Страсть наполнила ее голос и оживила глаза; это была Джесс Уэйнфлит, сражающаяся, как тигр, за всех Уолтеров мира. Неудивительно, что она так его ценила! Уолтер, чья история была страшной историей насилия и убийств, являлся неопровержимым доказательством того, что отсечение всех связей между мозгом и его префронтальной корой – не единственный способ лечения первопричин.
– Для этих женщин я модифицировала процедуру таким образом, чтобы пациентка сохранила свою человеческую душу, – продолжила Джесс. – Каждая осталась способной наслаждаться некоторой формой базовой человеческой жизни: читать, смотреть телевизор, слушать и воспринимать новости по радио, поддерживать личную гигиену, питаться и перемещаться в обществе, а то и взаимодействовать с ним на очень адекватном уровне.
Она умолкла: видимо, объяснение закончилось.
– Значит, вы снимали женщинам квартиры и наблюдали за их послеоперационными успехами, – заключил Кармайн.
Ее стройная фигура застыла.
– Совершенно определенно нет! – выпалила Джесс. – Каждая пришла ко мне на операцию, затем вернулась туда, откуда явилась, получив специфические рекомендации и просьбу о полном описании своих успехов для моих архивов. Я не сталкивалась с пациентками ни до второго января соответствующего года, ни после.
– Я бы хотел отклониться от темы, – сказал Кармайн. – Что именно включала в себя ваша операция над этими женщинами?
– Поскольку мозг не способен чувствовать боль, – ответила Джесс, и по ее манере слушателям стало ясно, что она привыкла к таким вопросам, – то при условии, что хирургическое вмешательство сравнительно невелико и мягко, незачем беспокоиться об осложнениях, вызванных самим вмешательством. Жизненно важно, чтобы пациент был полностью в сознании! Мне нужна общая анестезия только для закрепления зажимов стереотаксического аппарата на костях черепа – череп должен быть жестко зафиксирован, и зажимы это обеспечивают. Конечно, и сам пациент также должен быть прочно зафиксирован. Я не оставляю шрамов, потому что трепанационные отверстия для зажимов окружены волосами, и я не отделяю костный лоскут. Вместо этого я проникаю внутрь через глазные орбиты – два круглых отверстия в черепе, где помещаются глазные яблоки. Это легко, я просто отвожу каждое глазное яблоко… В чем дело, Делия?
Делия побелела.
– Ты вытаскиваешь глазные яблоки?
Джесс рассмеялась.
– Нет! Под «отвожу» подразумевается, что я просто очень аккуратно оттесняю глазные яблоки, чтобы можно было ввести мои инструменты вокруг или позади них. Само глазное яблоко совершенно не повреждается, правда! По другую сторону глазницы находится мозг, и с хорошей стереотаксией, дополненной моими знаниями, я могу просверлить кость глазницы, ввести мои микроэлектроды и оказаться в той части мозга пациента, которая мне нужна. Пациентка бодрствует, а я электрически стимулирую мозг, опираясь на ее ответы, пока не нахожу области, которые необходимо отсечь, то есть уничтожить. Несмотря на то что пациентка могла годами не говорить логически связно, она делает это, когда я стимулирую мозг. Это очень долгая процедура, требующая большого напряжения.
– Как может человек, страдающий слабоумием, отвечать связно? – спросила Делия.
– Слабоумие исчезает, когда проводящие пути приводятся в порядок.
– Что вы подразумеваете под «приводятся в порядок»? – осведомился Кармайн.
– Я разрушаю некоторые проводящие пути, и после этого другие, освобожденные от пагубного влияния тех, которые я уничтожила, начинают функционировать так, как им положено, – деловым, будничным тоном ответила Джесс.
– Что такое стереотаксия? – поинтересовался Кармайн.
– Это составление математической карты мозга, по типу навигационных трехмерных координат, но немного по-другому. Стереотаксический аппарат закрепляет голову в неподвижном состоянии и использует математические координаты, которые рассчитывались на основе обследования множества черепов и содержатся в так называемом стереотаксическом атласе[52]. Наличие стереотаксического атласа позволяет мне помещать электроды и другие инвазивные инструменты точно в нужное место. К сожалению, существуют некоторые ограничения, – сказала она тем же самым тоном. – Атлас был подготовлен с использованием черепа распространенного типа, – такого, каким обладали те шесть женщин и каким обладают многие другие люди. Можно экстраполировать данные на череп большего или меньшего размера, при условии, что его пропорции идентичны – так, например, Уолтер Дженкинс имеет череп того же типа, просто больше.
– Значит, не все пациенты подходят для вашего типа хирургии? – спросил Кармайн.
– Верно. Прежде чем решить, я должна просмотреть всевозможные рентгеновские снимки и произвести ряд измерений.
– Вы имеете в виду, что эти данные могут… скажем, быть присланы вам по почте?
– А почему нет? Вместе с анализами крови и другой надлежащей информацией.
– Как долго каждая женщина оставалась под вашим попечением, доктор? – спросила Делия, прозревая.
– Госпитализация происходила в шесть часов утра, а выписка в девять часов вечера второго января, с шестьдесят третьего по шестьдесят восьмой год включительно, – сказала Джесс. – Но я впервые увидела каждую из них в семь утра и провела последний осмотр в шесть вечера. Так что могу заявить, что наблюдала каждую женщину в общей сложности одиннадцать часов. Из них девять часов – на операционном столе. Ни у кого из пациенток не было зафиксировано осложнений, так что каждая выписалась и уехала на машине «Скорой помощи», как и было условлено перед операцией.
– Кто ассистировал вам при операции, доктор? – поинтересовался Кармайн.
– Профессиональный фельдшер-нейрохирург по имени Эрнест Лето. Мы с ним работали вместе в Национальном госпитале на Квинс-сквер в Лондоне. С пятьдесят девятого года он вышел из штата и работает самостоятельно – с теми хирургами, которых выбирает сам.
– Мне нужен его адрес, – сказала Делия.
Тонкая черная бровь приподнялась.
– Я не понимаю, зачем, но в добрый час! Я разместила объявление в «Медицинском журнале Новой Англии».
– Понятно. Учитывая серьезность операции, доктор Уэйнфлит, вы считаете пятнадцатичасовую госпитализацию достаточной?
– Послеоперативное течение для этого рода операций не осложнено обычными проблемами – кровоизлияниями, раневыми инфекциями и чрезмерной болью. Я оперирую безупречно чисто в безупречно чистой окружающей среде и никогда не сталкивалась с раневыми инфекциями. Всякая боль принимает форму головной боли, но это ничто по сравнению, скажем, с мигренью. Эту боль облегчают обычные продаваемые без рецепта лекарства.
– Ты привлекала анестезиолога? – спросила Делия.
– Нет, я сама выполняла роль анестезиолога, с мистером Лето в качестве ассистента – он специалист в установке стереотаксического аппарата, поэтому я предоставляла ему заниматься этим, а сама тем временем давала общий наркоз и вводила местный наркоз в обе глазные орбиты. Как только стереоскопический аппарат был закреплен, я могла разбудить пациентку. После чего мистер Лето держал наготове шприц с общим анестетиком, который он мог бы очень быстро ввести через капельницу, если бы пациентка стала вести себя буйно. Поскольку перед этим им была проведена надлежащая премедикация, они никогда не проявляли несговорчивости, – с гордостью объяснила Джесс.
Кармайн посмотрел на нее несколько сурово.
– Доктор Уэйнфлит, мы привезли вас сюда сегодня, чтобы получить консультацию по поводу возможностей хирургии головного мозга с психиатрическими целями, но, признаюсь, я не ожидал, что вы поможете раскрыть – правда, частично – дело о пропавших людях, которое висит уже несколько лет. Откровенно говоря, я ошеломлен. Прежде чем я решу, что делать дальше, мне придется задать вам еще несколько вопросов, но если, отвечая на них, вы себя изобличите, вам следует попросить своего адвоката присутствовать при разговоре. Оставляю это на ваше усмотрение. Мы можем завершить наш сегодняшний разговор и снова собраться, когда вы найдете адвоката, а я повторяю, что таковой вам может понадобиться; либо мы можем продолжить сейчас без вашего юридического представительства.
– Давайте продолжим, – сказала она, похоже, ничуть, не встревожившись. – Я не сделала ничего плохого и не могу себя изобличить, как вы выразились. Задавайте ваши вопросы, капитан.
– Вы знали, что полиция интересуется теми шестью женщинами, которых вы оперировали, доктор?
– Абсолютно нет. Они были моими пациентками в течение дня с интервалом в год.
– Даже несмотря на то, что вы общаетесь с сержантом Карстерс?
– Я знала, что Делия ведет дело о пропавших людях, но мы не обсуждаем нашу работу, когда встречаемся, капитан.
– Доктор, у вас должны быть какие-то соображения о том, что произошло с вашими пациентками после того, как вы их прооперировали. Хирурги не оставляют своих пациентов без последующего внимания – это не по-гиппократовски.
Доктор Уэйнфлит вздохнула, руки ее задвигались, словно цепляясь за свою врачебную этику.
– Вы хотите подробностей, которых я не могу вам предоставить, сэр, потому что их не знаю, – медленно проговорила она. – Пациентки не были американками. Агентства, выдававшие направления, не были американскими. Такое случается сплошь да рядом, капитан! Кто-то в какой-то конкретной стране является самым лучшим практикующим специалистом в своей области – обычно в медицине, но есть и другие сферы – и получает направления из-за рубежа. Что ж, все эти шесть женщин были направлены ко мне из-за границы и приехали в нашу страну для того, чтобы я, эксперт в данной области, могла провести им операции на мозге.
– Тогда должны быть записи об этом в Национальной Иммиграционной службе США.
– Я понятия не имею, как пациентки оформлялись, но, полагаю, где-то что-то должно быть зафиксировано. Я считала, что они покинули страну через неделю после операции.
– Но вы не следили за этим?