Американец внимательно наблюдал за сдачей телефонов и что-то черкнул на листе бумаги.
— Итак, даю старт. Профсоюз, пожалуйста, сюда. Ваши оппоненты — в противоположный класс. Примерно через полчаса будьте готовы встретиться в аудитории.
Вика Плюшкина и Эдик Каспарян попали в профсоюз. Также интересы трудящихся выпало отстаивать директору небольшой торговой фирмы Лене Голубеву и Василию Головко, начальнику отдела ВосточноСибирской нефтяной компании.
В противоположный класс помимо банкира Сливы направились Оля Ситникова, в прошлом известная манекенщица, а ныне менеджер модельного бизнеса; румяный плехановский выпускник и сын депутата Государственной думы Егор Анисов и фондовый спекулянт Юра Шерингарц, ради медитаций над движением индексов не расстающийся с ноутбуком.
— Полный бред! — вполголоса ругался Слива. — Можно подумать, мне из банка позвонят по мобильнику и подскажут, как надо правильно уволить Леню с Эдиком!
— Правила есть правила, — возразила обаятельная и целеустремленная Оля Ситникова. — Шаг логичный, хотя и неприятный…
Директора разобрали файлы и углубились в анализ бедственного положения своего предприятия.
Судя по отчетности, фирма трещала по всем швам.
— Полный караул, — высказался первым Егор Анисов. — В этой ситуации увольнять нужно чуть ли не половину персонала. А администрацию гнать в шею поганой метлой. На месте акционеров я бы именно с этого и начал.
— Хе! Боюсь, что наш профсоюз поддержит только вторую часть предложения. Типа гнать в шею.
— Ребята, ребята! — захлопала в ладоши Оля Ситникова. — Серьезнее, прошу вас! Давайте представим себе, что наша компания действительно терпит бедствие.
В классе снова повисла тишина. Егор Анисов барабанил пальцами по столу. Банкир Слива посмотрел в окно. Шелестели бумаги.
— Вот, с-смотрите, — произнес, наконец, фондовый спекулянт Шерингарц. — Динамика сбыта за последние д-десять лет показывает факт некоторой сезонности. Четвертая, пятая и шестая с-страницы. Есть основания предполагать, что в ближайшие несколько м-месяцев продажи если и п-продолжат падение, то незначительно. Не исключено даже, что на некоторое время стабилизируются. Это з-значит, что прямо сейчас мы можем уволить не так уж много н-народу. П-примерно процентов пятнадцать. И немного сократить зарплату остальным. А з-за это время попытаться осуществить модернизацию производства и поискать инвестора…
В профсоюзном классе царило уныние.
— Я бы при таком раскладе быстренько продал лавку! — энергично расхаживал между столами торговый директор Леня. — Пока не все болячки вылезли наружу, эта контора хоть чего-то стоит. Главное, успеть до годового собрания акционеров. И свалить с деньгами, например в Мексику. А работяги пусть сами устраиваются как хотят.
— Ленечка, мы с тобой по другую сторону баррикады, — напомнила Вика Плюшкина. — Нам об этих работягах нужно позаботиться. Нам нужно что-то придумать, чтобы они остались на работе. А мы соответственно поехали в Америку. Ты ведь хочешь в Америку, Леня? За счет дяди Сэма.
— За счет дяди Сэма хочу, — проворчал Леня. — А так мне там делать нечего.
Вика Плюшкина перевела взгляд на Эдика.
— Эдик! Ты почему такой вялый?
— Я еще не очень вялый, — промычал в ответ Эдик. — В пять утра сегодня лег.
Вика вопросительно прищурилась.
— Друг права получил, обмывали…
— Эдик, ты что, дурак? На один день не мог отложить?
— Я вообще-то не собирался. Само получилось.
Нефтяник Василий Головко молча листал бумаги и морщил лоб. Уши его при этом шевелились.
— Суки! — снова выругался Эдик. — Жирные американские гондоны! Кто обманет друга, тот поедет учиться к нам в буржуинство. Тьфу!
— Это справедливо, Эдик, что ты в профсоюз попал, — сдержанно заметил нефтяник Головко. — Классовое чутье у тебя хорошее. Настоящее.
Леня Голубев судорожно хихикнул.
— И рожа у него сейчас очень пролетарская. Гы! После вчерашнего.
— Вы что, все здесь дураки? — закричала Вика Плюшкина. — Василий! Хоть вы что-нибудь разумное скажите!
— Разумное? — повторил Головко. — Разумного, мужики, я вам вот что скажу. Придумывать первый ход должны в общем-то они. А не мы. Нам для начала достаточно заявить, что мы не согласны с сокращениями, и стоять на своем. Нужно проявить твердость и сказать «но пасаран». А там видно будет.
Головко единственный из профсоюзных лидеров зубрил в своем институте «Капитал» Карла Маркса, историю КПСС и прочие общественно полезные дисциплины. Остальные были моложе и учились уже без идейной платформы.
— Вот это, между прочим, очень разумно! — встрепенулся Эдик. — Нужно сделать перформанс! Нестандартный ход. Например, устроить демонстрацию! Они придут нас увольнять, а мы им — бамс! — по морде и на баррикады!
— Ага! А тебе — бамс! — и два балла! — съязвила Вика Плюшкина. — А победу присудят другим! Вот это будет перформанс!
Леня Голубев быстро отгрыз ноготь указательного пальца и плюнул на пол.
— Погоди! Эдик дело говорит! Нужно как следует дать им по морде! Вывести их из равновесия! Понимаешь?
— Разве так можно? — засомневалась Вика.
— Конечно! — воскликнул Эдик. — Мы же пролетариат! Какой с нас спрос? Булыжник — наше оружие! Нужно задать тон! Сыграть по нашим правилам!..
За сорок минут администрации удалось подготовить взвешенный план реформ. План назывался «Спасение жизни», и среди прочих мер содержал болезненные, но жизненно необходимые кадровые решения.
Выйдя из своего класса, директора увидели профсоюз, тесно сидящий за передним столом.
— Господа, — обратилась к Грибову Оля Ситникова. — Мы готовы представить меры по оздоровлению компании.
«Юрик все придумал, а она, пролаза, будет представлять», — неприязненно подумалось банкиру Сливе.
Банкир Слива вырос в простой семье и не любил слишком активных женщин.
— К партнерам, пожалуйста, к партнерам, — перенаправил Олю Грибов и прошелся по ее фигуре доброжелательным взглядом.
Оля процокала каблучками в сторону партнеров.
«Сколько же в ней росту? — прикинул банкир Слива. — Метр семьдесят пять, не меньше. И еще каблуки…»
— Господа, — обратилась Оля к профсоюзу. — Мы готовы представить план спасения компании. Надеюсь, что вместе нам удастся…
В этот момент члены профсоюзной команды повскакивали с мест и слаженно заорали:
— Увольнениям — нет! Увольнениям — нет! Увольнениям — нет!
Оля отпрянула.
Эдик Каспарян развернул над головой склеенный из листов бумаги плакат.
HANDS OFF OUR JOBS!!! — было написано на плакате.
Американец громко засмеялся и несколько раз хлопнул в ладоши.
— Ра-бо-тать!!! Ра-бо-тать!!! — принялись громко скандировать демонстранты.
— Вы что, с ума посходили? — Оля Ситникова распахнула синие глаза.
Совет директоров вопросительно уставился на кафедру.
Американец откровенно веселился.
Грибов развел руками.
Демонстранты, воодушевленные расположением американца, стали маршировать в такт выкрикам, для чего прошлись вдоль кафедры. Эдик затянул «Интернационал», но Вика Плюшкина его одернула. Прошествовав полукругом перед изумленной администрацией, демонстранты скрылись в своей комнате.
— И что теперь? — обратился к Грибову банкир Слива. — Кому мы будем план озвучивать? Вам, что ли?
— Нет. Для нас ваш план не имеет значения, — на сносном русском отозвался за Грибова американец.
— Но эти-то ушли:
Американец пожал плечами:
— Вам оказывают давление. Очень хороший ход для начала переговоры.
— Вот как? — изогнула брови Оля Ситникова. — Это вы называете ходом для начала переговоров?
Банкир Слива наклонил коротко стриженную голову.
— Зашибись. Давайте теперь мы вызовем ментов, чтобы они их рассадили по клеткам и хорошенько… в общем, побили дубинками? Для начала переговоров.
Американец вопросительно повернул голову к Грибову.
— Полис, — подсказал тот. — «Менты» — из рашен полис.
— Нет за что, — Доктор Ковальски взметнул на лоб энергичные складки. — Они не нарушили закон или конституция штата. Они просто хотят иметь своя работа. Вы работодатели, у вас есть социальная ответственность. Попробуйте с ними… говорить.
— Договориться, — подсказал Грибов.
Обескураженные работодатели собрались в углу аудитории.
— Вот гады! — не удержался еще более зарумянившийся Егор Анисов. — Мы тут вовсю думаем, как бы не ущемить их несчастные интересы, а они выдают нам дешевый спектакль.
— И американцу эта байда п-понравилось. Н-наверное, надо быть проще. Они нам забастовку, а мы им — локаут.
— Дело не в этом! — возразила Оля Ситникова. — Они хотят навязать нам свой сценарий и для этого придумали нестандартный ход. Надо отдать должное, это им удалось. Не стоит поддаваться. Нужно проявить терпение и вызвать их на переговоры. Для нас даже лучше, что они так тупо начали. На фоне этого балагана наш план будет выглядеть очень выигрышно!
Банкир Слива хотел что-то сказать, но передумал.
— Сейчас я пойду и позову их. Будем демонстрировать доброжелательность и готовность к сотрудничеству.
Оля профессионально продефилировала мимо кафедры, не забыв улыбнуться Грибову и доктору Ковальски.
«А может, теперь в бизнесе так и надо? — меланхолично размышлял банкир Слива. — Попа, сиськи, весь прикид, каблуки. Сам не заметишь, как махнешь подпись на контракте».
Оля постучалась в класс забастовщиков и приоткрыла дверь.
— Друзья мои! — пропела она, выразительно выгнув спину. — Может быть, вы нас все-таки выслушаете?
Грибов громко причмокнул губами.
— Оля! Оленька! — зашептала Вика Плюшкина. — Вы на нас не обижайтесь! Это мы как бы в шутку.
— Я все прекрасно понимаю, — дружелюбно и достаточно громко, чтобы ее было слышно на кафедре, ответила Оля. — Ваша позиция заслуживает уважения. Готовы ли вы к переговорам, или вам нужно еще немного времени?
— Оля, иди на х…! — сказал Леня Голубев.