— Бедняжка, что ты о себе воображаешь? — потому что по всем предметам у нее были сплошь единицы. Кроме географии. География — единственное, что ее интересовало. Она знала, где находится Африка и какие там города. Но если ее вызывал учитель по истории и спрашивал, когда правил Карл IV, она непрерывно повторяла:
— Карл IV правил… Карл IV правил…
И больше слова вымолвить не могла.
Некоторые ребята пытались подсказывать ей, но Цецилия была маленькая, ушки — всего ничего, слышала она плохо и при этом, нисколько не смущаясь, поворачивалась к классу и просила:
— Подсказывайте погромче, я не слышу, что вы шепчете.
Однажды пан учитель очень рассердился и закричал:
— Это уже переходит все границы! Где это видно, чтобы школьница так себя вела?
Он схватил ее за ухо и стал за него таскать. Таскал до тех пор, пока оно не стало совершенно красным. Потом велел Цецилии сесть на место и поставил ей единицу.
Но такое происходило не только на истории. На пении было ничуть не лучше. Цецилия пела так, что пани учительница вынуждена была закрывать окна. Однажды от ее пения внизу на улице испугалась лошадь. Несмотря на то что класс находился на четвертом этаже, слышать эти звуки все равно было страшно. Цецилия фальшивила так, что никто не понимал, какую песню она, собственно говоря, поет. Когда, например, она пела песню «Я полечу с вами, ласточки», похоже было, будто она поет «Я очень люблю слонов». Пани учительница говорила:
— Ну разве это пение? Это карканье, а не пение!
Она хватала Цецилию за ухо и принималась таскать. Таскала долго, чтобы Цецилия хорошенько запомнила. Но старания ее были напрасны, ибо в следующий раз Цецилия пела намного хуже, поэтому неудивительно, что по пению у Цецилии стояла жирная единица.
Кое-кто думал, будто неудача с пением Цецилию огорчит и уж к физкультуре-то она отнесется прилежнее. Куда там! На физкультуре она все делала не так. Когда весь класс поворачивался налево, Цецилия единственная поворачивалась направо. Сильно рассердившись, пан учитель крикнул:
— Цецилия, в чем дело? Ты что, не знаешь, где у тебя левая рука, а где правая? Покажи, где у тебя левая рука!
Цецилия подняла правую руку и сказала:
— Пожалуйста, вот!
Тут пан учитель схватил ее за ухо и стал таскать. Он таскал ее и при этом приговаривал:
— Я тебя научу! Будешь у меня знать, где левая рука!
В конце концов он поставил ей огромную единицу.
Когда постоянно таскают за уши, они со временем вытягиваются, становясь с каждым разом все больше и больше. Однажды утром в ванной, глянув на себя в зеркало, Цецилия подумала: «Нельзя мне больше носить косички, не годится. Из-за косичек очень уж заметны мои большие уши. Придется изменить прическу». И расчесалась так, чтобы прямые волосы спускались на плечи. Однако новая прическа помогла ненадолго: Цецилию продолжали таскать за уши, и они стали торчать из волос, как две большие хлопушки-мухобойки. Выглядело это довольно смешно, ребята покатывались со смеху, показывали на Цецилию пальцами и говорили между собой:
— Ну и ушищи у нее, прямо хлопушки-мухобойки! Такие хоть на выставку, первая премия обеспечена. Сразу прославится.
Но это было еще не все. Обладать ушами-хлопушками — такое еще можно вынести. Хуже стало, когда уши у Цецилии достигли размеров классного журнала. На нее стали оглядываться, пытались фотографировать, спрашивали:
— Что случилось? Откуда у нее такие огромные уши?
Все это было весьма неприятно. Цецилия была огорчена, но не слишком. Дело в том, что в школе у нее появились определенные преимущества: такие уши очень хорошо слышали, такими ушами удавалось услышать шепот даже с последней парты. И когда на истории кто-нибудь Цецилии подсказывал, она все отлично слышала, отвечала уверенно и без ошибок — когда правил Карл IV и что он сделал для своего королевства, гладко рассказывала о Голодной стене, о Карловом мосте и даже об университете. А пан учитель кивал головой и приговаривал:
— Правильно, Цецилия, верно, сегодня у тебя рассказ получается, сегодня ты выучила на пятерку, продолжай, продолжай, история — дело серьезное.
Слыша это, дети уже и не помышляли о том, чтобы высмеивать Цецилию за ее уши размером в два классных журнала, они про себя думали: «Смотрите-ка, оказывается, совсем неплохо иметь такие уши, в этом есть свои выгоды». А проходя мимо Цецилии, хлопали ее по плечу и говорили:
— Ну и повезло же тебе!
И действительно, все теперь у Цецилии пошло совсем иначе. Учительница по пению была ею весьма довольна. Она больше не закрывала окна, когда Цецилия принималась петь, наоборот, слушала ее с удовольствием. А когда Цецилия заканчивала, говорила ей:
— Послушай, Цецилия, у тебя великолепный слух, поешь ты поистине прекрасно, из тебя и в самом деле может что-нибудь выйти, цени это. Пение — это великолепно, пение понимает каждый, при помощи пения можно найти общий язык где угодно и с кем угодно.
А придя в учительскую, где все пани учительницы и паны учителя пили кофе и курили сигареты, пани учительница сказала:
— С этой Цецилией из пятого «Б» произошло чудо, иначе не объяснишь. С той поры как уши у нее стали размером в два классных журнала, она поет прекрасно, такого пения я в жизни не слышала!
И все пани учительницы и паны учителя восклицали:
— Вот видите, это лучшее доказательство того, как важно таскать детей за уши! Мы обязаны таскать по-прежнему, особенно Цецилию, возможно, тогда из нее выйдет лучшая в классе ученица!
И в самом деле, все шло по-прежнему. Они таскали Цецилию за уши еще больше, чем прежде, пока уши у нее не стали размером каждое с садовую калитку. Так что во время физкультуры она не могла стоять с ребятами в одном ряду, ей приходилось отходить чуть в сторону да еще крепко прижимать уши к телу. На счастье, Цецилия давно уже умела шевелить ушами, и в этом было еще одно преимущество: когда на физкультуре требовалось взять высоту, ей достаточно было слегка махнуть ушами, и она спокойно брала метр девяносто. А ребята смотрели на нее, ошарашенные, и думали про себя: «Наша Цецилия в конце концов побьет мировой рекорд». А пан преподаватель физкультуры сказал в учительской:
— Вы знаете, эта Цецилия из пятого «Б» прыгает выше, чем мальчишки из 12 класса! Она выдающийся спортивный талант и надежда нашего спорта!
И тут все учителя и учительницы воскликнули:
— Не ослаблять усилий! Продолжать таскать! Как знать, может, однажды она прославит нашу школу!
Но кто же в состоянии один таскать за уши размером с садовую калитку? Не так-то оно просто, тут в одиночку не справиться. Поэтому когда какой-нибудь пани учительнице нужно было оттаскать Цецилию за уши, она звала на помощь пана школьного сторожа, и они таскали вдвоем. Стоять Цецилии было неудобно, ей приходилось держаться за парту. А когда однажды пан сторож с пани учительницей потянули чересчур сильно — вытащили ее из-за парты, она упала, ободрала себе колено, поднялась и сказала:
— Я больше не дам так мучить себя, никакого таскания за уши больше не будет, и баста!
Однако пани учительница принялась ее разубеждать, пыталась говорить с нею по-хорошему, гладила Цецилию по ушам и говорила:
— Наберись терпения, дорогая Цецилия, ты должна прославить нашу школу и себя… — ну и всякое такое в том же духе, — потерпи еще немножко.
Но Цецилия сказала:
— Нет и нет!
Когда же пан школьный сторож хотел схватить ее и придержать, Цецилия замахала ушами, как во время прыжка в высоту, поднялась к потолку, уселась на светильник и стала смотреть вниз в ожидании, что же будет дальше.
А дальше события развивались так. Прибежал пан директор и воскликнул:
— Цецилия, немедленно слезай! Как ты себя ведешь?
Школьникам не разрешается сидеть на светильнике! Где такое видано?
Но Цецилия, ни слова не говоря, продолжала сидеть и смотреть. Весь пятый «Б» замер за партами затаив дыхание, все ребята поглядывали то на пана директора, то на Цецилию, болели за нее, в душе желая, чтобы все обошлось благополучно. Пан директор пошептал что-то пану сторожу, пошептал тихо-тихо, чтобы никто не слышал. Но Цецилия сказала сверху:
— Напрасно стараетесь, я все равно все слышу. Пан директор говорит пану сторожу, чтобы он принес швабру и смел меня ею вниз.
Цецилия говорила правду. Пан сторож побежал за шваброй. Но Цецилия в это время покинула светильник, замахала ушами, опустилась ниже, пролетела мимо пана директора и через окно вылетела из класса. Все бросились к окнам и стали смотреть ей вслед — куда же она полетит? А Цецилия с четвертого этажа слетела вниз, в школьный сад, села на дерево и стала рвать яблоки с самых верхних веток.
— За ней! — воскликнул пан директор и выбежал в коридор.
Повсюду открывались двери, и все пани учительницы, и все паны учителя, и все ребята бежали вниз в школьный сад, прямо к дереву, на котором сидела Цецилия и ела яблоки.
— Цецилия, перестань есть школьные яблоки и немедленно слезай! — кричали ей все учителя. — Если ты сейчас же не слезешь, мы заберемся к тебе на дерево, тогда ты увидишь, что мы с тобой сделаем.
Но Цецилия им ничего не ответила и продолжала есть яблоки. Тогда преподаватель физкультуры полез на дерево. Он очень старался, у него все получалось великолепно, вскоре он уже был наверху, меж ветвей, почти рядом с Цецилией, и запросто, по-приятельски сказал ей:
— Слезай вниз, Цецилька! Не бойся, ничего тебе не будет, никто больше тебя за уши таскать не станет, факт!
Но Цецилия на это ничего не сказала, а когда преподаватель протянул к ней руку, замахала ушами, взлетела, закружилась над школьным садом, бросила вниз огрызок яблока, который упал пану сторожу на кепку, крикнула:
— Извините, пан сторож, я не нарочно!
И улетела в город.
На улице поднялась изрядная суматоха. Цецилия неожиданно появилась над перекрестком. От испуга регулировщик перестал регулировать движение. Несколько трамваев и автомобилей тут же столкнулись, все водители и прохожие стали смотреть вверх. А Цецилия время от времени спускалась вниз, пролетала через кондитерскую и, лизнув мороженое, вновь взмывала и на высоте шестого этажа заглядывала в окна. Полетав часов этак около двух и почувствовав, что немного заболели уши, она взлетела еще выше, уселась на башыю костела и сказала сама себе: «Ну вот, а теперь я хоро