Перекрестков не было, и, отчаявшись, Мила бросилась в открытую дверь, пытаясь хотя бы перевести дух от удушающего розово-рвотного запаха.
За дверью оказался Музей быстрого питания. Мила недавно читала статью об открытии. Разумеется, Музей быстрого питания просто обязан был находиться на розовой тропинке, среди перекормленных детей и мерзких усатых мужчин. Также на розовых тропинках располагались Музей динозавров, киноцентр, аквапарк и многое другое. На хвойной же дорожке находился только театр драмы, в котором Мила много лет была единственным зрителем.
В музее несколько человек прохаживались между экспонатами. Мила оглядела просторное помещение. В центре был помещен макет гамбургера в некогда натуральную величину. Вокруг него полукругом располагались разнообразные большие и маленькие хот-доги: американские с кетчупом, французские с майонезом, немецкие со сладкой горчицей и даже польские с хреном. Жаренные во фритюре луковые колечки игриво свисали с потолка.
На заднем плане, нависая над пространством и отбрасывая во все стороны чешуйчатые блики, возвышалась золотая статуя Рональда Макдоналда.
Мила всегда любила луковые колечки и подошла к ним поближе.
— Хотите каталог? — раздался вежливый голос прямо над ухом.
Мила вздрогнула и обернулась.
Сутуловатый молодой человек в тяжелых квадратных очках протягивал ей глянцевый журнал.
— Нет, спасибо.
— Зашли просто так? Не выносите запах роз?
Мила внимательно посмотрела на собеседника.
Глаза за очками терялись и плавали.
— Не выношу.
Признаться в этом было довольно смело. Гораздо более смело, чем отказаться от черствого хлеба в магазине, но Миле показалось, что она может доверять собеседнику. В необычных больших очках виделось что-то честное.
— И любите луковые колечки?
Мила кивнула.
— Держу пари, что вы ходите по хвойным тропинкам. Почти исключительно по хвойным. Изредка по кипарисовым, лавандовым или жасминовым. А сюда вас привели чрезвычайные обстоятельства. Я угадал?
Мила попыталась разглядеть глаза сквозь очки, но мужчина был обходителен и непроницаем.
— Меня зовут Оскар. Я тоже не люблю запах роз. В музее есть задняя дверь на маленькую тропинку почти совсем без запаха. Только слабый аромат арбуза.
— Без запаха? — недоверчиво произнесла Мила. — Разве так бывает?
— Бывает, — Оскар неожиданно заискивающе улыбнулся и взял Милу под локоть. — Пойдемте, я вас провожу. Кстати, почему вы босая? Испачкались?
— Послушайте, вы, кажется, провидец.
— Нет, просто у вас на ногах грязь. А нынешние туфли сразу разваливаются от грязи.
Мила вспомнила вылитое ей на ноги ведро грязной воды, кружочек колбасы на щеке, отвратительные лица продавцов, и содрогнулась.
— Что-то произошло, я так и знал.
— Да, произошло… неприятность в магазине. А потом я столкнулась со старухой без лица, — сказала Мила и едва не хлопнула себя ладонью по губам.
— Неужели?! — воскликнул Оскар. — Эти симпатяги еще встречаются? В жизни не видел ни одной!
Они между тем покинули просторный зал музея и шли, пригибая головы, сквозь вереницу низких чуланов.
— Вам повезло. А у меня эта — уже четвертая, но каждый раз я оставалась живой, как-то обходилось. Мне удалось почти не заглядывать под их ужасные капюшоны. Хотя… все время была мысль.
— Вы сильная! Но что же, что же там, под капюшоном? — с нетерпением спросил Оскар, отодвигая несколько пожелтевших от времени плакатов.
— Не спрашивайте. Зачем вам? Кстати, куда вы меня ведете? Это и есть ваш задний ход?
— Да. Я прячу его от остальных. Тропинка почти без запаха — это, знаете ли, большая редкость в наши дни.
— Значит, вы делаете мне честь?
Оскар улыбнулся:
— Ничуть. Просто у вас было такое отчаяние на лице от розового запаха, что я сразу понял — вы меня не выдадите. Всегда хочется поделиться чудом. Вот мы и пришли.
Оскар распахнул маленькую черную дверь, и Мила, пригибаясь и щурясь от неожиданно яркого дневного света, оказалась на безлюдной дорожке. Запаха действительно почти не было, только необычный слабый аромат.
— Что скажете? — Оскар наслаждался произведенным впечатлением.
Мила осторожно вдыхала воздух, стараясь получше пережить новое для себя ощущение.
— Божественно. Я не верила до последней минуты.
Оскар помолчал, затем легонько направил Милу вдоль дорожки.
— Почему здесь совсем нет людей? — спохватилась Мила.
Действительно, полное безлюдье было едва ли не более странным, чем отсутствие запаха.
— Это очень старая, заброшенная тропинка. Одним концом она упирается в… сами знаете куда, — Оскар понизил голос и оглянулся. — А другим — в городскую свалку.
Мила вздрогнула. Ее удивило не то, что Оскар оглядывается в совершенно пустом месте, а то, что он вообще говорит с ней о таких вещах. Она почувствовала к нему прилив доверия и в то же время не знала, что сказать.
— Значит, мы идем к свалке? — спросила она, когда молчание стало тягостным.
— Да. Я часто хожу здесь. Не каждый день, чтобы не вызвать подозрений, но часто. Ничего не могу с собой поделать.
— Вам не страшно?
— Совсем нет. О свалке говорят много глупостей, но все это неправда. А еще я вам признаюсь… простите, это ничего, что я докучаю вам своими откровениями?
— Что вы! — запротестовала Мила. — Совсем наоборот, мне с вами очень интересно!
— Просто, увидев, как вы задыхаетесь в дверях музея от отвратительного пошлого запаха, я почувствовал к вам симпатию. И сейчас, когда вы закрыли глаза, вдыхая этот чудесный воздух, я окончательно понял, что вы мне… очень близки.
Оскар сбился и покраснел.
— Вы хотели что-то рассказать, — пришла ему на помощь Мила.
— Ах да, — благодарно подхватил Оскар. — Так вот — я люблю гулять по свалке ночью.
Мила невольно отодвинулась. Сумасшедший?
— Нет-нет, со мной все в порядке, — заторопился Оскар и сделал движение, словно хотел схватить Милу за руку, но в последний момент не решился. — Не беспокойтесь. Это очень интересно и совершенно безопасно. И самое главное — там попадаются удивительные запахи, даже смеси запахов. А иногда мне кажется, что я чувствую старые запахи. Вы понимаете меня?
— Старые запахи? Те, которые были до Классификации?
— Да. Мне так кажется. По крайней мере, иногда попадаются абсолютно ни на что не похожие.
Ошеломленная Мила молчала. Старые запахи? Невероятно, но эта мысль тихонько скребла ее с самого начала на чудесной тропинке и теперь вырвалась наружу.
— Вы знаете, — робко сказала она, — я думаю, что этот запах не совсем похож на запах арбуза.
— Мне тоже иногда так кажется. Но тогда что же это?
— Вы, наверное, будете смеяться, но я почему-то назвала его для себя «запах прелых листьев».
— Что такое прелые листья?
— Не знаю. Что-то из книг. Или наследственного подсознания. Не важно. Просто мне хочется назвать это запахом прелых листьев. Это так необычно, красиво.
— Но такого запаха нет. Впрочем… Кажется, я вас понимаю.
Оскар внезапно остановился, Мила по инерции прошла еще два или три шага и обернулась.
— Хотите, я приглашу вас ночью на свалку? Это звучит неожиданно, но мне кажется, вам понравится. Что скажете?
Оскар смотрел умоляюще.
Противоречивые чувства захватили Милу. Ей хотелось пойти с Оскаром на свалку, хотелось быть к нему ближе. Она не боялась его и не боялась свалки. Но в глубине души ей было страшно менять раз и навсегда заведенный порядок вещей, хвойные тропы из дома на службу и в магазин, пустой зал театра драмы и даже многочасовые очереди за хлебом и белковой колбасой, пренебрежительное молчание мужа и многолетнее ожидание разрешения на рождение ребенка.
«А ведь я еще ни разу не оставляла мужа, не использовала ни одной своей недели, — подумала она. — И за все время замужества у меня накопилось четырнадцать недель. Почти целая жизнь».
— Да, Оскар, — Она впервые назвала его по имени и, наконец, увидела за очками его глаза, светло-карие, с желтоватыми звездочками вокруг зрачков. — Я хочу пойти с вами ночью на свалку. Очень хочу.
Тысяча жизней
У входа в торговый центр кривлялся оборванный попрошайка.
Мрошек взял Томми за руку.
Попрошайка увидел их и бросился наперерез.
— О! О! Вот мои спасители! Вот кто не даст мне умереть с голода!
Томми настороженно прижался к Мрошеку.
— Папа, чего хочет этот дядя?
— Того же, что и все, сынок.
Прямо в лицо Мрошеку нищий раскрыл беззубую, дурно пахнущую пасть.
— Вы ведь не дадите мне пропасть? Нет? Тогда купите у меня Apera Eloscinaria! Посмотрите, как прекрасна Apera Eloscinaria!
Появилось вращающееся вокруг своей оси, подсвеченное снизу растение с темными мясистыми листьями.
— Нет, спасибо, — сказал Мрошек.
Растение исчезло.
— Вы не можете так жестоко обойтись со мной! — взвыл нищий. — Я не верю, что вы обречете меня на смерть!
Томми подергал Мрошека за руку:
— Папа, дяде плохо?
— Очень плохо! — подскочил к нему нищий. — У дяди совсем нет денег! Дядя не ел три дня и сегодня вечером может умереть с голоду! Но в ваших силах его спасти! Всего четыре жизни! Купите у меня Apera Eloscinaria!
Мрошек понял, что проще будет расстаться с деньгами.
— У нас уже есть Guenilla Vulgaris и Emeradina Secale, — сказал он сварливо.
— Это большая удача! Неслыханное везенье! Ничто так чудесно не дополняет Guenilla Vulgaris и Emeradina Secale, как Apera Eloscinaria! Поверьте мне!
Нищий чувствовал, что сделка состоится, и придвинулся ближе.
— Всего четыре жизни, — зашептал он. — Вы спасаете меня от голода!
Мрошек махнул рукой и прикоснулся к нищему указательным пальцем.
— Четыре жизни, — сказал он.
— Благодарю вас! — раскланялся нищий, считывая с платежной карты, вживленной в ноготь указательного пальца, четыре жизни Мрошека. — Вы не пожалеете о своем великодушном поступке! В самое ближайшее время несравненная Apera Eloscinaria будет доставлена вам домой.