Jingle bells, jingle bells, jingle all the way» Бинга Кросби.
Клара потянула Махмуда за руку.
– Ну иди же!
Она обернулась к Махмуду.
Он лежал на спине. Темные глаза были открыты и безжизненно смотрели на нее. В его голове над правым глазом Клара увидела маленькое темное отверстие.
А потом – кровь.
Лужа крови, которая растеклась вокруг головы, перемешиваясь с пролитым вином.
– Муди, Муди, вставай!
Она потянула его за руку изо всех сил, пытаясь спрятать его за кассой. Вокруг кричали люди, переворачивались тележки, товары сыпались с полок на бетонный пол. Махмуд был слишком тяжелым. Клара не могла сдвинуть его с места. И тогда Клара наклонилась над его лицом, над шеей, которую она столько раз целовала. Джинсы впитали его кровь, скользили по мокрому полу. Осколки стекла впились в ладони, когда Клара нагнулась над ним и прижалась щекой к его рту. Пальцами нащупала артерию на шее. Пульса не было. Дыхания тоже. Только безжизненный пустой взгляд и все еще теплая кожа.
«Сейчас и я умру», – подумала Клара.
Она подняла голову. Через разбитые двери она увидела, как мужчина и женщина бегут к ней с оружием наперевес.
– Муди! Муди!
Паника. Шок. И горе, такое глубокое, что оно напугало ее сильнее, чем убийцы снаружи. Но она не хотела умирать. За сотые доли секунды сознание снова прояснилось. Она никогда не переставала любить Махмуда. Никогда не забывала его. И она не могла допустить, чтобы все вот так закончилось. Чтобы он вот так умер, застреленный, как собака, на грязном полу в супермаркете, когда все считают его убийцей и террористом. Нет, она не может этого допустить.
– Я люблю тебя, Муди, – прошептала она, выпустила его руку, поднялась и бросилась бежать вглубь магазина. С улицы доносился вой сирен. Но Клара ничего не слышала. Ни сирен, ни криков, ни рыданий. В голове у нее было пусто, пока она бежала вдоль рядов с полками. Клара бежала не оборачиваясь.
В глубине магазина было спокойно. Покупатели медленно передвигались, не понимая, что происходит. За мясным прилавком было пусто. Все служащие, видимо, сбежались к выходу. Клара обогнула прилавок и сквозь вращающиеся двери вбежала в складское помещение. Мужчина в белом фартуке, явно не заметивший хаос в магазине, крикнул ей вслед, но Клару это не остановило. Она видела только указатели к пожарному выходу. Мокрые от крови джинсы липли к ногам, сковывая движения.
Локтем она нажала на ручку двери, чтобы осколки не впились глубже в ладони. Дверь выходила на улицу позади магазина. Земля была покрыта тонким слоем снега, который продолжал идти. Спустившись с крыльца для разгрузки, Клара побежала по снегу. Подошвы оставляли кровавые следы, пока она бежала к выезду с желтым шлагбаумом и дальше в узкую улочку. Клара повернула налево. Пробежав метров сто, она завернула за угол и выглянула.
Никто ее не преследовал.
20 декабря 2013 годаСеверная Виргиния, США
Левая рука вперед. Правая. Снова левая. Вдох. Закрываю глаза и гоню прочь реальность, воспоминания, мысли…
Я плыву вперед. Раз. Два. Три. Вдох. Иду вперед, как торпеда без заряда. Без наводки.
Нарушаю ритм. Пропускаю вдох. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть…
Поворачиваю обратно, с силой отталкиваясь ступнями от стенки бассейна. Чувствую, как напряжены мои ноги, бедра. Чувствую, как меняется энергия, как сила переходит в скорость, бессмысленную скорость. Я плыву под водой, задерживая дыхание дольше, чем это полезно для здоровья. Только доплыв до середины, делаю вдох. Чувствую, что кончаются силы, но продолжаю плыть. Когда силы иссякли, я перестаю двигать руками и ногами и медленно опускаюсь вниз на дно. В ушах шумит. Из носа выходят пузырьки воздуха. Я опускаюсь еще ниже, грудью ложусь на шершавое дно бассейна. Вижу черные квадратики плитки, узоры, выложенные кафелем. Легкие сжимаются в бессильной попытке вздохнуть.
Но и это не помогает. Ничего не помогает. Мысли. Воспоминания. Я мысленно произношу молитву. Мою единственную молитву. Но и она не помогает.
Потом я лежу на краю бассейна и пытаюсь отдышаться. Мне жарко. Пот течет с меня ручьем. Глаза болят от недостатка кислорода и усталости. Перед глазами прыгают черные точки. Три часа назад я нашел имя дочери в базе данных. Три час назад Бог перестал отвечать на мою молитву. Три часа назад я понял, что прошлое настигло меня.
Я сижу в «Мазде» и жду озарения. Пальцы вцепились в руль. Костяшки побелели. Мне кажется, что если я сейчас выпущу руль, меня унесет. Я думаю о том, что все это время был слеп. Нет, я отказывался смотреть правде в глаза. Как глупо. Как стыдно. Стыд буквально вдавливает меня в сиденье, обитое искусственной кожей.
На экране компьютера в Лэнгли я вижу отчеты о моей дочери. Ее разыскивают в Париже и Брюсселе. Я изучил все, к чему у меня есть доступ. Это немного. Статьи в прессе. Выводы. Ничего о нас. Ничего о причинах. Ничего о тенях. Но я все равно все понял. Даже тени оставляют следы.
Бойфренд-араб. Пистолеты с глушителем. Файлы в базе, к которым у меня нет доступа. Сам факт того, что они существуют и у меня нет к ним доступа. Коды. Защищенные паролем документы под грифом «Совершенно секретно». Секреты. Тайны.
В бардачке лежит тонкая бежевая папка, которую я так и не открыл. Мой единственный шанс спасти ее, спасти себя. Мое прошлое ради ее будущего.
Под ногами хрустит подмерзшая трава. Фасад из псевдогранита красиво подсвечен. Деревянный дом выкрашен белой краской. Массивные колонны из мазонита и крыльцо придают ему черты колониального стиля. Воплощение американской мечты. Фальшивый картонный дом для верхних слоев американского среднего класса. Доказательство успеха, которое может уничтожить первый порыв ветра. Остановившись перед крыльцом, я всматриваюсь в темные окна.
Бежевая папка у меня в руках. Я был мертвецом. Сломанной веточкой в реке времени. Я позволил потоку увлечь себя, не оказывая ни малейшего сопротивления. Но теперь все кончено. Меня охватывает необыкновенное спокойствие. Я звоню в дверь.
Сьюзен открывает мгновенно, хотя на дворе глубокая ночь. Она все еще в костюме и блузке – универсальной одежде офисного служащего, по которой нельзя угадать, где она работает. Лицо напряженное, как у человека, который даже дома не умеет расслабляться. А может, она только что вошла.
Сьюзен настаивает, чтобы мы сели в ее машину. В тишине мы едем по широким дорогам, обсаженным голыми кленами, мимо школьных футбольных полей и бейсбольных площадок, мимо особняков, украшенных рождественскими огнями. Обычный пригород, но для меня все словно во сне.
Других машин не видно. И мы ничего не говорим, словно загипнотизированные шумом мотора и шорохом колес по асфальту. Кто-то дозвонился на радио и теперь кричит о президенте, мусульманах, верховном суде. Сьюзен вертит рукой в кожаной перчатке переключатели, и радио замолкает. Мы выезжаем на шоссе 245. Едем на юг. В сторону столицы.
Глаза Сьюзен прикованы к дороге, залитой светом фар. Я пытаюсь угадать ее мысли по лицу, по жестам. Может, она взвешивает, какую ложь или правду мне рассказать. Аккуратно дозирует, чтобы получился сбалансированный рассказ.
Наконец, она съезжает с шоссе к парку Потомак и останавливается возле памятника Франклину Рузвельту. Мы выходим из машины. Стук захлопнувшихся дверец эхом разносится далеко по парку. Мы медленно подходим к подсвеченной скульптуре президента в инвалидном кресле, похожей на привидение. Мы дрожим на ветру из бухты. Вокруг нас сверкает черная вода, напоминая о мифе про Нарцисса. Это в него мы превращаемся?
– Так о чем ты хотел поговорить? – спросила Сьюзен.
Она выглядит такой маленькой и хрупкой на фоне воды. Я думаю о том, что все мы вынуждены идти на компромиссы, все вынуждены принимать невыгодные нам решения. А ей это приходится делать чаще других. Она занимала руководящую позицию еще до того, как женщин стали принимать на нашу работу. Через сколько трупов ей пришлось перешагнуть, чтобы добраться до самого верха? Сколько людей она использовала в своих целях на пути по головам вверх?
Я собираюсь с силами и сразу задаю вопрос, поражаясь тому, как спокоен мой голос:
– Кого я убил в Бейруте?
20 декабря 2013 годаПариж, Франция
Клара приподняла руками прядь волос у уха и щелкнула ножницами. Раз. Два. Три… пять быстрых движений, и от прически, стоившей ей восемьдесят пять евро у «Тони-энд-Гай» в Брюсселе, не осталось и следа. Клара продолжила стричь, глядя на свое отражение в грязном гостиничном зеркале. Отстриженные волосы она бросила в корзину под раковиной. За крошечный номер она расплатилась наличкой, которую сняла на другом конце города с карты Кирилла. Код оказался правильным. Мерзкий трус. Она сняла две тысячи евро – максимальный доступный лимит. Кирилл дешево отделался за свое предательство. После этого она разрезала карты и выбросила в корзину.
За пятнадцать минут Клара подстригла себя под мальчика. После этого она намочила волосы ледяной водой и выдавила на макушку средство для обесцвечивания волос. Ей хотелось плакать. Лечь на холодные простыни на жесткой кровати, задернуть шторы и заснуть. И спать, спать, спать. И никогда не просыпаться. Ей хотелось бросить все, сбежать, зажмуриться, исчезнуть, прекратить существование. Но у нее не было на это сил. Не было сил даже плакать. Каждый раз, опуская веки, она видела перед собой широко распахнутые глаза Махмуда, чувствовала запах дешевого вина, ощущала движение воздуха от бесшумных пуль. И слезы отказывались литься.
Когда время ожидания закончилось и химическое средство начало щипать кожу, она забралась в грязную ванну, чтобы смыть его. Шампуня там не было, только забытый кем-то обмылок. Закончив, Клара вытерлась застиранным полотенцем и посмотрелась в зеркало. Блондинкой она не стала. Природный черный цвет превратился в светло-коричневый. Но с новой стрижкой сойдет. Вялая попытка изменить внешность. Возможно, бессмысленная. Но в кино все всегда так делают. И у нее было мало вариантов. Муди Клара спасти не смогла. Но она может спасти память о нем.