Джесс озадачило, что именно Руфусу Ингэму понадобилось ее увидеть, но она была не особенно занята и сказала, что с радостью примет его в любое время. От офиса при входе гостя проводил Уолтер Дженкинс, который испытал затруднение относительно того, к какой категории отнести посетителя, учитывая его макияж, грациозность движений и природный налет аристократизма. Когда Руфус настоял на том, чтобы уединиться с Джесс, Уолтер ощетинился. Но она явно хорошо знала и любила гостя, поэтому Уолтер ретировался в свою комнату и стал думать о другом.
Джесс, одинокая жизнь которой совсем осиротела, горько рыдала.
Выплакавший все свои слезы, Руфус утешал ее, как мог, и ждал, пока пройдет первый пароксизм горя. У Джесс это заняло не так много времени: она умела держать себя в руках, голова всегда управляла ее сердцем.
– Это было явно наилучшим решением, – сказал он.
– О да. Думаю, я плачу о ее боли.
– Как и все те из нас, кто знает. Как много она тебе рассказала?
– Достаточно. Но я считаю, что ее смерть – это способ передать послание тебе и Ра.
Его лицо просветлело, он выпрямился.
– Расскажи мне, пожалуйста!
– Послание о том, что она искупила вину. О том, что вы двое должны перестать думать, кем и чем являлся ваш отец. Да, она знала, что Айвор был отцом вам обоим! Предательством по отношению к ней будет теперь продолжать жить с чувством вины из-за того, что ваш отец был порочным человеком. В ноябре вам исполняется сорок лет – это немало, Руфус. Просыпайтесь каждый день с сознанием отпущенных грехов, а не с ощущением оскверненности. Вот что она хотела сообщить.
– Она тебе все рассказала!
– Много лет назад, когда мы только познакомились, Иви надеялась, что я найду маленький участок мозговой ткани и помечу его как «отцовское генетическое наследие», но мне пришлось ее разочаровать. Я сказала ей, что этот код находится в каждой без исключения клетке тела и не может быть искоренен после того, как яйцеклетка оплодотворена. Это явилось для нее ударом – она так любила вас обоих!
– Да, уж это-то мы знаем. – Руфус закрыл глаза, словно от боли.
– Поэтому она пришла к решению истребить таким способом дурные гены. Пришла не в процессе логических рассуждений и даже не игрой воображения. Я полагаю, что Иви приняла все наследственные грехи на свои плечи и попыталась свести их на нет, – в конечном счете, уничтожив их вместе с собственной жизнью. Вы с Ра должны продолжать жить как безгрешные люди.
– В этом нет смысла! – воскликнул Руфус.
– Он не обязательно должен быть. Что есть, то есть.
Руфус ушел, и Джесс не стала кнопкой звонка вызывать Уолтера из его комнаты; она чувствовала себя не в состоянии совладать с Уолтером, пока не совладает с собственными эмоциями – о, Иви! Было нетрудно понять, почему Иви выбрала такой способ убийства; он навлекал на жертву огромные страдания в течение долгого времени и без единой капли крови. Даже кастрация была сравнительно бескровной. Как все крупные люди, Иви росла быстрыми рывками, требующими больших количеств пищи, которой отец ее лишал. В детстве Иви постоянно голодала; Айвор не ограничивал только воду. «Когда-нибудь, – подумала Джесс Уэйнфлит, – я напишу научную работу об Иви Рамсботтом. Там будут содержаться факты, которых не знают ни ее братья, ни Холломанское полицейское управление, потому что именно мне Иви поверяла свою жизнь, рассказывала о том, что любила, что ненавидела, о своих убийствах. – Она кисло усмехнулась. – Только вообразите себе этих смехотворных копов, думающих, что я, Джессика Уэйнфлит, когда-нибудь выдам то, что доверено мне на условиях профессиональной конфиденциальности! Им сначала придется вздернуть меня на дыбу, а никто в правоохранительных органах этого больше не делает, хотя есть двое обитателей ХИ, которые так поступали».
– Теория о том, что под пыткой у подозреваемого можно получить признание, абсурдна, – с улыбкой сказала Джесс Уолтеру, когда тот принес ей кружку кофе.
– Да? – спросил он, усаживаясь. – Расскажи подробнее.
– Были времена, когда подозреваемых подвергали суровым испытаниям болью, чтобы вырвать у них признания, – продолжила она. – Похоже, тем, кто применял пытку, не приходило в голову, что физическое страдание производит больше лжи, чем правды. Хотя мне кажется, им это было уже известно. Им просто нравилось причинять мучения. Люди признавались для того, чтобы прекратить боль. – Джесс улыбнулась. – Властители знали, что на самом деле просто взращивают хищника, который умственно и физически наслаждается актом пытки. Лишь недавно пытка приобрела дурную репутацию.
– Есть ли какие-то причины, оправдывающие пытку? – поинтересовался Уолтер.
– Абсолютно нет, Уолтер. Наслаждение причинением боли – это один из первичных признаков психопатии.
– Потому-то перед операцией дают анестетик?
Джесс фыркнула.
– Тебе это прекрасно известно. К чему ты клонишь, Уолтер?
– О, я не знаю, – туманно ответил он. – Я просто поинтересовался.
– Ответ лежит в человеческой доброте и в просвещении.
– Ты веришь в просвещение? – спросил он.
– Полностью, без ограничений.
– Из-за Бога?
Джесс хотела рассмеяться, но сохранила бесстрастное лицо.
– Бог – это утешительный миф, мой друг. Если и существует Бог, то это Вселенная. Вознаграждение и наказание – это человеческие понятия, а не божественные.
– Вот почему Роуз тебя ненавидит.
– Как интересно! Я и не подозревала.
– Есть много такого, о чем ты не подозреваешь, Джесс. Вот почему я стараюсь присутствовать в общей комнате, когда персонал устраивает там перерыв на кофе. За исключением доктора Мелоса, все они думают, что я просто чокнутый, и свободно разговаривают.
– Умный Уолтер! – восхитилась она. – Когда у меня будет больше времени, можешь рассказать мне о своих впечатлениях.
Его лицо просияло:
– Это было бы хорошо, Джесс.
Джесс кольнул укор совести, она сокрушенно вздохнула:
– О, мой дорогой, дорогой друг, я действительно тебя забросила! Как бы я хотела, чтобы ты был единственным моим пациентом, но есть около сотни других, ни один из которых не представляет для меня такого интереса и важности, как ты.
И тогда Уолтер это сделал – он улыбнулся! Широкой, во весь рот улыбкой. Застыв в своем кресле, Джесс улыбнулась ему в ответ.
Уолтер улыбнулся! Открылись шлюзовые ворота, обрушивая поток туда, где раньше была лишь сухая и бесплодная долина. Не только мысли, но и эмоции изливались наружу, вперемешку, как и следовало, – и ликование Джесс достигло наивысшей степени. Вот уже более тридцати месяцев она расценивала Уолтера как свой триумф, считая, что он достиг пика и остановился в развитии. Улыбка свидетельствовала, что он не остановился, и изощренность некоторых его последних действий говорила, что он может развиваться даже в геометрической прогрессии.
– Сейчас ты счастлива, – заметил Уолтер.
– Если и так, Уолтер, то лишь благодаря тебе.
Погреб Иви Рамсботтом не походил на хирургический рай с кондиционированием воздуха; то, что он удовлетворял условиям проживания, было поразительно в каком-то смысле, но логично в другом. Он не вязался с утонченностью Иви, в то же время в ней оказалось достаточно от Айвора, чтобы сконструировать пригодный тайник.
Пол Бахман считал, что Иви соединила склеп с водопроводом и канализацией, затем собственноручно обила его войлоком. Вентиляционное отверстие имелось там с самого начала. Она также заменила крошечный лифт крупногабаритным креслом, очевидно, для того, чтобы иметь возможность туда спускаться и сидеть, наблюдая страдания жертвы. Обнаружив в одной из ванных комнат кресло, похожее на электрический стул, криминалисты вычислили, что Иви регулярно усыпляла свою жертву, затем приносила человека наверх, в ванную комнату, чистила, купала и брила его, даже подкрашивала корни волос. Как только жертва становилась слишком слаба, Иви прекращала свои манипуляции. В конце концов она переправляла тело в то место, где нелегально сваливали мусор, – выбрасывала его там, как дохлое животное.
– Коттедж был достаточно изолирован, чтобы никто не услышал криков, – сказал Эйб комиссару, – даже несмотря на то, что существовало открытое вентиляционное отверстие под живой изгородью. Я просил Тони встать в погребе и кричать что есть силы, но донеслось на удивление мало шума. Я думаю, ослабление звука связано с тем, что погреб находится не под поверхностью самого дома. Он смещен в сторону и покрыт двумя футами почвы и дерна поверх бетонного перекрытия. Нет эффекта эхо-камеры. Единственный способ проникнуть внутрь или выйти наружу – через кресло-лифт.
– Как себя чувствует последняя жертва? – спросил Сильвестри.
– Держится, сэр, – ответил Кармайн. – Парню предстоит долгий путь к выздоровлению, но меня заверили, что он не умрет. Самое худшее, что, дабы остаться в живых, он сжег большую часть своего мышечного волокна, так что откормить его – это лишь полбеды. Ему потребуется физиотерапия и психотерапия.
– Как его песик? – поинтересовался Лиам.
– Педро часто приносят к нему из ветеринарного отделения, – сказал Кармайн. – Ра и Руфус собирают счета за лечение и, как я понимаю, отправят Стивенса домой обеспеченным пенсией.
– Двигаемся дальше; что с тем парнем, который совершил набег на твой дом и подстрелил молодого Хэнка? – спросил комиссар. – Какие перспективы у Хэнка?
– Хэнк будет нормально ходить через год, сэр, так мне сказали. Позвоночник фактически не поврежден, хотя частично кости таза пришлось восстанавливать. Однако пересадка мускульной и кожной ткани задержит его в больнице на довольно долгое время. – Кармайн сделал глубокий вдох. – Что же до нападавшего – тут ноль, сэр. Ничего. Мы нигде не нашли никаких следов. На самом деле мы даже не знаем, водит ли он машину или ездит на мотоцикле, хотя интуиция подсказывает, что это большой мощный мотоцикл. Он одевается в черное – это мы узнали от Хэнка, который думает, хотя и не уверен, что на нем была кожаная одежда. Кроме того, Хэнк убежден, что он белокожий. На парне был некий шлем, но не обычный мотоциклетный и не в виде каски, а остроконечный, согласно Хэнку, чей глаз боль