— Что… что? — залепетал Гриша. — Какие крысы? Ты что? Ты о чем?
Сергею стало совестно.
— Это я так, шучу. У меня все забетонировано. Я зимой в гараже квашеную капусту держу, мне только крыс там не хватало.
— Ну и шуточки у тебя, брат. Ты не расслабляйся. Это не просто художественные ценности, это материальные богатства на много тысяч очень условных единиц. У тебя хоть замок на гараже хороший?
— Гриша, если у тебя ценностей на столько условных единиц, — начал было Сергей, но решил не продолжать.
— То что же ты, сука, ходишь в дырявых носках? — захохотал незлобивый Гриша. — Серега, это все вторично, поверь мне.
Змей сразу же повел себя фамильярно, по утрам глумливо скалился в лобовое стекло.
«Сейчас эту глупую телку я в шесть секунд разведу на яблоко, — подмигивал Сергею змей. — Спорим?»
— Факт, разведешь, змеюга, — соглашался Сергей. — Такую лохушку любой разведет безо всякого яблока.
Простодушная полная Ева и вправду казалась готовой к искушению, но коварный змей все время оттягивал решительный момент.
Однажды Сергею показалось, что змей немного приблизился и предлагает ему тоже попробовать красное яблоко.
— Сам жри, — отказался Сергей.
Другие картины были хорошо видны только в пустом гараже, и, выключая свет или открывая ворота, Сергей всякий раз ежился под их взглядами.
На выставке они были просто полотна, здесь же, сплотившись рамкой к рамке и заняв собой почти все малое пространство гаража, они слились в единую многоглазую и разноцветную живопись.
Снова позвонил взволнованный Гриша.
— Серега! — заорал он на своем конце провода. — Дело на сто миллионов! Нужно показать мои картины критику Антоневичу. А самое главное, с ним будет профессор Бердянцев. Сам Бердянцев, понял?!
— Нет, — признался Сергей.
— Ах, ну да. В общем, я дал ему твой телефон, он будет звонить тебе завтра вечером. Только давай так: если спросит, почему картины в гараже, скажи, что у меня планируется выставка, скажем, в Рязани, ну, и чтобы не возить их, сам понимаешь. В общем, твое дело сторона, главное, про наши вокзальные бега не проболтайся. А то несолидно выйдет.
— Что же они не пришли на выставку, как люди?
— Антоневич был, не в нем дело. А Бердянцев только что вернулся из Барселоны и говорит: хотелось бы взглянуть на выставку художника Капитанова. Ему говорят — закрылась. Как закрылась? Очень жаль. Тогда Антоневич где-то раскопал мой телефон, звонит, ну я его и обрадовал. Эх, Серега, есть Бог на свете! Если Бердянцеву понравится, Антоневич с его рецензией напишет статью в «Обозрение», а это уже совсем другой полет! Старичок! Короче, так: с меня любая картина, кроме восьми больших, «Элегии», «Тореадора» и «Осени». Любую другую забирай себе, над диваном в большой комнате повесишь. Или в детскую, там у них на стене какие-то убогие журавлики висят. Договорились?
— Да ладно…
— Бери, бери. Эх, Серега!
Ради визита критика Антоневича и профессора Бердянцева Сергею пришлось отказаться от хорошего заказа. За полчаса до назначенного времени Сергей вывел машину из гаража и отогнал ее подальше, чтобы соседство «Газели» не оскорбило в глазах гостей высокое искусство. Еще он подровнял картины, спрятал ведро и грязные халаты, подмел пол и вынес мусор.
За пятнадцать минут выкурил три сигареты.
Профессор и критик прибыли вовремя.
— Святослав Аполлонович Бердянцев, — представился профессор, не подавая руки.
— Владимир, — бросил второй.
Сергей совсем разволновался.
— Я Сергей Пличкин. Пойдемте вон туда.
«Святослав Аполлонович, — злился на себя за волнение Сергей. — Конечно, с таким именем лопатой махать не будешь! Профессор… Хорошо хоть не еврей».
— У Григория э… скоро выставка в Рязани. Вот он свое хозяйство у меня и оставил. Чтобы туда-сюда не таскать, — некстати доложился Сергей, забыв к тому же Гришино отчество.
Гости приблизились к распахнутым воротам гаража.
— Ух ты! — не удержался Антоневич при виде картин.
Чуть улыбнулся и профессор.
— Н-да, концептуально.
«Что? Как?» — испугался Сергей.
— Можно включить свет, у меня яркий, двести ватт, — засуетился он. — Но, по-моему, при дневном лучше.
— Лучше, — кивнул профессор.
Гости на пару минут замолчали.
Антоневич бегло оглядел гараж и остальное время посматривал на Бердянцева.
Профессор не спешил, в некоторые картины всматривался подолгу.
«Вроде бы ничего, — успокоился Сергей. — Нос не воротит».
— Не Матисс, конечно, — закинул удочку Антоневич.
— Не Матисс, — веско согласился профессор.
«Суки, зарежут Гришку, — снова затосковал Сергей. — Напрасно он этот балаган затеял».
— Гаражная живопись Капитанова, — осмелел Антоневич. — Может быть, здесь ей самое место, что скажете, Святослав Аполлонович? Искусство, так сказать, окончательно принадлежит народу, хе-хе…
— Я бы не стал торопиться с такими оценками.
«Молодец, Аполлоныч! — одобрил Сергей. — Свое дело знает!»
Антоневич замолк и, искоса поглядывая на профессора, стал черкать в блокноте.
Профессор поднял с пола римскую волчицу и поставил ее на более освещенное место. Темным пятном среди картин вылез волговский движок. Сергей смутился.
Рядом с волчицей профессор поставил девочку с мячом, потом глазастую красавицу и, наконец, змея.
«Змеиная морда! И сюда пролез!» — как старому приятелю, обрадовался Сергей.
Змей победоносно смотрел на Антоневича и по-свойски подмигнул Сергею.
Антоневич быстро строчил в блокноте.
— Благодарю вас, — церемонно поклонился профессор. — Пойдемте, Владимир Борисович. Отзыв я пришлю буквально на днях.
— Одну секунду, Святослав Аполлонович, — попросил Антоневич.
И обернулся к Сергею:
— Скажите, давно ли вы знакомы с Капитановым?
— Мы с ним вместе служили в армии. И потом лет пять часто виделись, пока он в Калуге жил. Это еще до Барнаула.
— Что бы вы могли рассказать о нем как о человеке? — спросил Антоневич. — Что-нибудь личное, интимное.
Сергей пожал плечами. Что им рассказать о Гришке? Как он выдрал ночью из подъездной двери лист оргалита и до утра рисовал на нем оранжевое маковое поле? Как пьяным хватал за ноги Татьяну? Как ради темной дубовой рамы для будущей картины притащил с помойки старое треснутое зеркало?
— Григорий — очень культурный и… интеллигентный человек, — насупившись, ответил Сергей.
— Ясно, — засмеялся Антоневич. — Идемте, Святослав Аполлонович.
— Статью мы, разумеется, о выставке напишем, верно? — уточнил профессор.
— Вы думаете? Мне казалось, про гараж будет забавнее, необычнее.
— Ну зачем же так опошлять?
Сергей проводил гостей к выходу и пригнал «Газель» обратно.
— Что это за народ к тебе ходит, Серега? — крикнул вечно пьяный сторож Никита. — Гараж, что ли, продаешь?
Сергей расставил картины на свои места. Надо позаниматься машиной, все равно день пропал. Поменять воздушный фильтр и в двух местах замазать ржавчину. Еще годик кормилица пробегает легко, а там пора менять, пока не начала сыпаться. Девяносто тысяч — пробег немалый. Через год будет сто тридцать.
В этот раз, кажется, получится взять новую.
— Сергей, большая воронка есть?
Незаметно подошел Степаныч, местный умелец-двигателист.
— Справа, полка над умывальником. Степаныч скрылся в гараже, и Сергей с запоздалой досадой махнул рукой.
Так и есть, Степаныч, с глазами по пятаку, пулей вылетает обратно.
— Серега! — сипит Степаныч. — Ты это что? Третьяковскую галерею бомбанул, что ли?
— Да нет, — как можно небрежнее сказал Сергей. — Художник знакомый оставил на хранение, ну я и развернул, просто так, для красоты.
— Ишь ты! — восхитился Степаныч и снова скрылся в гараже.
Эх, растреплет теперь всем подряд!
— Ну и рожи! — послышалось из гаража. — А змей-то, а, Серега! Змея видал? Чистая пьянь, вроде нашего Никитки. Вишь, яблоко бабе притащил, охмуряет.
Сергей усмехнулся. Все правильно, Степаныч, охмуряет. Как там? Искусство принадлежит народу?
— А вот эта, грудастенькая, ничего, — продолжал обзор Степаныч. — Такую можно и в спальне повесить, для поднятия тонуса. А волчище какой! Ух, страшон! Погоди-ка, это волчица! И пацаны с ней. Ага, понятно, Маугли. Слышь, Серега!
— Чего?
— Дай мне одну. А я тебе карбюратор бесплатно почищу, а? Тебе давно пора чистить. А то доездишься.
— Ты что, Степаныч, — оторвался от машины Сергей. — Это же музейные ценности. Они денег стоят. Да и не мои они.
Степаныч вылез наружу.
— И сколько они стоят?
— Я не знаю. Мне-то какое до этого дело. Много.
— А не страшно в гараже-то держать? Мало ли что.
— Да ладно! У меня тут машина стоит. Машину же они не стоят, верно? Но ты, Степаныч, не трепись. Ясно?
— Молчу, как жареная рыба. Воронку-то дай. Я там не нашел ничего.
Воронка почему-то оказалась в коробке с чистыми тряпками, рядом с сонной продавщицей бочкового кваса.
Запирая гараж, Сергей поставил машину на сигнализацию, чего никогда раньше не делал. «Если что, не попрут вместе с картинами», — была мысль.
А по дороге домой сделал крюк и купил в хозяйственном магазине хороший финский замок за четыреста пятьдесят рублей.
Вечером не вытерпел и между первым и вторым таймом сбегал и повесил новый замок на гараж.
— Слушайте меня. Гриша сказал, что мы можем взять себе одну картину. Вроде как за хранение.
— У нас есть одна, оранжевая, — удивилась Татьяна. — И еще маленькая с прошлого раза. Куда нам их вешать-то?
— Например, ребятам. А, шпана?
Олег равнодушно пожал плечами, а Леночка захлопала в ладоши.
— Хочу! Хочу себе картину!
— Ты хочешь, тебе и выбирать.
Выбирать все же пошли все вместе. Леночка боязливо обошла змея, хотя тот вел себя смирно и ни к кому со своим яблоком не лез. Волчица ее совсем не напугала, она даже погладила серый шершавый бок.