— Вообще-то, я не горю желанием, чтобы она увидела меня в таком виде, — сказала она. — Не уверена, что такая одежда соответствует образу и профессии журналиста. Но не могу я сейчас переодеваться!
Они поднялись на сцену, потом прошли через дверь и оказались в коридоре с низким потолком; тут были закутки со швабрами, ящики с пустыми бутылками и маленькая комната, где по вечерам ансамбль готовился к выступлению, а днем уборщица могла выпить чашку чаю. Дальше была темная лестница. Мейри нащупала выключатель и стала подниматься.
— И куда мы направляемся?
— В «Шератон».
Ребус промолчал. Лестница была крутая, витая. Они добрались до площадки с какой-то дверью на висячем замке, но Мейри снова полезла наверх. На второй площадке она остановилась. Здесь была еще одна дверь — без замка. За дверью оказалось большое темное пространство. Ребус решил, что это чердак здания. Сквозь слуховое окно и щели в крыше внутрь проникал свет, в котором проступали внушительные очертания стропил.
— Осторожнее — не ударьтесь головой.
Чердак, несмотря на свои громадные размеры, был тесен. Его заполняли чайные коробки, стремянки, груды одежды, напоминающей старую форму пожарных.
— Она, вероятно, спит, — прошептала Мейри. — Я нашла это место, еще когда мы играли здесь в первый раз. Кевин сказал, что ей можно здесь побыть.
— Вы имеете в виду Лорна? Он знает?
— Он мой старый приятель, он и предложил это убежище. Я ему сказала, что Милли моя подруга — приехала на «Фриндж», а остановиться негде. Я сказала, что у меня в квартире и без того уже восемь человек живут. Это, кстати, ложь — я не люблю к себе пускать. А куда ей было деться? Весь город забит до отказа.
— Но что она делает целый день?
— Она может спуститься вниз, подогреть воду. Тут и туалет есть, она могла бы пойти, но она так напугана — не думаю, чтобы рискнула.
Под ногами у них было столько препятствий, что хватило бы для игры в какой-нибудь безумный гольф. Они пробрались к фасадной стороне здания. Небольшие окошки вместе образовывали длинную, тонкую арку. Стекла были грязные, свет через них проникал.
— Милли? Не бойся, это я.
Мейри вглядывалась во мрак. Глаза Ребуса приспособились к темноте, но мест, где можно спрятаться, тут было предостаточно.
— Ее здесь нет, — сказала Мейри.
На полу лежал спальный мешок: Ребус узнал его — он видел этот мешок, когда в первый раз пришел к Милли. Рядом валялся фонарик. Ребус поднял его и включил. На полу обложкой вверх лежала раскрытая книга.
— Где ее сумка?
— Сумка?
— Разве у нее не было сумки с вещами?
— Была. — Мейри поглядела вокруг. — Что-то не вижу.
— Он ушла, — сказал Ребус.
Но почему не забрала спальный мешок и фонарик? Он скользнул лучом по стенам.
— Не чердак, а лавка старьевщика.
По полу змеился старый прорезиненный пожарный шланг. Ребус провел по нему лучом фонарика до самого конца и увидел ноги. Он повел лучом вверх от вывернутых наружу носков ног, и луч скользнул по телу. Она сидела в углу спиной к стене.
— Стой здесь, — приказал он и направился к телу, стараясь, чтобы фонарик не дрожал в его руке.
Шею Милли Докерти обвивал пожарный шланг. Кто-то пытался задушить ее шлангом, но старая резина лопалась. И тогда ей в горло затолкали медную насадку шланга. Она так и торчала оттуда, словно горловина воронки. Ею и воспользовались как воронкой. Ребус наклонился поближе и принюхался.
Он не был до конца уверен, но ему показалось, что пахнет кислотой. Если бы он пригляделся внимательнее, то увидел бы, что ее горло выжжено. Но он не стал приглядываться, а направил луч фонарика на пол, где лежала ее сумка, — содержимое было вывернуто на пол. Рядом с деревянной шкатулкой валялась смятая бумажка. Он поднял ей и развернул — конверт компьютерной дискеты, надписанный «SaS».
— Похоже, они нашли то, что искали, — сказал он.
В салуне «Быстрый шланг» никто не танцевал.
Всех отправили по домам. Поскольку «Шланг» находился в районе Толлкросс, он попадал в ведение дивизиона С. Полицейских прислали с участка на Торфихен-плейс.
— Джон Ребус! — изумился, увидев его, офицер уголовного розыска. — Ты просто вездесущий, куда там «свидетелям Иеговы»!
— Но я же не пытаюсь обратить тебя в свою веру, Шаг.
Ребус проводил взглядом инспектора Шага Дэвидсона — тот поднялся на сцену и исчез в дверях. Все они находились наверху — там, где происходило действие. Там устанавливали на треногах галогенные лампы в помощь фотографам. Ключа к навесному замку на первом этаже обнаружить не удалось, поэтому воспользовались кувалдой. Ребусу не хотелось спрашивать, кого или что они рассчитывали найти за дверью, запертой снаружи на навесной замок. Он сомневался, что найденное будет иметь отношение к делу. Отношение к делу имело лишь одно, и оно стояло у стойки бара рядом с плевательницей, попивая охлажденный лонг-дринк. Ребус подошел к нему:
— Ты уже говорил со своим боссом, Кевин?
— Все время попадаю на его автоответчик.
— Плохо дело.
Кевин Странг чуть не откусил кусок стакана.
— Что вы хотите сказать?
— Плохо для бизнеса.
— Да, это верно.
— Мейри говорит, что вы с ней друзья.
— Мы учились в одной школе. Она на два года старше меня, но мы вместе играли в школьном оркестре.
— А вот это хорошо — с голоду в любом случае не помрешь.
— В каком — в любом?
— Если Ботуэлл тебя уволит, ты всегда сможешь подработать на улице. Ты ее видел? Говорил с ней?
Кевин понимал, кого имеет в виду Ребус. Он замотал головой еще до того, как Ребус закончил вопрос.
— Нет? — не отставал от него Ребус. — И тебя это даже ни чуточку не интересовало? Не считал нужным хотя бы взглянуть, что она собой представляет?
— Даже в голову это не приходило.
Ребус посмотрел на столик вдалеке, где один из полицейских с Торфихен-плейс допрашивал Мейри; рядом на всякий случай находилась и женщина-полицейский.
— Плохо дело, — снова вздохнул Ребус. Он подался поближе к Кевину Странгу. — Между нами, Кевин, — кому ты сказал о ней?
— Да никому я не говорил.
— Тогда тебе плохо придется, сынок.
— Как это?
— Ну ведь не случайно же они ее нашли, Кевин. Они знали, что она там. И только два человека могли сообщить об этом. Ты или Мейри. В дивизионе С ребята серьезные. Они вытащат всю твою подноготную, Кевин. Ты, считай, единственный подозреваемый у них, других нет.
— Я не подозреваемый.
— Она умерла часов шесть назад, Кевин. Где ты был шесть часов назад?
Ребус сочинял на ходу — время смерти точно они узнают, когда поработает патологоанатом. Но он полагал, что вычислил довольно точно.
— Я вам ничего не скажу.
Ребус улыбнулся:
— Ты, Кевин, слизняк. Хуже того, ты слизняк наемный.
Он сделал движение, чтобы потрепать Кевина Странга по щеке, но Странг уклонился, подался назад и задел плевательницу. Они оба смотрели, как она с грохотом упала на пол, прокатилась туда-сюда, потом замерла. Секунду-другую ничего не происходило, потом что-то, что с трудом можно было назвать жидкостью, громко чавкнув, вывалилось оттуда. Все повернулись. Единственное, что нашел для своего взгляда Кевин, был Ребус. Кевин сглотнул слюну.
— Слушайте, я не мог не сказать мистеру Ботуэллу — просто чтобы прикрыть свою задницу. Если бы я не сказал ему, а он бы потом узнал…
— И что он ответил?
— Пожал плечами, сказал — под мою ответственность.
При этом воспоминании его пробрала дрожь.
— Где ты был, когда сообщил ему об этом?
— В кабинете, рядом с фойе.
— Сегодня утром?
Странг кивнул.
— Скажи мне, Кевин, мистер Ботуэлл не ходил взглянуть на вашу постоялицу?
Странг опустил взгляд в свой пустой стакан. Для Ребуса это был весьма красноречивый ответ.
Расследование такого серьезного преступления, как убийство, проходит в строго установленном порядке. Для начала Ребус обязан был доложить старшему группы все, что знал о Милли Докерти. Кроме того, он обязан был сообщить о своем разговоре с Кевином Странгом. И наконец, он должен самоустраниться, предоставив дивизиону С вести расследование без помех.
Но в два часа ночи он остановил машину у дома Фрэнки Ботуэлла на Рейвелстон-Дайкс, всерьез раздумывая, не позвонить ли в дверь. Если ничего существенного выяснить не удастся, он, по крайней мере, узнает, как выглядит мистер Ботуэлл по ночам — так же вульгарно, как и днем, или нет. Но Ребус отказался от этой затеи. Во-первых, люди из дивизиона С всяко до утра побеседуют с Ботуэллом — он был уверен, что уж до Ботуэлла они-то доберутся. А когда доберутся, то не обрадуются, услышав от него, что Ребус их опередил.
Во-вторых, шанс был упущен. Он услышал, как поднялись автоматические двери гаража, и увидел притушенные фары машины Ботуэлла — глянцево-черного «мерседеса» с кузовом под заказ: машина съехала с тротуара и унеслась прочь.
Значит, известие наконец дошло до него, и он поехал в «Шланг». Либо пустился в бега.
Ребус сделал себе заметку на память: побольше разузнать о Ли Фрэнсисе Ботуэлле.
А сейчас Ребус даже радовался тому, что расследованием занимаются другие. Он неспешно поехал на Оксфорд-террас, изо всех сил стараясь не уснуть за рулем. Никто не ждал его в засаде перед домом, поэтому он тихо отпер дверь и прошел в гостиную — тело его слишком устало, чтобы бодрствовать, но сознание было слишком растревожено, чтобы погрузиться в сон. На этот случай у него имелось верное средство: кружка чая с молоком и виски. Но на диване его ждала записка, написанная рукой Пейшенс. Почерк у нее был получше, чем у большинства докторов, но ненамного. Расшифровав ее каракули, Ребус снял трубку и набрал номер Брайана Холмса.
— Извини, Брайан, но в записке сказано звонить в любое время.
— Подождите секунду.
Он слышал, как Холмс вылезает из кровати, уносит с собой беспроводной телефон. Ребус представил себе Нелл Стэплтон — звонок разбудил ее, и теперь она переворачивается на другой бок, проклиная беспардонного Ребуса. Дверь спальни закрылась.