мышляла, как тут быть. Его пассия живет в Лондоне, – зачем же ему до следующего уик-энда возвращаться в Чамлей-Эдж?
В четыре Пернел решила: хватит, потрудилась славно, – умылась и пошла в деревню в надежде купить воскресную газету. Раз уж выпала ей такая участь сегодня – полезный сельский труд и полное одиночество, – что ж, она проведет уютный домашний вечер: примет ванну, почитает газету, решит кроссворд. А на свободе придумает, что бы такое сказать Майку – пусть поймет: дело вовсе не в ее нежелании ему помогать.
Все эти выдуманные дела не занимали по-настоящему ее сознания, и потому следующие несколько часов тянулись страшно медленно. Обычно ей не свойственно было так долго пить чай, прочитывать от корки до корки газету, лежать в ванне, ни с того ни с сего без нужды мыть голову, а потом сушить волосы феном… В свежей ночной сорочке и легком, светлом хлопчатобумажном халатике она спустилась в гостиную: половина десятого.
Задернуть гардины, уютно устроиться на кушетке с кроссвордом – и все беспокойство как рукой снимет. Минут двадцать она тщетно боролась с преследовавшими ее мыслями о Хантере. Но… что это за звуки? В тишине ночи послышалось вдруг мягкое урчание мотора – подъехала машина… остановилась у дома. Не осмеливаясь верить тому, во что верить так хотелось, она вся превратилась в слух. Радость, невыразимая радость переполнила ее сердце: стук ворот… Хантер! Он приехал все-таки!
Открывает двери гаража, ставит машину… Не остался в Лондоне, с этой своей Лили, а вернулся сюда, в Чамлей-Эдж, к ней!
К ней? Во имя всего святого, что это она себе вообразила? Почему – к ней? Может, еще выдумать так – «домой, к ней»? Домой-то домой, а вот «домой, к ней» – вряд ли это когда-нибудь случится. Его шаги в соседних комнатах… Надо ей спуститься на землю. Да он провел этот день так, что вообще забыл о ее существовании. Стукнула его входная дверь, шаги по гравийной дорожке, соединяющей оба дома, приближаются к ее двери…
Пернел будто током ударило – она вскочила на ноги и застыла неподвижно, прислушиваясь: прошел мимо окна, остановился у двери… тихий стук. Ноги как приросли к полу; только опасение, что он уйдет, не дождавшись ответа, заставило ее броситься к двери. Хантер здесь, рядом, сейчас она увидит его – после стольких часов ожидания! Сделав несколько глубоких вдохов, она протянула руку и открыла задвижку. О, какой он высокий, как элегантен в этом костюме! И она любит его еще сильнее. Глаза их встретились – и Пернел вдруг с ужасом осознала, что предстала перед ним в первозданном виде – ни капли макияжа, ночная сорочка и халатик… Язык у нее словно прилип к гортани.
Но ее ночной гость отнюдь не потерял дара речи:
– Я ведь говорил тебе – ты так хороша… ты прекрасна…
Как нежно звучит его голос, как искренни интонации… Неужели он и вправду думает то, что говорит? Ноги у нее внезапно стали как ватные; ей хотелось остановить его: «О нет, не надо! Не произноси этих чудесных слов!» Кажется, теперь и она обрела способность говорить, но не выдавать же ему, что тает от его признаний. Куда разумнее остудить его пыл:
– Вы что, перепили?
– Только два бокала шампанского за обедом. Но с тех пор прошло много времени.
Он недоумевает… пусть! Пернел резко отвернулась, – почему она должна слушать, что именно он там пил со своей Лили и о чем они ворковали?
– Если вы пришли одолжить сахару – заходите! – бросила она через плечо, стараясь прийти в себя, и направилась в гостиную.
Хантер последовал за ней. Когда она, подавив тупую боль ревности, обернулась и вопросительно посмотрела на него, лицо его еще сохраняло приветливое выражение.
– Я увидел свет в ваших окнах, – он кивнул на настольную лампу, – и решил узнать, нет ли для меня каких-нибудь сообщений.
– «Сообщений?» – повторила она. Мало посылки, еще и «сообщения»!
– Ко мне приятель собирался заехать, а вы весь день работали на участке, вот я и…
– Неужели вы надеялись, что я… – От такой бесцеремонности у нее перехватило дыхание. – Да я и сама сегодня выходила из дому.
Под «выходом из дому» подразумевался поход в деревенский магазинчик, но докладывать ему она не обязана.
Хантер небрежно оперся рукой о камин:
– Когда? Во время обеда?
Она уже приготовилась наговорить ему Бог знает что – не он ведь один имеет право развлекаться, – но спохватилась. Вчера уже врала – насчет свидания в следующую субботу. Хватит, пожалуй, лгать. Однако ничего убедительного в голову не приходило, и потому получилось задиристее, чем хотелось бы:
– А вам-то до этого какое дело?
И слова эти, и тон ее Хантеру явно пришлись не по душе. Он спокойно убрал руку с каминной полки, выпрямился и назидательно произнес:
– А мне-то до этого такое дело, что как раз я всегда помогаю вам выкрутиться из самых неприятных положений.
– Вы… вы мне «помогаете выкрутиться»?! Вот это да! Вы… вам вообще… да вы в основном где-то пропадаете, и не «во время обеда», а целый день!
– Так, значит, в прошлую субботу вы не нуждались в моей помощи?
Хантер, похоже, разозлился не меньше ее. Да, такое было, но ведь то случай, и больше он никогда не повторится!
– Не нуждаюсь я ни в каких… спасителях!
– И сами способны оценить, кого следует приглашать в дом на чашку кофе, а кого – нет?
– Представьте, способна! Разберусь! Он только хмыкнул.
– Так в следующий раз, когда вы окажетесь в беде и позовете на помощь, выручать не прикажете?
– И не подумаю звать на помощь! – взвилась Пернел и, совсем уже не владея собой, выпалила: – Мне уже двадцать два; слава Богу, пора приобрести кое-какой опыт!
И тут же пожалела об этих своих словах: глаза его как-то странно блеснули, мускулы лица напряглись, он придвинулся к ней ближе.
Что же будет теперь? Не спуская с нее горящего взора, Хантер сбросил пиджак, развязал галстук… Она глядела на него как завороженная. Он внезапно протянул руки и со всей силой переполнявшей его ярости схватил ее в объятия.
– Лучшего шанса приобрести опыт у тебя не будет, так начинай сейчас! – Тяжко дыша, он нагнулся к ней – и губы его впились в ее губы.
Этот поцелуй не похож на прежние: не теплый, мягкий, нежный, а злой, грубый, жестокий. Она любит его, да, но чтобы он так ее целовал, – о нет, нет!..
– Нет!.. – вскрикнула она вслух и попыталась его оттолкнуть.
Ей это как будто удалось, но губы его тут же опять накрыли ее рот. Она сопротивлялась изо всех сил, толкала его, извивалась… Тщетно! Они чуть не падали, теряя равновесие, но Хантер неумолимо тащил ее в сторону кушетки.
Что же это такое происходит?! Она вовсе не намерена усаживаться с ним на кушетку! Она сумеет сохранить вертикальное положение! Миг – и оба они внезапно оказались в горизонтальном, лежащими на кушетке. А с ней-то это как получилось?!
– Прекратите сейчас же! – в панике кричала Пернел, чувствуя на себе тяжесть его тела.
– Тебе придется многому научиться! – рычал Тримейн, не обращая никакого внимания на ее протесты. Губы его снова захватили ее губы.
– Отпустите меня! – возопила она, как только смогла громко.
– А как же насчет «приобрести кое-какой опыт»?
Но возможности ответить ей он не дал, зажав ей рот поцелуем.
Какие дивные у него губы, какие нежные – и сильные… Пернел все еще пыталась вырваться, а он не отпускал ее. «Ну-ка, приобретай свой опыт!» – казалось, дразнили его губы, его руки… Поневоле кулачки ее разжались, глаза закрылись… она уже не отталкивала его, не колотила, а просто обнимала его и прижимала к себе.
– О, Хантер! – раздался ее возглас – по правде говоря, девушка не совсем представляла, на земле она или на небе.
Даже когда голова его откинулась и он посмотрел в ее широко раскрытые, испуганные коричневые глаза, она не знала, чего хочет – чтобы он отпустил ее или нет… Вдруг он произнес осипшим, успокаивающим голосом:
– Все в порядке, Пернел. У меня и в мыслях не было насиловать тебя. – И тихонько погладил ее по плечу.
– Я… я… знаю это…
О Боже! Что она вообще знала в эту минуту?
– Знаешь? Вот как?
Прежняя, обаятельная улыбка появилась на его лице, с него мгновенно будто смыло остатки агрессивности. Мягко, ласково он поцеловал ее – как прежде, как ей нравилось с самого начала.
– О, Хантер! – выдохнула она, и руки ее как бы помимо ее воли обняли его за шею.
– Пернел, ты… – начал он, когда губы их разомкнулись.
Но она только теперь почувствовала всю сладость его поцелуев. Целый день она ждала его, столько часов провела в одиночестве, а потом… Она сама к нему теперь тянулась, целовала его, не слыша, не понимая, что он ей пытается говорить между поцелуями. Пламя желания проникало в нее все глубже. Она плотнее прижималась к нему… Он целовал ее лицо, шею, утопил лицо в волнах ее волос, шепча:
– Они так чудесно пахнут… – Он едва-едва касался уголков ее губ. Уже руки его ласкали ее тело через тонкую, легкую ткань сорочки. – Вот это… это совсем лишнее. – Он дотронулся нежными пальцами до края халатика.
Она безмолвно кивнула – халатик слетел, как перышко с птицы. Он все еще щадил ее скромность, не позволяя себе лишить ее последней защиты – сорочки. Но она сама не желала больше никакой защиты. Поцелуи становились все требовательнее, страсть охватывала их все сильнее, тела их прильнули друг к другу. Руки Хантера, ласкавшие до того ее спину, переместились теперь на грудь, нежно гладили бархатную кожу.
– О, Хантер! – ахнула она.
– Тебе хорошо?
– О да! Очень! Очень! – шептала она, прижимаясь к нему и чувствуя только его руки, бродящие под сорочкой по всему ее телу.
«Возьми меня, о, возьми же меня!» – кричало все ее существо. Он скинул с себя рубашку, вот сейчас это и произойдет…
– Дорогая моя, дорогая…
Пернел чуть не потеряла сознание от нахлынувшего на нее чувства. Пальцы его коснулись кружева у нее на бедрах, внезапно замерли – и ушли. Он напрягся в страшном усилии – и вдруг привстал… Обостренными, чуткими нервами Пернел ощутила – мощная волна прокатилась по его телу, сотрясая его до основания.