Вот что в эти минуты переживает внешне спокойный Валера. Пожелаем ему с честью выйти из этого испытания!
Но что же наш Дима?
Дима еще раз позвонил товарищам и тем самым порядком обеспокоил их семьи. Еще бы — любимых мужчин нет дома, а вместо этого уже два часа названивает их коллега. Через пять минут после его звонка из автомата дозвонился домой Фома и сказал, чтобы не волновались, что случилась досадная накладка и что он скоро приедет. Жена Фомы поторопилась поделиться этой новостью с Димой, для чего несколько раз звонила ему в офис, но…
Вы угадали — там все время было занято, потому что Дима вновь обратился к своему телефонному справочнику.
Еремеева вышла, наконец, замуж, Игорян, напротив, развелся и был от этого беспробудно счастлив уже третий месяц, Ирочка бесплатно предложила Диме котят голубого британца, Инна Васильевна готовила сельдь под шубой, Клопоморов лежал в гипсе, Крюкова получила водительские права и уже помяла крыло и бампер, всего на триста долларов ремонта, муж чуть не выгнал ее из дома, у Лебедевых родилась тройня девочек, Лисохвостов сказал, что не знает никакого Диму Скворцова, Лаптев просил звонить, если, в натуре, будут проблемы, Лешаков под именем Вильгельма Обознанского выпустил в свет серию детективных романов о проницательной сыщице Марине Донской, Мамедов стал исламским фундаменталистом и плевать хотел «на ваш русский Новый год», Мишучков сменил ориентацию, причем не в том направлении, куда было принято теперь, а обратно, Муравлева неожиданно оказалась подполковником госбезопасности, Новиков нашелся в Эйлате, а Найман, наоборот, в Пензе.
Дима блистал остроумием, расточал комплименты, слал через телефонные провода жаркие флюиды пьяного добросердечия, много раз сказал, что надо бы, наконец, встретиться, желал своим респондентам и их близким счастья, обязался впредь не пропадать и чаще звонить.
С Пуховым завязались деловые контакты, Потапов, по словам убитой горем жены, сошел с ума, купил землю под Суздалем и там, без газет-радио-телевидения, разводит кроликов, Пирогов по-прежнему заикался, Трегубов в свое время пересекался с боссом Андреем Михайловичем и рассказал о нем пару забавных историй, Харламович собирался встречать Новый год на Останкинской телебашне, Ханна Вельяминовна от полноты чувств выдала Диме секретный рецепт приготовления куриного холодца с грибами, Фурманцев, давясь от смеха, рассказал свежий анекдот, как будто последний раз видел Диму шесть дней, а не шесть лет тому назад, Эдуард Викентьевич был, как всегда, очаровательно похабен, Юрьева защитила кандидатскую диссертацию о докириллической письменности венгерских славян, Юра Суслов охотился летом, на крокодилов и те чуть не отгрызли ему ногу, Яшка Пильнер рекламировал на телевидении женские прокладки, а исстрадавшийся под бременем однофамильства Гриша Явлинский всерьез собирался основать политическую партию и назвать ее либо «Конопля», либо «Тыква».
В азарте Дима почти забыл про свое бедственное положение, про гнусных Звонаревых, Прустами и Джойсами обольщающих наивных девушек, про Пашу и Фому.
На часах звякнуло без четверти двенадцать. Имена кончились, звонить больше было некому.
— Ну и ладно, — с легким сердцем сказал Дима. — Зато будет что вспомнить!
И налил рюмку водки.
Но — нет, не все еще сделано! Оставался кто-то, не охваченный его многоводным настойчивым поздравлением. Но кто? Телефонная книжечка, заведенная в пятом классе и пополняемая все это время, была перелистана и перенабрана телефонными кнопками полностью. Кто же?
Гога!
Гога Зырин! Вернейший и ближайший детсадовский друг, оказавшийся в один страшно далекий день самым главным для Димы человеком!
«В какой день?» — спросите вы.
О, это совсем особая история! Впрочем, многие из вас о ней слышали.
Да-да, это тот самый Гога Зырин! Как можно было о нем забыть?! Но какой у него номер? В блокноте его нет, к пятому классу Гога был уже далеко, и про него ничего не было известно. Двести шестьдесят четыре — восемнадцать — тридцать один? Или нет — двести шестьдесят девять — восемнадцать — тридцать один?
Точно.
Дима глубоко вздохнул и набрал безошибочно всплывший в памяти номер.
Гудок, второй. Третий. Пятый. Ну, что?
— Алло…
— Здравствуйте. — Дима почувствовал, как мгновенно высохло горло. — Будьте любезны, Гогу Зырина.
В трубке молчали.
— Я вас слушаю. Хотя, признаться, меня так… уже давно… Кто это говорит?!
Дима набрал воздуха.
— Гога, это Дима Скворцов. Помнишь такого?
Снова тишина, только электрические шорохи в трубке.
— Дима? Как ты меня нашел? Я ведь не жил здесь лет двадцать.
— Ну… вот так…
Разговор не клеился. Этот хриплый, надтреснутый голос, эти тусклые, безвольные интонации — Гога Зырин, отважный Гога Зырин, чингачгук и мушкетер, бросивший в свое время вызов целому миру родителей и воспитателей. Неужели что-то произошло? Похоже что да — целая жизнь, или ее половина, или треть, или четверть — каждому свое.
— Я тебе как-то звонил, — малодушно соврал Дима.
— Здесь моя тетка жила, — усмехнулся Гога. — А я так, наездами бывал.
— На чем ездишь? — отчаянно цепляясь за ускользающую нить разговора, спросил Дима.
— Ни на чем, Дим. У меня ведь это… ног нет…
Дима помертвел. Вот оно что. Теперь все ясно.
— Гога… как же так случилось?
— Ой, Дим, это уже давно случилось. Я на войне был…
— И что… сейчас?
— Сейчас все нормально. Ходить могу. Есть хорошие протезы от Совета ветеранов. Предлагали, кстати, и машину за полцены, инвалидку, но я не взял. Зачем мне инвалидка?
— А вообще что делаешь? — спросил Дима, готовый в следующую секунду откусить себе язык, чтобы вернуть обратно несуразный вопрос.
— Ты знаешь, пьесу пишу! — оживился Гога. — У меня уже поставлены две работы в Пермском областном театре, скоро будет еще один спектакль в Севастополе. Теперь вот работаю для Театра современной драмы, но это уже дома, в Москве.
— Гога! — радостно ахнул Дима. — Ты пишешь пьесу?! Вот это круто! Класс! Ты молодец!
— Да ладно тебе…
— Нет, правда. Я просто уверен, что это будет… это будет великая пьеса! Ты всегда был самым сильным из нас, Гога! Тебе все нипочем!
— Ой, Димон, ну хватит уже.
— Гога! Я обязательно, слышишь, обязательно приду на премьеру! Я тебя со своей девушкой познакомлю! Она знаешь какая…
— Погоди, Дима, до премьеры еще далеко. В театре народец капризный. Все на понтах, с наворотами, от каждого за версту разит Немировичем.
— Плюнь на них, иди к другим! В Москве сто театров, не меньше! Гога! Запомни одно: ты — это ты! У тебя все получится! Если не сегодня, значит, завтра! Если не завтра, значит, послезавтра! Понимаешь? Иначе и быть не может. Ведь ты — Гога Зырин!
Гога снова надолго замолчал.
— Ладно, Димон! — Голос его стал другим, как будто невидимый рычажок подняли на пол-октавы. — С Новым годом тебя! Спасибо, что позвонил. Я у тебя-то не спросил, как дела. Хотя вижу, что все нормально. Подробности, как говорится, при встрече. Я теперь на месте. Звони, заезжай.
— Обязательно, Гога!
— И знай — у меня все в порядке. Мы живы, мы при деле — это главное.
— Да, Гога.
— Ладно, меня тут… ждут. Счастливо! Раздались гудки.
Дима медленно положил трубку. Вот такие, значит, дела.
Гога Зырин воевал и потерял ноги. Кошмар. Но теперь, слава богу, все в порядке. Пишет пьесу. К тому же не первую, некоторые постановки уже состоялись. А нынешняя пьеса наверняка станет событием в театральном мире. Гога, он такой: либо будет первым, либо…
Загорелся экран телевизора. Что такое? Случайно задел пульт?
Но каков все-таки Гога! Несгибаемый человек! В самое ближайшее время надо будет его навестить. Проклятье! Почему навестить? Как больного? Калеку? Нет, не навестить, а просто прийти в гости, взять с собой Аньку, распить напитков, вспомнить прошлое. Так будет правильно.
В телевизоре появилась Спасская башня с часами, заиграл государственный гимн. Вот и Новый год. Дима поднял рюмку. Ударили куранты. Ну, за все хорошее!
— С Новым годом, дорогие москвичи! — раздался пронзительный скрипучий голос из смежного кабинета.
Что такое?
Неужели все-таки разыграли? И все это время тихо сидели здесь?
Ну, мерзавцы!
Дверь распахнулась, и из смежного кабинета, как с упавшего стеллажа в магазине игрушек, повалили зайчики, гномики, свинки, чебурашки, плюшевые мишки, тигры, волк и заяц, одноглазые пираты, циркачи и акробаты, ковбои в шляпах, античные герои, змей-горынычи, воины в латах, индейские вожди, винни-пухи, карлсоны, микки-маусы, крокодилы, бегемоты, попугаи, незнайки и еще целые сонмища радостно галдящих маленьких существ, мгновенно заполнившие собой офисное пространство. Заиграли клавесины и хриплые деревянные дудки. С потолка свесились хрустальные нити. Стены сверкнули шелком и золотом.
Дима остолбенел. Вот и допился до белой горячки.
Рановато.
— Никакой белой горячки! — из дверей бодро выступил Дед Мороз в натуральную величину. — Никакой белой горячки, мой юный друг! Какая может быть белая горячка в столь цветущем возрасте у такого здорового организма? Ничего похожего! Просто пришел Новый год, и тебе на этом празднике выпала большая честь — ты отмечен Новогодней Привилегией!
— Новогодняя Привилегия! Новогодняя Привилегия! — радостно загалдели маленькие существа.
Дед Мороз был совсем как настоящий. Если бы в детстве Диме довелось увидеть такого Деда Мороза на праздничной елке, он бы поверил в него на всю жизнь. Окающий говорок, с каким торгуют сметаной на Лефортовском рынке, явно собственная борода, в могучей седине которой еще струились русые волосы, тулупный запах овчины, снежная свежесть на рукавах, отполированная до оловянного блеска суковатая палка под мышкой. И самое главное — откуда он вообще здесь взялся?
«Я сплю», — понял Дима и внутренне успокоился.
Зверюшки вокруг него разразились смехом.