Впрочем, это тоже другая история, история грустная и, к сожалению, бесконечная, и дело здесь вовсе не в тесной квартире, с которой Толиково семейство удачно съедет уже в наступающем году, а совсем в другом. Оставим Толика сидеть на скамейке, поскольку помочь ему мы все равно не силах, а сладострастно читать о чужих бедах бесчеловечно в этот предпраздничный день.
Проблем, впрочем, не убавилось и у нашего Димы.
Он еще раз подергал дверь, выглянул в окно и позвонил отсутствующему вахтеру.
Затем стал снова листать блокнот, причем теперь уже в алфавитном порядке.
Буква А начиналась с Арбузовой Веры.
— С Новым годом, дорогие москвичи! — азартно воскликнул Дима и набрал номер Арбузовой Веры.
Веры дома не оказалось, но полный подозрений мужской голос пообещал передать ей привет и поздравления от институтского приятеля Скворцова.
Далее в списке шел междугородный восточный Адик. Адик был слышен на удивление хорошо, обещал скоро быть проездом в Москве и непременно позвонить. Новый год у Адика уже наступил, в трубке был слышен многоголосый тюркоязычный смех и хорошо усиленная ударными инструментами восточная мелодия. Адик цветисто пожелал счастья-здоровья и остроумно послал Диме Новый год «от нашего стола — вашему столу».
За Адиком следовала безымянная Администратор Бассейна, ей Дима коротко и анонимно крикнул: «С праздничком вас, дорогие москвичи!», услышал в ответ: «А тебя-то где носит?! Забыл-зазнался, да? У, коварный…», но обстоятельства дела прояснять не стал.
Антонина Сергеевна обрадовалась и спросила, хорошо ли Диме платят, потому что времена такие, что если бы не частные уроки, то она, Антонина Сергеевна, давно пошла бы петь песни в электричках и подземных переходах.
Аштонян долго уточнял, кто звонит, а потом напрямик спросил, чего нужно.
Аверинцев был приятно удивлен.
Двоюродная сестра Ася обутой, одетой и страшно опаздывающей была захвачена на пороге и долго говорить не смогла.
Буква А закончилась, и Дима удовлетворенно потянулся.
— И слону, и даже маленькой улитке! — показал он назидательный палец своему отражению в зеркале и немедленно принялся за букву Б. На странице Б значились всего два имени и обоих их обладателей не оказалось дома.
Открылась буква В.
Марина Воронина, мисс пятый курс, женщина мечты всего института, оказалась уже год как в Штатах. Дима старательно записал длинный номер и нажал кнопки.
«Буду краток, — решился он. — Маленький счет никто не заметит».
На том конце сказали «Хелло-о-у-у-у», и, чуть запнувшись, Дима выговорил:
— Мэй ай спик то мисс Воронина?
А ведь она, наверное, уже не мисс, а миссис, — мелькнула неожиданно горькая мысль.
— Юр спикин, — дружелюбно сказали в ответ.
«Точно, миссис», — расстроился Дима и чуть было не положил трубку.
— Марин, это я, — брякнул он вместо этого.
— Димка? — осторожно ахнули на том конце.
Дима почувствовал забытое головокружение, которое неизбежно испытывали все мужчины от мала до велика, оказывавшиеся в радиусе пяти метров от Марины Ворониной.
— Ну да… — В Димином голосе откуда-то взялась глупая подростковая быковатость. — С Новым годом вас, с новым, как говорится, импортным счастьем…
— Димка! — заорала Марина. — Это ты, что ли?! Ну и дела! Ты номер мой как узнал?
— Как, как… Клавдия Васильевна сказала, — Дима стремительно добрел обратно.
И как не подобреть оттого, что сама Маринка Воронина спустя столько лет узнала тебя по телефону?
— Димка! Ты просто не можешь себе представить, как я рада тебя слышать! Ты, можно сказать, первый русский, который сегодня поздравляет меня с Новым годом. Ну, второй, если честно.
— А первый кто? — выскочило у Димы.
— Наш торговый атташе. Это не считается, для него-то это как обязанность. Он курирует наш проект. У нас совместная группа с «Миннесота электрикс».
— Ты там работаешь, что ли?
— Ну да! А что еще тут делать? Такая дыра! Городок маленький, по вечерам про-осто некуда пойти. Хотела любовника себе завести — не-а, не могу! Все равно что крутить роман со сварочным роботом. Ой, Димка…
Дима проговорил минут десять и приготовился заранее признаться начальству в неделовом звонке за океан и честно оплатить издержки.
Марина все еще спрашивала, есть ли в Москве снег, и будет ли в этом году салют, и до которого часа сегодня открыто метро, а Диму уже посетила спасительная для его кошелька идея. Горячо распрощавшись с Мариной, он набрал еще один американский номер.
— Господин Кауфман? Это Дмитрий Скворцов спикинг. От имени компании «Фаворит» и от себя лично сердечно поздравляю вас с наступающим Новым годом! Желаю вам, как говорится, побольше просперити и поменьше паблисити, особенно в наших территориальных водах.
Столь развязно с американским партнером Колей Кауфманом Дима не говорил никогда, но в этот раз вышло именно так, и вышло вполне удачно. Коля долго смеялся над паблисити и просперити, сказал, что Дима хайли эффижиент, и пообещал привезти ему резиновый член особой конструкции. Резиновый член был Диме не нужен, но отказаться от подарка он не решился. Заполнив несколько минут вежливыми формальностями, Дима эстафетой отослал на запад Адиково новогоднее «от нашего стола — вашему столу» и удовлетворенно потер руки. Теперь затраты на международный разговор с Америкой получили веское обоснование. Чтобы окончательно замести следы, Дима быстренько отзвонился всем доступным партнерам, клиентам, поставщикам и сотрудникам контролирующих органов, коротко пожелал успеха, благополучия и льготного налогообложения, после чего вернулся к отставленному на время блокноту.
Звонить старым и новым знакомым и тем, с кем говорил вчера, и тем, кого не вспоминал много лет, оказалось делом неожиданно захватывающим. Люди удивлялись, радовались, благодарили, желали добра и счастья. Одни уже вовсю праздновали, другие еще только готовились к торжеству, третьи были в отъезде на отдыхе или дачах, четвертые сидели в семейном кругу, пятые шли встречать Новый год на Красную площадь, шестые зависали в кегельбанах и клубах.
Около половины одиннадцатого Дима спохватился.
Телефон был занят больше часа, и ни Паша, ни Фома при всем желании не могли бы ему дозвониться, поскольку, напомним, мобильных телефонов в то время почти не было, а те, что были, сплошь оказывались большими, неудобными и принадлежали только очень богатым или государственно значимым людям.
У Ани теперь никто не брал трубку.
«Она все-таки пошла к Звонаревым, — огорчился Дима. — Надо будет через полчасика туда позвонить, как это ни противно».
Но что же Паша и Фома?
Их по-прежнему не было дома, хотя и тот и другой уже приблизились к местам своего обитания.
Пашу только что высадили из такси, не взяв за это ни копейки денег.
«Сержант заплатил, который тебя сажал», — бросил в окно таксист и укатил, оставив Пашу в полном замешательстве. Что это за милиция такая, которая оплачивает такси нарушителям общественного порядка?
Фома же недавно переполнил чашу своего терпения, пробудился от тягостной дремоты, поправил галстук и добродушно рявкнул надоедливой бабке: «Убью, старая!», отчего та испуганно, но в то же время и как-то удовлетворенно поспешила к дверям и сошла, не доехав до дома две остановки. Фома тоже вышел на улицу, сориентировался на местности, ахнул, посмотрел на часы и поспешил к автомату, чтобы предупредить домашних о неожиданной задержке и скором прибытии.
Толик замерз на скамейке, но так и не протрезвел и теперь, притопывая и прихлопывая в ладоши, быстро ходит вокруг дома.
«Как же так получилось? — все время думает Толик. — Почему такая милая, немного взбалмошная Кристина превратилась в легкоранимое, охотно страдающее по всякому поводу существо? В чем я виноват?»
Но — стоп, мы решили не читать сегодня печальных историй, поэтому обратимся к Валере, последнему фигуранту этого запутанного дела.
И где же Валера?
Неужели он тоже где-то застрял и никак не может добраться до места назначения?
Нет, Валера нигде не застревал. Он едет в метро в направлении станции «Коньково». Валера выглядит абсолютно трезвым, шаг его тверд, взгляд чист, а речь ясна.
«Позвольте! — удивитесь вы. — Какая речь? Какой шаг? Зачем нужна речь человеку, который едет в метро к себе домой, ну, или не совсем домой, это не важно?»
Вот здесь-то и зарыта собака! Валера, хотя и выглядит абсолютно спокойным, внутри охвачен смятением и даже страхом. Он боится проехать станцию «Коньково». Стоит проехать «Коньково», — отчего-то убежден Валера, как он окажется неведомо где, и неизвестно, сможет ли попасть в «Коньково» еще когда-либо в жизни, а Валере очень надо в «Коньково», именно сейчас — очень! Валера не доверяет схеме метрополитена, потому что известно: все схемы, как и все календари, врут. Не доверяет он и тому, что объявляет диктор. Объявить можно все, что угодно, нет никакой гарантии, что это окажется правдой, особенно если налицо всеобщий заговор против него, Валеры, составленный для того, чтобы скрыть станцию «Коньково», спрятать ее, вычеркнуть из списков метрополитена, развеять драгоценные буквы в новогодней метели.
Поэтому Валера выбрал самый трудный, но единственно надежный путь: на каждой остановке он выходит из вагона, поднимается вверх по эскалатору и придирчиво осматривает окрестности, чтобы собственнолично убедиться в том, «Коньково» это или не «Коньково». Пока все идет гладко. За станцией «Октябрьская» последовала «Шаболовская», за «Шаболовской» — «Ленинский проспект», затем «Академическая» и «Профсоюзная». Валера не вполне доверяет надписям в вестибюлях станций, поэтому осматривает прилегающие улицы, уклончиво спрашивает у прохожих, как пройти туда-то и туда-то, и только потом делает вывод — да, станция соответствует тому, как она названа.
Пока ясно одно — он движется в верном направлении, потому что последовательность станций именно та, что должна быть. Не попалось на его пути станции, например, «Первомайская», или «Войковская», или «Боровицкая», или «Преображенская площадь». Все пока правильно, но от этого еще тревожнее. Чем ближе «Коньково», тем коварнее таинственные козни. Стоит только расслабиться и пропустить хотя бы одну станцию, как это обязательно будет вожделенное «Коньково», и тогда он ее проедет, и окажется на неведомом страшном вокзале, и случится то непоправимое, о чем не хочется сейчас даже думать.