бнуться.
Фергюсон взглянул на нее и отложил бланки в сторону.
– Вы правы, – сказал он. – Не вижу повода для улыбок.
– Не понимаю. Может быть, вы объясните мне, что я здесь делаю? Признаться, мне немного страшно.
– Мы нашли Шелдона Прайса. Мертвым.
Грейс удивлённо вскинула брови:
– Боже. Какой кошмар. Только я не понимаю, при чем здесь я.
Она говорила совершенно искренне. Во-первых, слишком много смертей за столь короткий отрезок ее жизни. А во-вторых, она не могла понять, какое отношение смерть этого художника может иметь к ней.
– Я бы как раз хотел узнать, при чем здесь вы, – сказал детектив Фергюсон, – хотел бы знать, почему вы обманули меня в прошлый раз.
– Я? – Грейс все больше и больше поражалась происходящему.
– Да, вы. Вы сказали, что не были знакомы с мистером Прайсом. Более того, вы сказали, что вообще не знаете о нем ничего. Даже то, как он выглядит.
– И это правда. Я действительно не знаю.
Фергюсон устало вздохнул.
– А что с ним произошло? – спросила Грейс.
– Его убили, нанеся удар тяжелым предметом по голове. Труп скинули в колодец.
В ушах Грейс зазвенело с такой чудовищной силой, что она перестала слышать что-либо вокруг. Рот детектива Фергюсона беззвучно открывался и закрывался, выталкивая какие-то звуки, но она слышала только звон – высокий, оглушающий звон. Мир вокруг поплыл. Время замедлилось.
Детектив двинул фотографию по столу в сторону Грейс. Медленно, словно она была под водой, Грейс взглянула на снимок и, вскрикнув, зажала рот руками. Зажмурилась. Сосчитала до десяти. Потом снова до десяти. Она проделала это несколько раз, прежде чем звон в ушах утих.
– Что с вами? – спросил детектив. Лицо его не выражало заботы.
– Все в порядке. Просто это… страшно, вот и все.
– Угу, – Фергюсон понимающе кивнул. И коротко усмехнулся: – Понимаю-понимаю. Может, хватит?
– Что «хватит»?
– Врать – хватит, миссис Хейли. Вы были знакомы с этим человеком. Это как минимум. – Он резко поднялся со своего места и неожиданно спросил: – Зачем вы убили Шелдона Прайса? Из профессиональной ревности?
Грейс смотрела на детектива снизу вверх, открыв рот. На мгновение она потеряла дар речи. Мысли бешеным круговоротом крутились в ее голове, она не могла подумать ни о чем конкретном. Как художник и наркоторговец мог быть одним и тем же человеком?!
И вдруг она все поняла. Вернее, она поняла самое главное. Эрик! Он подставил ее. Сомнений быть не может. Он втянул ее в преступление, которое сам же и совершил. Как? Она не имела понятия. Но это было неважно. И с этим пониманием пришло какое-то полное, абсолютное безразличие ко всему происходящему. Ей даже сделалось немного легче на душе. Она успокоилась.
– С чего вы взяли, что это я его убила? С чего вы вообще решили, что мы были с ним знакомы? – спросила она почти спокойно. Почти обреченно. Почти безразлично.
– В записной книжке его смартфона есть ваш номер. Также мы нашли в мессенджере «Золтон» вашу переписку, где вы назначаете встречу неподалёку от того места, где мы обнаружили труп Прайса. Вы мне казались умнее, миссис Хейли. Вы шли на убийство, назначив встречу через свой аккаунт. Нет-нет, вы не настолько глупы, я просто отказываюсь в это верить, – Фергюсон мягко улыбнулся. – Буду честен. Вы мне симпатичны. Расскажите правду, как все произошло на самом деле, и я даю вам слово сделать все возможное, чтобы помочь вам. Расскажите, ну. Ведь вы не хотели его убивать, верно? Поэтому писали со своего номера. Вы просто собирались поговорить с ним. Поговорить о выставке. Как долго вы шли к ней, миссис Хейли? И вот, когда уже назначена долгожданная дата, появляется какой-то неизвестный Шелдон Прайс и занимает ваше место. Тут бы кто угодно рассвирепел. Но – убить? Нет, конечно, нет. Вы хотели отговорить его, объяснить, что шли к этой цели долгие годы, что это просто несправедливо. Вы хотели как-то договориться. Может быть, заплатить ему, может воззвать к его совести. Но Прайс отказался. Он рассмеялся вам в лицо. Он называл вас неудачницей, говорил, что вы уже мало кому интересны, говорил, что он – новая звезда в мире высокого искусства, а ваша мазня годится лишь для растопки камина. И тогда вы ударили его первым попавшимся предметом. Чем вы его ударили, а, Грейс, каким-то камнем? Куда вы выбросили этот предмет?
– Я его не убивала, – тихим и уставшим голосом ответила Грейс. – Мне нужен адвокат.
Глава 15
В моем прошлом мало светлых пятен. И винить мне в этом некого, кроме самого себя. Разобраться – у меня было все для счастья: любимая жена, сын. Зарабатывал я пускай и не миллионы, зато тем, чем мне было интересно зарабатывать.
Линнет никогда ничего не просила. Никогда и взглядом не упрекала меня за мои небольшие заработки, за то, что нет у нее новой шубы, почти нет золота, что нет машины – ни за что не упрекала. Золото она не носила; машинам предпочитала метро; зимой ходила в пуховике, который очень любила, и уж точно не считала, что мы нуждаемся в деньгах. По меркам среднего жителя Р… среднего жителя страны жили мы вовсе не бедно. Все у нас было. И крыша над головой, и мясо в морозильной камере, и круассан с кофе по утрам в ближайшем к дому кафе. Уверенный средний класс.
Все в моей жизни было средним. Даже группа крови – вторая. Посередине между первой и третьей.
Есть яд пострашнее кураре – амбиции. Амбициозный человек обречен на один из двух сценариев. Либо он взлетит под небеса, либо расшибется о землю. Сопьётся. Подохнет от передоза. Сведет счеты с жизнью. Нет более жалкого зрелища, чем амбициозный неудачник. Да и черт бы с ним, с размазней проклятой, с обиженным на весь белый свет придурком. Мы попадаем на кладбища раньше времени или в психушки – туда нам и дорога.
Но некоторые из нас, самые никчемные, самые вредоносные, опасные самые, гробят не только свою жизнь, но и жизни тех, кто их окружает. Такие, как я. И пускай моя последняя книга хоть каким тиражом разлетится по миру, пускай имя мое станет в один ряд с именами современных классиков и классиков прошлых веков, какая тому цена? Никакой. Да и быть такого не должно, чтобы, узнав о том, что я совершил, люди продолжали бы покупать мои книги. А если все же они будут это делать, значит, общество наше сгнило до основания. Ибо нельзя почерпнуть что-то хорошее, полезное, что-то важное и необходимое у человека, который творит зло. В этом я убеждён, это – моя религия.
Я убил свою жену. Пусть случайно, но – убил. Есть ли мне прощение? Возможно. Хотя сам я себя никогда не прощу. Имею ли я право когда-нибудь покинуть стены психиатрической лечебницы? По закону – имею. Я еще много чего могу иметь по закону, в будущем.
Но вот на что я точно не имею ни малейшего права, так это писать. Ибо писатель, в каком бы жанре он ни работал, в серьезном ли, в поверхностно-развлекательном ли, возлагает на себя определенную ответственность. Писатель есть человек, владеющий словом. Владеющий словом неминуемо обязан быть существом, по меньшей мере, с зачатками морали. А если проще да пошлей, писатель – это инфлюенсер. Он выражает какие-никакие мысли, и к этим мыслям кто-то прислушивается, пробует их на вкус, примеряет к своей жизни, реализовывает.
Моя душа – прогнивший погреб с разложившимися останками человеческих достоинств и добродетелей. Я человека убил. И этого уже достаточно, чтобы придать все мои книги забвению. Я убил его ни за что, пускай и случайно, пускай и не хотел этого. Что, оборотами речи моими восхищаться? Плюнуть в лицо – вот что нужно делать при встрече со мной. Я убил свою жену, самое кроткое и нежное существо из всех, кого я знал. Мою Линнет. Мать моего сына. Кто, узнав это, продолжит читать мои книги, тот болен и опасен. Потому что аморален. Я пафосно говорю. Я всю жизнь говорю пафосно, но сути высказывания это не меняет.
Я, я, я. Поганое Якало. Центр мироздания недоделанный. Тоже мне, главный герой трагедии. Второстепенный персонаж. Главным героем была Линнет. И Тревор. Им, и только им я должен был посвящать вечера, а не проклятым историям о похождениях серийных маньяков и бравых детективов.
Линнет и Тревор.
ДА КАК МНЕ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ЭТОГО БРЕДА?! ПРОЯВИ ТЫ К НИМ ХОТЬ НЕМНОГО УВАЖЕНИЯ, УРОД ПОМЕШАННЫЙ!
Недалеко от дома, где мы жили, есть парк. Крохотный. Но он располагается на возвышенности, тени домов не закрывают его, и в солнечную погоду там замечательно гулять или, расстелив плед на газоне, устроиться на пикник. Мы частенько там бывали.
Крохотный парк в крохотном городе.
В Северной Дакоте, недалеко от границы с Канадой (как, впрочем, и вся Северная Дакота) пылится мой город Майнот. Это четвертый по величине город богом забытого штата. Четвертый по величине с населением около полусотни тысяч человек. Тут невозможно пройти от дома до ближайшего супермаркета, чтобы не встретить знакомого. Клянусь, невозможно. Не бывало такого ни разу. Здесь особо нечем заняться, а достопримечательности можно изучить вдоль и поперек за три часа прогулок.
И тем не менее я люблю свой город. Разумеется, не с самого детства. Маленьким я его ненавидел. Мечтал вырваться в большой муравейник. Но чем старше я становился, тем притягательней были для меня пустынные улочки Майнота, его холмистые границы, окрест которых расползались извилистыми полотнами междугородние трассы. И если ремесло твое – писательское, то тебе не важно, есть в городе приличные перспективы карьерного роста или нет, тебе необходимы только стол с ноутбуком, чашка кофе и сигареты. В этом прелесть работы писателя – можно жить где угодно.
Правда, признаю, живи я в столице, мне было бы куда проще продвигать свою писанину. Там тебе и авторские встречи, и презентации книг в крупных и не очень книжных магазинах, и черт знает что еще. Но в наше время, в эпоху интернета, все это растеряло большую часть своей значимости и необходимости. Весь мир у меня под рукой, и я на глазах у всего мира.
Даже тот автор, кто у всех на слуху, кто расходится по свету десятками миллионов книг, по шуму вокруг своей персоны не сравнится с поп-музыкантом среднего уровня. В год – пара интервью, несколько шоу-программ, может, на подкаст заглянет к кому-нибудь, вот, собственно, и все. Кто-то умудряется обходиться и без этого. Поселится отшельником в лесу, интервью не дает, на встречи с читателем не ходит, пишет себе с утра до ночи, черт его знает даже, как он выглядит, а книги его выходят фантастическими тиражами.