— Порой это случалось. Мы же коллеги, и иногда дела, которые мы вели, пересекались.
— Вы были коллегами и только?
— Вы полагаете, лейтенант, что если мужчина и женщина привлекательны и находятся в дружеских отношениях, то обязательно возникает и сексуальный интерес?
— Я ничего не полагаю. Как долго вы.., обсуждали дело?
— Минут двадцать, полчаса… Я не следила за временем. Но, когда я уезжала, он был в отличном расположении духа.
— Его ничто не беспокоило?
— Были некоторые сложности в деле Сальватори. Но ничего экстраординарного. Он был человеком, уверенным в себе и в своих силах.
— А помимо работы? В личной жизни?
— Он об этом не распространялся.
— Но вы знакомы с Артуром Фокксом?
— Конечно. В традициях нашей фирмы поддерживать контакты с супругами и партнерами сотрудников. Артур и Фиц были очень преданы друг другу.
— Никогда не ссорились?
— Я об этом ничего не знала, — холодно ответила Леонора.
«Наверняка знала», — подумала Ева.
— Вы с мистером Фицхью были партнерами, у вас были тесные отношения — как профессиональные, так, надо полагать, и личные. Неужели он никогда не обсуждал с вами свою семейную жизнь?
— Они с Артуром были счастливы. — О раздражении Леоноры можно было догадаться только по тому, как она забарабанила своими наманикюренными пальчиками по столу. — И счастливые пары иногда ссорятся. Полагаю, и вы с мужем порой ругаетесь.
— Но мой муж пока не обнаружил меня мертвой в ванной, — спокойно ответила Ева. — А по каким поводам ссорились Фоккс и Фицхью?
Леонора рассерженно фыркнула, встала и налила себе из кофеварки чашку кофе. Еве кофе предложен не был.
— У Артура бывают приступы депрессии. Он — довольно неуверенный в себе человек. Иногда ревновал, что приводило Фица в ярость. — Она нахмурилась. — Вероятно, вы знаете, что Фиц был когда-то женат. Его бисексуальность очень тревожила Артура, и, когда на него накатывала депрессия, он начинал психовать по поводу всех мужчин и женщин, с которыми Фиц общался. Ссорились они редко, и чаще всего причиной ссор была ревность Артура.
— А у него были основания для ревности?
— Насколько мне известно, Фицхью был ему верен. Это довольно трудный выбор, лейтенант: ведь Фиц был всегда на виду, общался со многими людьми. Даже сейчас остались люди, которые.., скажем так, настороженно относятся к людям с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Но Фиц никогда не давал Артуру повода для ревности.
— И все же Фоккс был недоволен… Благодарю вас, — сказала Ева, вставая. — Вы очень мне помогли.
— Лейтенант! — окликнула Леонора, когда Ева и не проронившая ни слова Пибоди уже направлялись к двери. — Если бы я хоть на мгновение могла предположить, что Артур Фоккс… — Она помолчала, переводя дыхание. — Нет, в это невозможно поверить!
— А в то, что Фицхью перерезал себе вены? — Ева выдержала паузу, а затем вышла из кабинета.
Пибоди заговорила, только когда они вошли в стеклянный лифт.
— Не могу понять, вы пытались посеять семена сомнения или хотели выудить информацию?
— И то, и другое. — Ева взглянула на простиравшийся перед ними город. Небоскреб «Рорк индастриз» возвышался над остальными. Хорошо хоть, что это дело к Рорку никакого отношения не имеет. Слишком уж часто он был так или иначе связан с тем, что Ева расследовала. — Леонора хорошо знала и погибшего, и подозреваемого. А Фоккс ни словом не обмолвился о том, что она заезжала к ним вчера вечером.
— Так, значит, вы считаете Фоккса не свидетелем, а подозреваемым?
— Пока мы не будем твердо уверены в том, что это самоубийство, Фоккс — главный.., нет, черт подери, единственный подозреваемый. Нож принадлежит ему. У него была возможность убить Фицхью: они были одни в квартире. У него был мотив — деньги. Кроме того, он подвержен депрессиям, у него склонность к насилию, и он ревнив.
— Можно спросить? — Ева кивнула. — Вам ведь Фицхью никогда не нравился, ни как юрист, ни как человек?
— Я его ненавидела всей душой. И что из этого? — Они с Пибоди вышли на улицу. Еве повезло: ей удалось припарковать машину совсем неподалеку. Но сначала она направилась к тележке, где продавались хот-доги и жареный картофель. — А вы считаете, что, если человек погиб, я обязана любить его? Дайте пару хот-догов, картошку и две банки пепси.
— Мне диетическое, — добавила Пибоди. — Некоторым приходится заботиться о фигуре.
— Диетическая пепси, — повторила продавщица. — Два хот-дога, обычная пепси, картофель. Наличные или кредитки?
Ева сунула поднос с едой Пибоди и порылась в карманах.
— Сколько с нас?
Женщина нажала кнопку кассового аппарата.
— Двадцать пять.
— Черт! И плюнуть не успеешь, а цены опять выросли. — Ева протянула деньги продавщице, взяла пару тоненьких, почти прозрачных салфеток.
Потом они с Пибоди пробрались сквозь толпу пешеходов и уселись на скамейку около фонтана. Сидевший там же нищий выразительно на них взглянул. Ева молча показала ему свой значок. Нищий проворчал что-то малоприятное про полицейских и заковылял прочь.
— Леонора недолюбливает Артура Фоккса, — задумчиво сказала Ева.
Пибоди тщательно пережевывала свой хот-дог.
— Разве? Я не заметила.
— Юрист такого класса обычно бывает немногословен. Она же подробно рассказала о том, как Фицхью с Фокксом ссорились, о том, как Фоккс ревновал. — Ева протянула Пибоди пакетик с картошкой, та, после нескольких секунд борьбы с собой, взяла пригоршню. — Очень уж ей хотелось, чтобы мы про это знали. Но в документах Фицхью нет ничего, что могло бы опорочить Фоккса. Ни в дневниках, ни в записных книжках. Правда, там нет и того, что указывало бы на суицидальные наклонности.
Ева задумчиво потягивала пепси и разглядывала шумную разноцветную толпу.
— Придется нам снова поговорить с Фокксом. Сегодня днем мне опять надо в суд, а вы возвращайтесь в участок, просмотрите протоколы обыска, поторопите медэкспертов с результатами вскрытия. Не знаю, за что там можно будет зацепиться, но их отчет мне нужен к концу дня. К трем я закончу дела в суде. Мы навестим квартиру Фицхью и попробуем узнать, почему Фоккс забыл рассказать про визит Баствик.
Пибоди отложила свою еду и аккуратно записывала полученные директивы в блокнот.
— Вот я вас спросила, почему вам не нравился Фицхью. Мне было интересно узнать, не труднее ли работать, если ты недолюбливал погибшего.
— У полицейских не должно быть личных чувств… — Ева вздохнула. — Чепуха все это. Просто прячешь свои чувства в карман и делаешь дело. Работа такая. И даже если я считаю, что тип вроде Фицхью заслужил такой конец, я должна выяснить, как и почему это произошло.
Пибоди понимающе кивнула.
— Другой полицейский на вашем месте закрыл бы дело сразу. Самоубийство, и точка.
— Но мы с вами, Пибоди, не такие.
Ева взглянула в сторону улицы, где столкнулись два автомобиля. Зазвенело разбитое стекло, оба водителя выскочили из своих покореженных машин и стали орать друг на друга.
Ева спокойно доедала свой ленч, а водители становились все более агрессивными. Вокруг, как назло, не было видно ни одного полицейского. Мрачно усмехнувшись, Ева скомкала картонный поднос и передала его Пибоди.
— Бросьте все в мусоросборник, а потом поможете мне разобраться с этими идиотами.
— Мэм, у одного из них в руках бейсбольная бита. Может, мне вызвать подмогу?
— Не надо. — Ева встала, потирая руки. — Сама разберусь.
Когда несколько часов спустя Ева выходила из здания суда, плечо еще немного ныло. Обоих водителей к этому времени скорее всего уже освободили, чего уж точно не случится с детоубийцей, по делу которой давала показания Ева. Этой стерве грозило как минимум пятьдесят лет заключения. Что Еву радовало.
Она повела плечом и поморщилась от боли. Шофер вовсе не собирался ее калечить, он хотел только размозжить голову своему противнику, а Ева попала под руку. И все же, пожалуй, справедливо, что их обоих на три месяца лишили водительских прав.
До здания суда ее довезла Пибоди, но теперь приходилось с больным плечом вести машину. Впереди ехал туристический автобус, из которого доносились выкрики — как всегда, о весах правосудия. «И все-таки, — подумала Ева, — порой эти весы, хоть ненадолго, но уравновешиваются».
Загудело устройство связи.
— Даллас слушает.
— Это доктор Моррис.
Еве нравилось работать с этим медэкспертом, у которого были совиные глаза с тяжелыми веками, короткая аккуратная бородка и зачесанные назад иссиня-черные волосы. Еве он нравился. Иногда она злилась, что Моррис медленно работает, но делал он все удивительно тщательно.
— Вы закончили отчет по вскрытию Фицхью?
— У меня возникла одна проблема.
— Проблемы меня не интересуют. Меня интересует отчет. Может, вы перезвоните ко мне в кабинет? Я как раз туда еду.
— Нет, лейтенант, вы едете к нам. Мне необходимо вам кое-что показать.
— У меня нет времени заезжать в морг.
— Постарайтесь его найти, — сказал доктор Моррис и отключил связь.
Ева скрипнула зубами. «Какой зануда», — мрачно подумала она, но маршрут изменила.
Снаружи здание городского морга в Нижнем Манхэттене походило на такие же каменные коробки контор по соседству. Его специально перестроили, чтобы оно не выделялось: никому не нравится думать о смерти, портить себе аппетит, выскакивая в обеденный перерыв в закусочную на углу. Подумаешь о телах, распластанных на оцинкованных столах в прозекторской, и кусок в горло не полезет.
Ева вспомнила, как впервые вошла в черную железную дверь морга: ее вместе с другими новобранцами привезли ознакомиться с этим заведением. В отличие от многих своих соучеников, она уже встречалась со смертью лицом к лицу, но никогда раньше не видела, как расправляются с трупами в морге.
В одной из прозекторских была галерея, с которой студенты, новички-полицейские и журналисты могли наблюдать процедуру вскрытия. Кроме того, перед каждым креслом стоял монитор, показывающий происходящее крупным планом. Не у всех, правда, хватало мужества за этим наблюдать. Большинство вт