
Неужели все-таки мстят Большие Предки? Мстят за вылазку в Город пять лет назад?
Ему тогда не удалось принять участия в экспедиции, член Совета — слишком заметная фигура, чтобы исчезнуть из Поселения на несколько недель, но Лот, Михаил и еще несколько человек сумели запутать следы и тайно добраться до Города. Времени было мало, и металл добыть не удалось. Зато были найдены еще более загадочные вещества из поздних эпох Больших Предков — стекло и пластик, продукты того, что они называли промышленностью, изобильным массовым производством.
Алексан с трепетом рассматривал предметы, к которым прикасались Большие Предки. Практической пользы от них не было, но Алексан чувствовал, что находка может оказаться рычагом, который перевернет общественное сознание. Большие Предки оставили не только Священные книги, но и след на земле, через века они протягивали своим наследникам руку помощи. Алексан готовился обнародовать чудесные открытия и истолковать их как свидетельства в пользу прогресса и просвещения.
Теперь все пропало.
Удары в дверь стихли.
Алексан почувствовал головокружение и сел на пол. Несмотря на перевязку, кровь продолжала течь. Еще в молодости она останавливалась плохо, и мечтающему о походах и сражениях с дикими зверями юноше пришлось стать прислужником при Совете Старых. Потом переписчиком в Библиотеке, а уж затем, через годы чтения и размышлений — и Алексаном Вороном, победителем птиц.
Алексан оглянулся. Все полки уставлены книгами. Ни единой книги больше не было в одном списке, все имели по нескольку копий. Последнее время он готовил для части копий новое хранилище в другом месте. Как будто предчувствовал, хотел сберечь Священные книги от неизвестной беды. Вот, не успел. Уже все равно.
Но сюда им не войти. Никогда…
Роды начались преждевременно и длились почти десять часов.
Я слышал, как, несмотря на анестезию, страшно кричит Лина.
Меня позвали и настоятельно попросили подойти и взять ее за руку.
Лина до крови вцепилась в меня. Она выглядела совершенно безумной.
— Они казнили всех Старых! — билась головой Лина. — Они сожгли Дом собраний! Убили пятьсот человек! Женщин! Детей! Вся стража перебита! Они убивают! Боже, прямо сейчас!
Мне велели выйти. По репликам врачей я понял, что Лина и ребенок в опасности.
В коридоре я впервые в жизни стал молиться. Я просил, чтобы проклятые карлики перебили друг друга до единого человека, сожгли дотла все свои жилища и потопили все корабли. Потом я испугался, что Лина этого не вынесет, и принялся просить, чтобы они, напротив, помирились, возлюбили друг друга и жили в согласии. В конце концов, раз в пятьсот лет вполне допустимо восстание. Пусть эти Ерши придут к власти и успокоят людей жестоким правлением! Пусть их народ станет грубым и сильным, пусть ищет собственный путь, а не пытается вернуться в золотой век. Пусть монахи, если хотят, сохнут над своими свитками в Библиотеке!
Лишь бы сейчас все обошлось.
Лине пришлось сделать кесарево сечение. Ребенок выжил, хотя несколько дней находился в реанимации. Лина молчала, уставившись в одну точку на потолке. Мне сказали, что у нее сильный послеродовой шок.
Когда принесли девочку, она прижала ее к себе, поцеловала в голову и не произнесла ни слова.
Наконец, я решился спросить ее о маленьких людях.
— Они все погибли, — разлепила потрескавшиеся губы Лина. — Ерши перебили всех своих врагов. От потоков крови они совершенно озверели… Они… они сгоняли людей на корабли и топили их в реке. Жгли дома, не позволяя людям выбраться…
Мне стало трудно дышать. За что ей это?
— Когда некоторые опомнились и попытались остановить товарищей, было уже поздно. Полчища дикарей напали на них со всех сторон. Они, видимо, давно следили за Поселением и выбрали для вторжения удобный момент. Ерши даже не успели забраться на стены. Дикари… съели… их всех. Даже трупы…
Я содрогнулся.
По щекам Лины текли слезы. Я механически гладил ее волосы и сглатывал подступившую к горлу тошноту.
Ей пришлось провести в больнице месяц. Я был рядом.
Лина медленно приходила в себя, начала есть, разговаривала с нашей девочкой. Я старался делать для нее все возможное.
Перед отъездом домой я не удержался и спросил:
— Как… там?
Лина равнодушно пожала плечами:
— Никак. Все заросло травой.
— А дикари?
— Ушли. Про них я ничего не знаю.
— А… Библиотека?
На секунду она оживилась:
— Библиотека? А вот Библиотека не пострадала. Один из Старых, Алексан Ворон, заперся внутри и умер там. Да, совершенно точно, Библиотека по-прежнему в хранилище. Может быть, потомки этих дикарей когда-нибудь найдут ее.
Больше мы никогда не говорили о карликах.
Наша девочка подросла. Она стала очень похожа на мать, сначала я даже немного ревновал, хотя сам этого хотел. Лина тоже постепенно пришла в себя, хотя я с болью видел, что прежней она уже не будет. Но по крайней мере, она разговаривала и иногда улыбалась. Все свое время она отдавала ребенку. Я понимал, что ей тяжело, и старался беречь ее, беречь их обеих. Я даже отказался от выгодной работы за границей, чтобы не покидать семью.
Я еще надеялся, что мы будем счастливы.
Однажды сквозь приоткрытую дверь я услышал:
— …А они вооружились кухонными ножами и отбили нападение крыс. Крысы убежали. Но жить возле дома становилось все опаснее и опаснее. И тогда они решили переселиться за город, на высокий живописный холм, неподалеку от красивого леса, полного ягод и грибов. С холма спускался серебристый ручей…
— Мма-а!
— Да, милая, ручей…
В тот же день приехала машина и увезла Лину в лечебницу.
Все обошлось без сцен и истерик.
Я устроил ее в очень хорошую дорогую клинику и подробно рассказал врачам о жизни и гибели маленькой страны. К сожалению, мне пришлось много выдумать о поведении Лины, приписать ей рассеянность, внезапные приступы агрессии и кое-что еще, в чем мне стыдно признаться. Я щедро заплатил психиатру, чтобы он подтвердил мои слова.