— Телок — это красиво, — подхватывала мать, побуждая его продолжать.
Сравнения, которые Жозеф пускал в ход в этих случаях, были, конечно, небезупречного вкуса, но матери было все равно. Она-то находила их восхитительными.
Разгулявшись вовсю, она поднимала свой бокал.
— Что ни говори… — начинала она.
— Точно, — соглашался Жозеф, покатываясь со смеху.
— Они пьют за наше здоровье, — говорила Сюзанна, глядя на них издали и продолжая танцевать.
— Вряд ли, — отвечал мсье Чжо, — они ведь никогда этого не делают, когда мы сидим с ними вместе за столиком…
— Они просто стесняются, — улыбаясь, отвечала Сюзанна.
— Ваша улыбка может довести до безумия… — шептал мсье Чжо.
— Что ни говори, — продолжала мать, — а я никогда в жизни не пила столько шампанского.
Жозеф любил, когда мать приходила в состояние вульгарной и упоительной веселости, которую только он один умел у нее вызывать. Иногда, когда ему бывало уж очень скучно, он шутил так весь вечер, даже в присутствии мсье Чжо, однако не столь откровенно. Например, когда мсье Чжо не танцевал и, сидя за столом, тихо напевал, глядя на Сюзанну, песенки, в которых содержалась, как ему казалось, подходящая к случаю двусмысленность, например: «Париж, люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя…», — Жозеф подхватывал: «Люблю тебя, люблю тебя, лю-ю-блю-ю тебя», довольно похоже изображая молодого телка. Всех это ужасно смешило, а мсье Чжо лишь еле-еле улыбался, и то это стоило ему больших усилий.
Однако чаще всего Жозеф танцевал, пил и почти не обращал внимания на мсье Чжо. Иногда он подходил поболтать с Агости, или шел в порт посмотреть, как грузится пароход, или просто отправлялся купаться на пляж. Он сообщал об этом Сюзанне и матери, они вставали и шли за ним, а сзади, правда, на расстоянии, следовал мсье Чжо. Когда Жозеф выпивал лишнего, он заявлял, что собирается доплыть до ближайшего острова, лежавшего в трех километрах от берега. Когда он был трезв, то ничего подобного ему в голову не приходило, но в такие вечера он считал, что это ему по плечу. На самом деле он, конечно, утонул бы, не доплыв и до середины пути. Мать сразу же начинала кричать. Она приказывала мсье Чжо завести лимузин. Только звук работающего мотора мог отвлечь Жозефа от его намерения. Мсье Чжо, который не без интереса относился к плану своего мучителя, повиновался явно неохотно.
И вот в один из таких вечеров в Раме Жозеф заговорил с мсье Чжо о Сюзанне и высказал ему раз и навсегда свою точку зрения. После чего уже больше не разговаривал с ним вообще, разве что спустя много времени, и относился к нему с королевским презрением.
Сюзанна, как обычно, танцевала с мсье Чжо. А мать уныло смотрела на них. От шампанского, особенно если она не добирала до нужной кондиции, она впадала в еще большую тоску при виде мсье Чжо. Хотя народу в зале было много и, главное, много пассажирок, Жозеф не танцевал. Может быть, ему надоело танцевать каждый вечер, а, может быть, решение поговорить с мсье Чжо отбило у него охоту к танцам.
Он смотрел, как тот танцует с Сюзанной — более вольно, чем обычно.
— Типичный неудачник, — сказал он вдруг.
Мать была не вполне согласна.
— Это ничего не значит. Большую неудачницу, чем я, найти трудно. — Она еще больше помрачнела. — И доказательство тому, что у меня нет другого выхода, кроме как выдать свою дочь за этого неудачника.
— Это разные вещи, — сказал Жозеф, — тебе просто не повезло. И, в сущности, ты права, это ничего не значит. Важно, чтобы он наконец решился. Надоело ждать.
— Я слишком много в жизни ждала, — захныкала мать. — Ждала, когда у меня будет своя земля, потом ждала, когда построят плотины. Даже разрешение на залог пяти гектаров я жду уже два года.
Жозеф посмотрел на нее, словно его вдруг озарило:
— Мы только и делаем всю жизнь, что чего-то ждем. Надо просто раз и навсегда решить, что мы не желаем больше ждать. Я поговорю с ним.
Мсье Чжо повел Сюзанну к столику. Пока они шли через зал, мать сказала:
— Иногда, когда я на него смотрю, мне кажется, что я вижу в нем собственную жизнь, и выглядит она весьма неказисто.
Как только мсье Чжо сел, Жозеф приступил к делу.
— Нам осточертела эта тягомотина, — объявил он. Мсье Чжо уже привык к его манере выражаться.
— Прошу прощения, — сказал он. — Сейчас закажем еще бутылку шампанского.
— Бутылка тут ни при чем, — продолжал Жозеф. — Тягомотину разводите вы.
Мсье Чжо покраснел до ушей.
— Мы говорили о вас, — сказала мать, — и пришли к выводу, что нам это надоело. Дело слишком затягивается, и всем ясно, как дважды два, чего вы добиваетесь. И то, что вы таскаете нас каждый вечер в Рам, не может никого обмануть.
— Вы уже целый месяц подыхаете от желания переспать с моей сестрой. По-моему, это ненормально. Я бы ни за что не выдержал.
Мсье Чжо опустил глаза. Сюзанна подумала, что он может сейчас встать и уйти. Но, вероятно, ему даже не пришло это в голову. Жозеф не был пьян, он говорил под действием тоски и отвращения, которые так долго и с таким трудом сдерживал, что теперь мать и Сюзанна не могли не почувствовать облегчения.
— Я не скрываю, — очень тихо проговорил мсье Чжо, — что питаю к вашей сестре очень глубокое чувство.
Он каждый день говорил Сюзанне о своих чувствах. «Я-то, если и выйду за него, то без всякого чувства. Я обхожусь без чувств». Жозеф ей был сейчас ближе, чем всегда.
— Расскажите кому-нибудь другому, — сказала мать неожиданно грубо, пытаясь подстроиться под тон Жозефа.
— Возможно, — сказал Жозеф, — но это не имеет отношения к делу. Вы должны жениться на ней, так надо. — Он кивком указал на мать. — Ей надо. Не мне. Чем дольше я вас знаю, тем меньше мне все это нравится.
Мсье Чжо кое-как овладел собой. Он упорно не подымал ресниц. Все смотрели на ставшее вдруг безглазым лицо этого человека, такого же слепого, как земельное ведомство, банк, Тихий океан, и чьи миллионы были для них такой же безликой, непреодолимой силой. Мсье Чжо мало что знал, но одно он знал твердо: жениться на Сюзанне он не может.
— Нельзя же вот так сразу жениться на девушке, с которой знаком всего две недели, — сказал он.
Жозеф улыбнулся. В принципе он был прав.
— В некоторых особых случаях, — сказал он, — можно решиться и за две недели. И это именно тот самый случай.
Мсье Чжо на мгновение поднял глаза. Он не понимал. Жозефу следовало бы попытаться растолковать ему все поподробнее, но это было сложно, и он не смог.
— Будь мы богаты, — сказала мать, — все было бы иначе. Богатые могут ждать хоть два года.
— Ничего не поделаешь, не понимаете, так не понимаете, — сказал Жозеф. — Но все будет или так, как я сказал, или никак.
Он подождал немного, потом добавил медленно и весомо:
— Дело не в том, что кто-то запрещает ей спать с кем ей вздумается, но вам, если вы хотите с ней переспать, придется сначала жениться. Считайте, что это наш способ плюнуть вам в рожу.
Мсье Чжо во второй раз поднял голову. Он был настолько поражен этой циничной откровенностью, что даже забыл обидеться. Впрочем, эти слова не были в полной мере адресованы ему. Непроизвольно возникал вопрос, не говорит ли Жозеф все это сам себе, просто чтобы высказать вслух то, что внезапно открыл, раз и навсегда решив для себя проблему всех и всяческих мсье Чжо.
— Я уже давно собирался вам это сказать, — добавил Жозеф.
— Вы очень жестоки, — сказал мсье Чжо. — Я бы ни за что не подумал…
Он лгал. Уже с неделю все ожидали этого взрыва.
— Никто не заставляет вас жениться, — сказала мать примирительно. — Мы вас просто предупредили.
Мсье Чжо проглотил и это. Его простодушие, вероятно, тронуло бы многих.
— К тому же, — сказал Жозеф, вдруг рассмеявшись, — то, что мы всё принимаем от вас — патефон, шампанское, — это ничего не меняет.
Мать бросила на мсье Чжо взгляд, где мелькнуло что-то похожее на жалость.
— Мы очень несчастные люди, — сказала она, как бы пытаясь оправдаться.
Мсье Чжо поднял наконец глаза на мать и счел, видимо, что несправедливость, которой его подвергают, требует объяснения.
— Я тоже никогда не был счастлив, — сказал он. — Меня всегда заставляли делать то, чего я не хотел. В последние две недели я хоть немного делал то, что мне хотелось, и вот…
Жозеф больше не обращал на него внимания.
— Перед уходом мне хочется потанцевать с тобой, — сказал он Сюзанне.
Он попросил папашу Барта поставить «Рамону». Они пошли танцевать. Жозеф ни слова не сказал Сюзанне о разговоре с мсье Чжо. Он говорил с ней о «Рамоне».
— Когда у меня будет хоть немного денег, я куплю новую пластинку с «Рамоной».
Мать смотрела из-за столика, как они танцуют. Мсье Чжо, сидя напротив, играл брильянтовым кольцом, снимая и надевая его.
— Он бывает иногда груб, — сказала мать, — но это не его вина, он ведь не получил никакого образования.
— Ей наплевать на меня, — тихо сказал мсье Чжо. — Она ни разу не возразила.
— Ну, вы так богаты…
— Это тут ни при чем, скорее наоборот.
Возможно, он был все-таки не такой дурак, как казалось.
— Я должен постоять за себя, — заявил он. Мать посмотрела на тех, с кем ему приходилось бороться. Они вальсировали под музыку «Рамоны». Это были красивые дети. Она все-таки вырастила красивых детей. Они радовались тому, что танцуют вместе. Мать нашла, что они похожи. У них были одинаковые плечи, ее плечи, одинаковый цвет лица, одинаковые волосы, чуть рыжеватые, тоже ее, и в глазах одинаковая счастливая дерзость. Сюзанна становилась все больше и больше похожей на Жозефа. Ей казалось, что дочь она знает лучше, чем сына.
— Она очень молода, — удрученно сказал мсье Чжо.
— Не так уж и молода, — сказала мать, улыбаясь. — Я на вашем месте женилась бы на ней.
Танец кончился. Жозеф даже не сел.
— Отваливаем, — сказал он.
С этого дня он вообще перестал разговаривать с мсье Чжо.
Они старались избегать друг друга. Но все они обращались теперь с мсье Чжо еще более бесцеремонно, чем раньше.