Острогорцев напряженно разговаривал о чем-то со своим первым заместителем и человека с плотины встретил вопросом, который повторялся здесь не так уж редко:
— Ну что там еще?
«Не вовремя», — понял Николай Васильевич. Но на вопрос надо было отвечать.
— Поговорить бы, Борис Игнатьевич.
— На тему?
— О положении дел и некоторых сомнениях.
— А может, в свободное время, Николай Васильевич? — не обидно, а только лишь от большой занятости поморщился Острогорцев. — Мы тут тоже… о положении дел беседуем, и Москва заказана — с минуты на минуту соединят… Может, ты к парторгу зайдешь пока?
«Не вовремя», — повторил про себя Николай Васильевич и смутился.
— У меня в общем-то не горит, — проговорил он. «Только тлеет», — подумал уже в коридоре.
Юре позвонил из поселка Дима Лысой и сказал, что его сосед по комнате картежник Ухватов увозит со стройки сразу двоих бетонщиков — Щекотухина и Гошева.
— Как это увозит? — удивился и возмутился Юра.
— Ну, они много проиграли ему в карты, а отдать нечем. Вот он и подбил их перекинуться на БАМ, где больше платят. Он говорит, что там по пять, по шесть сотен выгоняют.
— Напились они, что ли, со вчерашней получки?
— Не-е, сегодня не пили, только похмелились маленько. Он и так задурил их.
— А ты не можешь задержать их немного?
— Да запугал он их. И словом связал.
— Где они сейчас? Далеко от тебя?
— На автобус пошли.
— Ты все-таки попробуй, Дима! Придумай что-нибудь, схитри. А я сейчас приеду на первой попавшейся…
Он приехал в поселок через полчаса, но на автобусной остановке застал одного Лысого. Тот виновато доложил, что ничего не мог сделать.
До следующего рейсового автобуса в аэропорт оставалось два с половиной часа, а за это время самолет должен улететь. Юра вспомнил о своем мотоцикле, и они побежали с Лысым к густовской сараюшке, а минут через пятнадцать были уже в дороге, в погоне. Теперь у Юры появилось время поразмыслить над тем, как все же убедить ребят вернуться и как «отбить» их от Ухватова. Что им можно пообещать? На БАМе действительно платят чуть ли не вдвое больше, а деньги — фактор! Там, конечно, и условия посложнее — неустроенность, болота, гнус, комары… Но в разговоре с молодыми ребятами это не слишком серьезные доводы. Да еще с такими парнями, которые столько лет проработали на плотине. «Не будут они меня слушать!» — вдруг подумалось Юре.
Но продолжала раскручиваться и та деятельная деловая пружина, которую привел в движение звонок Лысого. Отступать все равно нельзя. На участке каждый теперь на счету, а главное — нельзя отпускать ребят с этим полубандитом. Неизвестно, где они с ним окажутся — на БАМе или в тюрьме? Пусть бы он один улетел — и черт с ним! В Сиреневом даже милиции нет, чтобы за ним присмотреть.
В аэропорту, в этой маленькой усадьбе, выгороженной посреди степи, толпился народ, и было ясно, что самолет задерживается. Это не было случайной удачей для Юры, это становилось уже системой. Блистательный исправнейший Аэрофлот на здешней местной линии как-то не стремился поддерживать безупречность своей репутации, возможно, потому, что железной дороги здесь не было и люди все равно вынуждены были пользоваться его услугами. Люди уже смирились с этим и регулярные опоздания принимали спокойно. Так было и сегодня. Пассажиры стояли группками или расхаживали внутри огороженной усадебки, не проявлял никакого волнения.
Трое беглецов Сиреневого лога стояли неподалеку от выхода на летное поле, у самого заборчика. Стояли каждый сам по себе. Смотрели на зеленое, со светлой бетонной полосой поле. Юру заметили только тогда, когда он подошел и стал рядом, тоже облокотись на забор.
— Вы куда это наладились, мужики? — спросил он, как будто ни о чем не догадываясь.
— На кудыкину горку, инженер, — за всех ответил Ухватов, одетый на сей раз в легкую замшевую куртку. Он выглядел куда импозантней инженера, который тут пристроился в своей брезентовочке.
— А ты, Андрей? — обратился Юра к Щекотухину.
— Мы все вместе, — отвечал тот.
— И ты тоже, Саша? — слегка перегнулся Юра через забор, чтобы увидеть лицо Гошева, стоявшего с другого края, за Щекотухиным и Ухватовым.
Тот промолчал.
— Что-то вы сегодня неразговорчивые, мужики, — продолжал Юра. — Я вас обидел, что ли?
— При чем тут это! На БАМ решили махнуть — вот и все.
— Без расчета, без трудовых книжек? Как же вы там оформляться будете? Ведь это все равно, что без паспорта.
— Не все равно, инженер, и ты это знаешь, — улыбнулся Ухватов с некоторым превосходством. — Трудовую книжку вышлете по почте.
— Можем и не выслать, — не слишком уверенно проговорил Юра.
— Вышлете, никуда не денетесь. — Ухватов продолжал демонстрировать свое превосходство. — Мы в свободной стране живем, и весь народ борется сейчас с формальностями.
— Прямо вот так: весь!
Разговор явно не ладился, и надо было что-то придумывать.
— Ну ладно, — как бы полусогласился Юра, — не будем о формальностях. Давай, Андрей, немного отодвинемся и поговорим о деле, — взял он Щекотухина под руку и потянул к себе.
— Да чего говорить-то? Мы решили, так чего теперь! — не поддавался парень.
— Ты что, боишься меня, что ли? — подзадорил его Юра.
— Бояться мне нечего… — Он все же подвинулся к Юре, и они отошли вдоль забора на десяток шагов. — Просто я не могу вернуться.
— Ты скажи, сколько ты ему проиграл? — прямо спросил Юра.
Щекотухин отвел глаза и покосился в сторону Ухватова, который сохранял удивительное спокойствие.
— Ну, смелей, смелей! — подтолкнул Юра Щекотухина. — Еще не вечер, как говорится. Что-нибудь придумаем в конце концов.
— Ничего не придумаешь. Тысячу проиграл.
— Ого! — не удержался Юра. — А Сашка сколько?
— Он поменьше. Но все равно решил уехать, потому что у него с бригадиром заварилось… — Щекотухин становился разговорчивей, и это подбодрило Юру.
— С бригадиром уладим, — пообещал он. — Можно к другому обоих перевести. Хотите к Ливенкову?
К Ливенкову любой захотел бы, но тут Юра рисковал, давая такое обещание. Потому что Леша хотя и приятельствовал с Юрой, но во внутрибригадные дела никого особенно не допускал.
— Саша, давай сюда! — позвал Юра и Гошева. — Есть и к тебе разговор.
Но Гошева попридержал Ухватов.
— А может быть, вы к нам вернетесь? А то нечестно получается, — сказал он.
— Ну что ж, можем и мы, — не стал Юра задираться. Но перед тем, как вернуться, все же высказал Щекотухину главное: — Послушай, Андрей, и поверь мне: ты пожалеешь потом, если свяжешься с этим человеком. Я чувствую, что он темный. Пускай один улетает… Ну что ж, можем и мы к вам! — громко повторил Юра для Ухватова, и они вместе со Щекотухиным вернулись к заборчику. Туда же подошел и Дима Лысой. — Вот и полный кворум, — удовлетворенно произнес Юра. — Кому первое слово?
— Ты зря суетишься, инженер, — повернулся к нему Ухватов, снисходительно усмехаясь. — Ребята решили подзаработать. В чем тут криминал? У вас платят меньше, там больше.
— Но в чем тут твой интерес? — Юра невольно повысил голос.
— Просто я знаю в те края дорогу.
— Вот и ехал бы!
— А ты уходил бы, Густов!
— Только вместе с ребятами! Им не по пути с тобой — понял?
Каким-то шестым или седьмым чувством, еще не получив ни малейшего явного подтверждения, Юра уловил, что Щекотухину, а заодно и Гошеву уже никуда не хочется уезжать, как не захотелось бы и ему самому, и всякому другому, привыкшему к этим местам, к этой работе, к товарищам и даже к общаге своей, шумной, но своей, куда ты можешь прийти в любой час и в любую погоду. А что там, на новом месте? Все незнакомое, все заново, все сложившееся без тебя… Новые места манят, когда уже не держат старые.
— Сколько они тебе проиграли? — вплотную придвинулся Юра к Ухватову.
— Чего проиграли? — очень искусно изобразил тот непонимание.
— Хорошо. Следующий вопрос: ты водишь мотоцикл?
— Я и вездеход вожу, — похвастал Ухватов.
— Тогда забирай мой мотоцикл в счет их долга и поезжай куда хочешь!
Ухватов вроде бы заинтересовался, и сердце у Юры заныло в ожидании. Он понял, что ход сделал рискованный. Стоит Ухватову согласиться — и прощай навсегда старый добрый отцовский «ижик»! Навсегда — и ни за что ни про что. Жалко стало… Но игра есть игра, ход сделан, и Юру уже понесло. Он начал даже торопить Ухватова:
— Ну? Согласен?
— И не жалко тебе? — решил немного покуражиться Ухватов.
— Жалко. Но все равно — забирай!
— И права отдашь?
— Отдам!
— Но у меня, видишь ли, билет на самолет куплен. — Улыбка на лице Ухватова превратилась в торжествующую, и не поймешь — отчего!
— Билеты можно сдать… Ребята, бегите в кассу, сдавайте билеты! Вы этому мужику больше ничего не должны, мы с ним рассчитались. У него к вам нет никаких претензий…
Юру несло, как на волне, как на крыльях, и Ухватов в какой-то момент словно бы загляделся на него, расслабился — и вмиг ослабли те незримые нити, которыми он удерживал при себе Щекотухина и Гошева. Гошев спросил у Юры:
— А насчет Ливенкова — правда?
— Правда. Переведу… И быстрей, быстрей давайте, вон уже самолет показался.
Ребята переглянулись и взялись за свои чемоданчики.
— Смотрите, голуби, я еще вернусь! — пригрозил им спохватившийся Ухватов.
— А может, не надо? — всерьез предложил ему Юра.
— У тебя не спрошусь! — огрызнулся Ухватов. — И с тобой мы еще тоже встретимся! — откровенно погрозил он. И снова заулыбался: — Я ведь в законный отпуск еду, инженер.
Это Юру поразило больше всего.
— В отпуск на БАМ?
— Так что мотоцикл твой я тебе дарю, — не ответив, продолжал Ухватов. — И помни мою доброту.
— Постараюсь…
У Юры и ночью продолжался этот быстрый, иногда отрывистый и вместе с тем какой-то тягучий разговор, и там, во сне, было еще не ясно, чем все закончится. Щекотухин с Гошевьм то уходили, то возвращались, передвигаясь замедленно и неуверенно, будто хмельные; дверца рейсового автобуса несколько раз открывалась и закрывалась перед ними, потом, когда уже двинулись в путь, домой, начались чудеса с самим автобусом и Юриным мотоциклом: колеса у них крутились с положенной скоростью, а никакого движения не получалось. Одна только лента дороги бежала навстречу, наподобие тренировочной дорожки космонавтов, а все, что на обочинах, — оставалось на месте. Юра прибавил газу — никакого эффекта. Тогда он оглянулся. И увидел хохочущего Ухватова. Он стоял за какой-то широкой машиной, и она наматывала на свои мощные валы серую ленту дороги. Можно было сколько угодно прибавлять газу — и ни на шаг не сдвинуться с места.