Но Рыжий был уже мертв. Гаврюша влепил ему пулю в голову, прямо между глаз.
— Ох, ну какой же хороший мальчик! — вскричал в смотровом кабинете Сергей Анатольевич. — Просто чудо что за мальчик! Вы только гляньте, в такую минуту рука не дрогнула! Значится, так: немедленно валите этого Шнурова, а малыша ко мне! Да, кстати, Шнуров этот тоже неплох. Обыграл нашего Рыжего, как щенка. Опыт, конечно. Ну, раз договорились, значит, договорились, будем валить.
Шнуров схватил трясущегося Гаврюшу и несколько раз наотмашь хлестнул по щекам.
— А вот сейчас, друг мой Гаврила, сюда действительно прилетят вертолеты. Бежим быстро! Меня они во что бы то ни стало хлопнуть захотят, а тебя к себе забрать.
— Я к ним не пойду! Ни за что! Не пойду, дяденька! Чем угодно клянусь!
— Быстро! Быстро вниз!
Володя и Лена Перепелкина молчали несколько минут.
— Ну, кто первый? — спросил наконец Володя.
— Тебе все про меня рассказали? — боязливо глянула снизу вверх Лена.
— Много чего.
— Про Густава Древе рассказали?
— Да…
— А, может быть, и про…
— Да. Говорили. Врали. Я знаю, что там была не ты.
— Слава богу!
— Дай я тебя поцелую…
— Ой, кстати, а откуда ты знаешь? Ну, что там была не я?
— Вот теперь и я должен тебе кое-что сказать.
Лена глотнула воздух.
— Володя! Милый! Только не говори, что и ты на кого-нибудь работаешь! Ведь этого не может быть, если даже на собеседовании у Сергея Анатольевича тебя не высветили.
— И не могли высветить. Я работаю не на мафию.
— А на кого же?
Володя несколько секунд помолчал, собираясь с духом.
— На разведку иностранного государства.
Сердце Лены Перепелкиной обледенело. Предатель!
На Володю было жалко смотреть.
— Давно?
— С шести лет. С самого начала они пасли тебя, следили за твоими успехами, а меня послали вдогонку. Меня принудили, я ничего не мог поделать. Они украли мою коллекцию бабочек и тем самым держали меня на крючке.
— Вот, значит, как… А я-то, дура…
— Но я им почти ничего не сообщал, у меня долго получалось морочить им голову. Мне было на все плевать, лишь бы видеться с тобой. Нашей местной мафии велели не лезть, а органы то ли облажались, то ли были куплены. Но теперь все меняется, тебя берут в первый отдел, и они с меня не слезут. Вчера уже было две шифровки.
— Как же так, Володя? Как ты мог?
— Что мне оставалось делать? Ведь я люблю тебя…
С криками «Чисто! Чисто!» группа захвата громыхала вверх по лестницам, приседая за перилами и толкаясь стволами. Еще несколько агентов застряли в перегруженном лифте. Навстречу им, вниз, осторожно пробирались по мусоропроводу Шнуров и Гаврюша.
От запаха помоев у Гаврюши разыгралась аллергия.
— Надо было убить двух ментов, переодеться в их форму и притвориться ранеными! — хныкал он.
— Держись, пацан. — Шнуров яростно разгребал руками затор из картофельных очистков. — Это только в кино они ранеными прикидываются, а потом на «скорой помощи» удирают. В жизни все не так!
— Можно было, по крайней мере, как Леон, по вентиляционной шахте спуститься! — капризничал Гаврюша.
— Дык! Где Леон, а где мы! — пыхтел вспотевший Шнуров. — За границей я и сам по вентиляции ухожу. А у нас по вентиляции не всякий таракан сумеет спуститься. Понастроили коробок, мать вашу!
Преодолев пробку из промасленных тряпок в районе второго этажа, Шнуров и Гаврюша упали в контейнер. Гаврюша ударился головой о железный угол и до боли закусил губу, чтобы не заплакать.
Шнуров, кряхтя, вылез из ящика и отряхнулся.
— Сейчас, сынок, сейчас! — бормотал он, сбивая замок. — В машину, в аэропорт и — ищи-свищи…
За дверью в ослепительно бежевой шляпе стоял Сергей Анатольевич.
Шнуров опустил руки.
— Малец ничего не сделал.
— Видел я, как он ничего не сделал. Рыжему полголовы отстрелил, а так ничего.
Гаврюша сглотнул слюну.
Сергей Анатольевич быстро заглянул в ксерокопию Гаврюшиной медицинской карты.
— Похоже, молодой человек, у вас приступ аллергии?
Подавленный Гаврюша молча кивнул.
— А ведь наш отечественный киллер частенько по мусоропроводам убегает! Да, Шнуров?
Шнуров не отвечал.
— Во многих домах их даже чистить перестали. И то правда — зачем чистить, проще подождать, когда очередной киллер с крыши поползет. За это их чистильщиками и прозвали. Правильно, Шнуров?
— Правильно, полковник. Зато мы в людей с мостов не плюем.
— Случайно вышло. Ты уж извини. Прощай, Шнуров.
Сергей Анатольевич выстрелил.
Шнуров покачнулся.
— Соглашайся! — прохрипел он Гаврюше.
Сергей Анатольевич убрал пистолет.
— Иди ко мне, малыш, — поманил он Гаврюшу. — Вместе будем всяких смрадных гадов в местах общего пользования мочить!
Гаврюша сделал несколько шагов, потом изловчился и плюнул Сергею Анатольевичу в лицо.
«Молодец, пацан!» — была последняя мысль падающего Шнурова.
Лена Перепелкина курила на кухне. Володя молчал.
— Мне очередную фамилию присвоили, — нарушила тишину Лена.
— Тебе ведь еще год.
— Досрочно, за особые заслуги.
— И что за фамилия?
— Маша Харина. Володя поморщился.
— В первом отделе Маши через одну. А все остальные Кати.
Лена вспыхнула.
— Ах… вот как! Может быть, у тебя с ними и контакты были?
Володя обнял ее.
— Не говори глупостей. Все равно ты для меня Вика Гамбузова. Навсегда. Не Перепелкина, не Косогаврилова, не Гильберт-Переследченко. И уж тем более не Маша Харина. Вика Гамбузова. Поняла?
— Да.
Сергей Анатольевич невозмутимо вытер лоб платком.
— Пойдем, малыш. Гаврюша разрыдался.
— Мама… мамочка…
— Мамочки больше нет, — жестко сказал Сергей Анатольевич. — А вот Лену Перепелкину ты сейчас увидишь.
Лена Перепелкина включила на кухне газ, чтобы нельзя было подслушать разговор, и молча взяла Володю за руку.
— Что это?
Лена держала две растопыренные веером бумажки.
— Билеты. Обнаружены на месте ликвидации Шнурова. На меня работают двое ребят из группы захвата.
— Да? И что же это за ребята? Очень интересно…
— Не важно. Смотри сюда. Два билета на предъявителя. На сегодня. Остров в Тихом океане. Никто не знает.
Лена смотрела прямо в глаза.
Не раздумывая, Володя кивнул.
Сергей Анатольевич в десятый раз вертел бесполезный телефонный диск.
Затем, заложив руки за голову, откинулся на спинку продавленного долгой службой кресла.
— А вот я в свое время так не сумел. Вернее, не захотел. Просто помнил долг. А Машку отправил прямо в пасть к Бонду. М-да… Но сейчас, Джимми, я тебе очень не завидую. Такой болван тебя играет… Эх!
Сергей Анатольевич чиркнул спичкой по железному бюстику в углу, затянулся сигаретой и выпустил аккуратное кольцо дыма.
С реактивным свистом самолет оторвался от земли.
— Уважаемые пассажиры, вас приветствует командир корабля пилот первого класса Соколов. Температура воздуха за бортом двадцать четыре градуса, температура в пункте назначения тридцать один градус по Цельсию. Взрывных устройств на борту нашего лайнера сегодня не обнаружено…
Белый песок, волны до края небес. Домик из пальмовых веток на берегу.
Маленький солнечный мир будто бы только что создан.
Двое у кромки земли — его первые люди.
— Ты любишь кокосы?
— Ненавижу.
— Я тоже. А бананы?
— Не особенно.
— Я тоже.
— Зато я люблю тебя.
— И я…
Голова, Крысин и Петухов
Петухов открыл холодильник, желая выпить огуречного рассола, и увидел лежащую на блюде окровавленную голову. От неожиданности Петухов фыркнул, зажмурился, сосчитал до трех и посмотрел снова.
Голова лежала на блюде.
Тогда Петухов закрыл холодильник и несколько секунд спокойно стоял, держась за ручку.
— Все нормально, — сказал он вслух. — Спокойно, Толя. Все нормально.
После этого резко открыл дверцу.
Голова была на месте.
От увиденного желудок пополз вверх и, едва Петухов успел подскочить к раковине, с мерзким бульканьем вывернулся наружу. После этого Петухов негромко и протяжно завыл, как воют в кино желающие напугать людей привидения, и крупно затрясся всем телом.
Держа в руке телефонную трубку и тыкая пальцем во все подряд кнопки, он немного собрался с мыслями и решил сначала успокоиться. Следовало еще раз убедиться, что это действительно отрезанная человеческая голова, а не что иное. А также знать наверняка, что все происходит наяву, а не во сне или пьяном бреду. Иначе приехавшие менты в лучшем случае поднимут на смех. А в худшем пройдутся по спине дубинками.
И, кажется, пора завязывать.
Петухов положил трубку и вернулся на кухню.
— Стоп! — обрадовался он счастливой мысли. — Перекур!
Перекур, правда, не помог.
Искоса заглянув в открытый холодильник, Петухов увидел сначала окровавленное ухо, потом волосы и часть шеи, а потом и голову целиком.
— Голова, — забормотал Петухов. — Ну что ж, голова, очень хорошо. Подумаешь, голова…
Заодно Петухов осмотрел холодильник. На верхней полке стояло ничем не прикрытое блюдечко со вчерашними остатками сыра и колбасы, также лежали селедочный хвостик и половинка луковицы. На нижней слева направо располагались: два пакета майонеза, один целый, другой надрезанный, корытце сметаны с загнувшейся вверх фольгой, пустая масленка со следами сливочного масла, упаковка бульонных кубиков, высохшая горчица и огуречный рассол, специально припасенный с вечера. На средней, самой большой полке, куда легко входит трехлитровая банка, просторно лежала голова.
Петухов присмотрелся. Голова была испачкана запекшейся кровью, волосы перепутались и слиплись. С одной стороны шеи болтался большой лоскут кожи, уголки рта были страдальчески опущены. Закатившиеся полуприкрытые глаза смотрели мимо Петухова, в направлении балконной двери.
Петухова вновь затошнило. На всякий случай он наклонился над раковиной, но организм с тошнотой справился.