Несносный Май не давал ни минуты покоя, лишь только привносил раздрай. Нахождение с ним было чревато сумасшествием, в крайне редких случаях — полной умиротворённостью.
— Я не останусь здесь одна, — прозвучало решительно.
— Прости, Мурка, но у тебя нет другого выбора. Как и у меня, — накинув куртку на плечи, Май демонстративно выпрямил воротник. — Я ведь теперь хороший. А значит, должен ущемлять свои интересы во имя шоколадной пасты и щенков акита-ину, — спрятав руки в карманах штанов, он по-идиотски улыбнулся. — Видела их мордочки? До тошноты прекрасное зрелище.
Мне хотелось упасть в обморок от бессилия. Но вместо этого я зарядила в парня декоративной подушкой.
— Перестань кривляться! — мой голос эхом пронёсся по полупустому дому. — Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной?!
Майский задумался.
— Вовсе нет. Кому понравиться смотреть в твоё искривлённое злобой лицо?
— Тогда что ты творишь, твою мать!
— Не выражайся, дамочка, — Тимур предупредительно покачал пальцем, но когда осознал, что шутки излишни, то сбросил с себя неуместную спесь. — Я должен встретиться с Марком, понимаешь? Нет никакого смысла оттягивать неизбежное. Если он найдёт нас первым, то у нас не останется шансов.
— А ты лишишь себя какого-либо шанса, если будешь искать с ним встречи! Единственное, что сейчас спасёт тебя, так это бегство из города!
— Предлагаешь поджать хвост? Самой-то не тошно?
— Он закроет тебя! Или того хуже…
Тимур вскинул руками.
— Ох, я знаю на что иду! И едва ли меня ждёт резвая игра в пиньяту! Но только так я смогу защитить тебя и твой остаток семейства! Просто доверься мне! Один, чёрт возьми, раз!
— А что до твоей семьи?! Она перестала тебя волновать?!
Ещё вчера подобный диалог мог показаться до жути пафосным, однако реальность внесла свои коррективы. Мы спорили о том, кто первым займёт место на виселице. Наша жизнь вступила в тень прохладной ночи.
— Послушай, Юна, не время для капризов, — вовсе разошёлся Май. — Я спрятал Дину, тебя и свой эгоизм. Едва ли мои действия походят на импровизацию, права? Я ко всему готов. Я знаю, что делаю.
Закрыв глаза, я покачала головой.
— Ты ошибаешься…
— Да ну? Кем ты меня считаешь? Лопухом, который станет прятаться в чужом огороде? Не забывай, я — аферист. Хакер, что грабит людей и завсегда остаётся безнаказанным, — произнёс он с толикой пренебрежения. — Если я и попаду в капкан, то несомненно залужено.
Сжав кулаки, я продолжала стоять на своём:
— Не позволю.
— Проклятье! Это мой выбор, Юна! Считайся с ним! Хочешь всё испортить и в геройской юбке противостоять системе — валяй! Но только меня уже не остановишь.
Эгоизм, что был похоронен, внезапно воскрес. Теперь он был сильнее прежнего.
— А как же я? — задалась с надрывом, старательно пряча слёзы.
— А что ты, Мурка? — сухо выпалил Май. — Нарядилась в мантию милосердия и теперь пылаешь заботой ко всем безнадёжным? Ты извращенка? Мы из разных миров. Два чёртовых полюса, — подавив всё то, что так рвалось наружу, он направился к выходу. — Просто живи, как жила. Ты ведь не станешь отрицать, что была куда счастливее до нашего знакомства?
Да что он вообще понимал?
Не дождавшись ответа, Майский хлопнул дверью, оставив меня в промозглом убежище. Мне хотелось воспрять, наплевать на его запреты и устремиться вслед, однако ошибки прошлого принудили остаться.
Отец множество раз просил меня быть осторожной и не ввязываться в опасные игры, но я всегда поступала по-своему. И как итог: мы всецело несчастны.
Высочайшая грань абсурда всегда являлось то, что предубеждение к Майскому тесно примыкало к абсолютному доверию. Я доверяла ему, пусть он не услышал это в напутствие. Сильнее была тревога, что рисовала в воображении устрашающие кадры.
Мы всегда боялись говорить открыто, будто нас поцеловало вечность. Словно каждый новый день обязательно настанет, а мы непременно увидимся. Это было не так. И проживая каждую минуту без него, я жалела о том, что не сказала. О том, на что не хватило смелости спросить. О том, в чём не призналась.
Разве это сложнее, чем окутавшие нас проблемы?
В попытке отвлечься от дурных мыслей, я решила побороться с пылью. Полила увядшие цветы и расправила занавески. Найденные в шкафу макароны были отправлены в кастрюлю с кипящей водой, а после бесстыдно пересолены. Отправленные в камин дрова так и остались сонно тлеть, в ожидании умелой руки. В противовес всем неудачам, найденная на втором этаже рубашка, стала мне сухим одеянием.
Но уютнее оттого не стало.
Стрелка часов перешагнула за полночь, а Майский до сих пор не явился. Остывшая от недавнего разговора, я сгорала от желания вновь высказаться. На этот раз мне не хотелось обороняться претензиями и очередными упрёками. Я желала избавиться от того, что долгие дни терроризировало сердце.
Прошёл ещё час. Два. Три.
Майский был прав: я сама себе гнетущая тоска.
Спасением от уныния стал звонок Кабанова. Не дождавшись полного слива макарон, я бросила кастрюлю в раковину и прижала мобильник к уху.
— Либо ты способен слышать чужие молитвы, либо твоя интуиция далека от естественной, — выдохнула я. — Безумно рада, что ты позвонил.
На том конце рубке послышался слабый смех.
— Если ради этих слов стоило оказаться в реанимации, то я готов здесь задержаться. Могу ногу сломать и три пальца.
— Отставить, сержант, — улыбнулась я. — Ты мне целый нужен. К тому же, чем тогда чебуреки будешь лопать?
— Как и раньше — ртом.
— Ах, ну да. Как я сразу не додумалась…
Обернувшись, я заметила, дымящиеся макароны всем остатком разместились в раковине. Доготавливались, покрываясь мутной плёнкой поварского искусства.
— Как ты? — аккуратно поинтересовался Гриша.
— Если кратко, то ещё вчера было лучше. Отец по-прежнему за решёткой, Майский по-прежнему сволочь, Марк точит на меня свой острый клык, а я… совершенно не умею готовить пасту. Такая вот прогрессивная динамика.
Быть более откровенной не хотелось, ведь я сама боялась собственных ощущений. Боялась их принять.
— Позволь стать тем, кто порадует тебя хорошей новостью, — без особого энтузиазма сказал Кабанов. — Я связался с дядькой, начальником ФСБ и был крайне красноречив. Так вот его не устроило, что творится в нашем округе. Уверен, что он скоро нагрянет с проверкой к Валерию. А там, как говорится, «дело-шляпа».
Всё ещё улыбаясь, я задрала голову к потолку.
— Сам ты шляпа, Кабанов. Причём соломенная… Валерий действует не своими руками и даже не Марка. Так или иначе, все пути сведутся к Майскому.
— Пусть так, — пробурчал он. — Разве это будет равноценно с тем, что твой Олег будет свободен?
В груди снова что-то сломалось. Механизм, который отвечал за совесть, справедливость и принципы, теперь эгоистично взял обратное направление. Прежние ценности остались, но к ним добавились новые.
— Как поживает твоя медсестра? Ты узнал её имя? — постаралась безуспешно перевести тему, как и горечь в голосе. — Уверена, о тебе ещё никто так не заботился.
— Ты вообще слышишь меня? Я говорю о том, что нашёл выход из ситуации. Мы неспособны побороться с Валерием. Это наш шанс.
— Ты прав, Гринь. Поступай так, как посчитаешь нужным. А мне нужно разобраться с ужином…
— Юна!
Сбросив вызов, я накрыла лицо руками.
До чего же паршиво жить по времени, которое идёт против тебя. И как же легко заблудиться, когда боишься посмотреть вперёд.
Откинув телефон в сторону, на экране которого застыло 3:55, я упёрлась руками о столешницу. Был страх свалиться на пол и безудержно разреветься. Крик, застывший в горле, был отважно подавлен. Посуда и та осталась целой.
По швам трещало лишь моё сердце.
Очередной хлопок двери стал пробуждающим. Подняв голову, я увидела Тимура. Парень стоял на пороге, облокотившись плечом о дверной косяк, обессиленный и непривычно отчуждённый. Казалось, будто он вернулся после изнурительной пробежки. Он не хотел смотреть на меня, не хотел что-либо говорить, либо не желал присутствовать на очередном допросе.
Май зря опасался, ведь у меня были другие планы.
Я стремительно пошагала к нему навстречу, а после привлекла его к себе, отчего наши носы соприкоснулись.
— Так кто это счастливица? — прошептала я, глядя в аспидно-чёрные глаза. — Назови её имя.
Губы Мая дрогнули в блаженной улыбке.
— Мурка… — выдохнул он, оторвав меня от пола. — Ты идиотка.
Его холод, захваченный с улицы, был спасительным, ведь всё внутри меня горело. Тимур направлялся вглубь гостиной, а позволила себе на секунду отвлечься.
— Я приготовила ужин.
— Похвально. Но я, пожалуй, начну с десерта.
Загородная тишина подчеркнула взволнованное дыхание, а беспокойное сердце — шквал нарастающих эмоций. Казалось, что нет ничего нелепей, чем броситься в объятья человека без всяких на то объяснений. Однако Майский всё понял без слов. Он как и я желал забыть о проблемах хотя бы на одну короткую ночь.
— Я так переживала, что ты не вернёшься, — прошептала хрипло, крепче обхватив его шею руками. Ноги скрестила на бёдрах парня, напоминая собой требовательного ребёнка, который заскучал по вниманию.
— Когда я уйду навсегда, ты сразу же это поймёшь, — в свойственной манере бросил Май, вступив на лестницу. — Но сейчас я рядом и не намерен сбегать.
— Звучит не слишком обнадеживающе…
— А я и не думал тебя успокаивать.
Был не самый подходящий момент для выяснений, только не сегодня, когда его улыбка являлась провокатором временной амнезии. Меня словно отрезало от реальности, что так не похожа на сказку, но теперь в неё окунуло.
Тимур делал шаг за шагом, а я молчаливо его поторапливала. Хотела чувствовать его полностью, не через чёртову одежду. Хотела прикасаться к нему и оставлять следы на разгорячённой коже. Хотела слышать ритм его сердца, что бьётся в унисон с моим, и вдыхать уже родной аромат.