Пловец (сборник) — страница 31 из 40


По пустынному калифорнийскому шоссе едет легковая машина. Она обгоняет одинокие грузовые рефрижераторы. За рулем Френсис. Из радиоприемника громко звучит виолончельная музыка. Френсис нажимает на клаксон, оставляя за собой очередной рефрижератор. Рядом на сиденье Пегги.

– Пап, ну куда ты так несешься, ничего с дедом не случилось, я-то знаю…

– Звонили же Эмерсоны… Сказали, исчез…

– Он уже исчезал, когда мы с мамой жили у него летом. Уходил в лес и не возвращался день-два. Потом рассказывал: напился и заснул. И сейчас где-то спит… скорее всего в лодке…


Маленькая комната старого Эрвина Кристофера забита коробками из-под обуви, виски и вина. В коробках старые газеты, журналы. В аквариуме плавает большой сазан. Рыба смотрит на старика, который спит перед тарелкой остывшего супа. Это Эрвин Кристофер, отец Френсиса, дед Пегги.

Раннее утро. Тихо. Слышен только глухой звук тыкающего нос в стекло сазана. Раздается резкий звонок в дверь. Старый Эрвин открывает глаза. Встает, распахивает дверь. Перед ним Френсис и Пегги.

– Папа! Ты дома!!! Эмерсоны меня напугали…

– Дураки…

Пегги победоносно смотрит на отца, вбегает в комнату.

– Ты не хочешь поцеловать меня?

– От тебя пахнет вином… Кислым и дешевым…

– Почему дешевым?

– Мама говорит, дешевым…

– Скажи своей маме, пусть пришлет ящик дорогого, я и его выпью…

Старик Эрвин, крупнотелый, в мятой рубашке, прикуривает огрызок сигары. Руки его при этом чуть дрожат.

– Папа, мы с Пегги едем в Россию…

Услышав это сообщение, старик поднял глаза к потолку:

– Россия, Россия… Где это?

– Папа, не дури…

Эрвин достает изо рта сигарный огрызок, обтирает его об рукав и дает почему-то девочке:

– Приедешь в Россию, затянись несколько раз и выпусти дым.

– Хорошо. Пусть Россия завоняет тобой…

Френсис возмущенно:

– Девочка!

– Она точно сказала, – смеется Эрвин. – Пусть Россия вспомнит обо мне…

Эрвин приподнялся на цыпочках и стал шарить на полках шкафа:

– Вчера кинул сюда газету со статьей о Поле Робсоне…

– Кто это?

– Робсон – великий американский бас! Он вывез тебя из России, в ящике из-под мыла…

– Как? Папу в ящике из-под мыла?

Старик не отвечает – ищет. Не найдя, недовольно машет рукой:

– Нету… Все исчезает… Я пел с Робсоном в опере Чайковского «Евгений Онегин».

– Папа, ты трезв?

– Трезв, а почему ты удивляешься, я же говорил тебе, что пел в России в любительской опере…

– Я знаю, ты служил там в Красном Кресте…

– Боролся с малярией, холерой, тифом… Но и пел в опере, иногда даже исполнял сольные арии… Где эта сраная статья?

Старик неосторожным движением скинул на пол ящик. Из него посыпались сотни старых газетных вырезок. Эрвин, растерянный, смотрит на море бумаг…

– Ладно, бог с ней, поехали куда-нибудь, дернем по стаканчику. – Поворачивается к внучке: – Угостишь виски старого пердуна?!


С балкона вокзального буфета видны холмы, рельсы, товарные вагоны с щебнем. За одним из столов буфета сидят восьмидесятилетний Эрвин и его сын Френсис. Пегги стоит на пустыре, смотрит на большую серую лягушку. Эрвин пьет виски. На старике – несвежая рубашка, сандалии на босу ногу.

– Зачем едете в Россию?

– Наш оркестр пригласили. Пегги уже со мной играет… Она молодчина…

Эрвин вливает в себя остаток виски:

– Закажи еще…

– Слушай, папа, ты никогда не говорил мне… и я не спрашивал… Что случилось в России? Почему я оказался в мыльном ящике и почему этот Робсон перевозил меня?

Эрвин хлопает по стакану, желая обратить внимание проходящего официанта.

– Не хочешь – не говори… Может, это тебе неприятно… Сколько лет я не знал ни о чем, могу и дальше ничего не знать…

Расторопный официант принес виски.

– Много пить плохо. Совсем не пить тоже плохо…

– Однажды, давным-давно, ты показал фотографию, сказал: «Это твоя мама» – и назвал имя, Анна, и какую-то русскую фамилию…

– Еврейскую… Шагал…

– Шагал? Это художник, у которого влюбленные летают в воздухе…

Эрвин ухмыльнулся, влил в себя виски:

– Это фамилия твоей матери…

Эрвин огляделся по сторонам – официанта не видно.

– Принеси…

– Папа, уже четвертый…

– Принеси, я расскажу всю русскую историю между пятым и седьмым стаканом… Будешь знать об Анне Шагал и Робсоне и том, как мы мерзли в русских снегах…

Френсис встает, идет вглубь буфета. Эрвин закрывает глаза.

Сороковые годы. Широкое поле, заросшее густой травой. Вдали виднеется город Зубы. Сверкают купола церквей. Тишина.

В поле стоит поезд у семафора, паровоз дымит. С поезда сходит проводник. За ним спрыгивает в траву молодой американский капитан медицинской службы Эрвин Кристофер. Разминается. Вдыхает свежий воздух.

– Это что, Зубы?

– Да.

– Долго будем стоять?

– Ждем встречного…

Проводник пошел к будке стрелочника. Эрвин сел на траву. Оглянулся. У окна соседнего вагона стоит военный. Эрвин видит руку, метнувшую что-то за окно. Посыпались кусочки бумаги. Один из кусочков опустился в траву у ног Эрвина. Эрвин поднял обрывок фотографии. Женский глаз и часть носа. Эрвин посмотрел на окно вагона. Человек в военной форме исчез. Чуть поодаль в траве лежит другой обрывок. Эрвин потянулся к нему, поднял, приставил к первому обрывку.

Глаз, нос и улыбающиеся губы – часть красивого женского лица. Эрвин встал, сделал шаг и поднял еще несколько обрывков. Это прядь волос, лоб, ухо, второй глаз. Эрвин отбросил кусочки фотографии и пошел в сторону будки стрелочника. Заглянул в открытую дверь.

В будке на стене висит портрет Ленина. Под портретом проводник со спущенными штанами прижал к стене будки молодую женщину-стрелочницу.

Оба тихо стонут…

Эрвин осторожно отошел от дверей, вернулся к поезду.

Вновь нагнулся к траве и поднял обрывок фотографии, на котором тонкая женская шея. Эрвин поднял им же брошенные обрывки, нашел под колесами поезда еще два и вспрыгнул на ступеньку вагона. Поезд медленно начинает движение.

В купе Эрвина сидит голый по пояс мужчина, спит и храпит. На груди мужчины татуировка: тигр в прыжке, скорпион и пистолет.

Эрвин садится у столика и раскладывает обрывки. Сложив мозаику, он видит лицо молодой девушки.

Спящий открыл глаза, зевнул. Посмотрел на мозаику:

– Поссорился?

– С кем?

Он кивнул на разорванную фотографию:

– С невестой…

В окно ворвался густой паровозный дым. Эрвину стало трудно дышать. Он вышел в коридор вагона. Там тоже много дыма. Из черных облаков выплыл проводник, проходя мимо Эрвина, сухо сказал:

– Зайдите в купе и закройте окна.

Эрвин вернулся в купе. Окно уже закрыто. Голый мужчина сидит, не меняя позы. Эрвин смотрит на стол, где лежат обрывки фотографии. В мозаике почему-то не хватает двух кусков – двух глаз. Эрвин заглянул под стол.

Слышит голос:

– Я их взял.

Эрвин поднял голову. Человек улыбается. Эрвин улыбнулся в ответ:

– Верните, пожалуйста.

– Нет.

– Но это фотография моя…

Мужчина полез в карман. Эрвину кажется, за обрывками. Но он достает бумажник, в котором Эрвин узнает свой бумажник.

– Это тоже было твое, но сейчас мое…

– Вы что, сумасшедший?..

– Сумасшедший. Могу вас ударить, и ничего… У меня справка есть, что я сумасшедший…

Мужчина неожиданно сильно бьет по лицу американского капитана. Эрвин опешил, не знает, как реагировать. Мужчина громко смеется.

– Дайте бумажник и это… – Эрвин указал на мозаику фотографии.

– Нет.

– Я изобью вас…

Мужчина, не меняя улыбчивого лица, вновь сильно бьет Эрвина:

– Американец сраный. Будешь сидеть тихо.

Мужчина встал, надел свитер, перенес бумажник Эрвина из одного кармана в другой:

– Долларов никогда не крал… Они зеленые…

Мужчина взялся за дверную ручку, собрался выйти, но получил сильный удар в подбородок, согнулся. Второй удар свалил его в пространство между нижними полками. Третий удар был не нужен, но Эрвин по инерции нанес его, затем достал из кармана мужчины свой бумажник, две мятые части женского лица, приложил их к остальным обрывкам.


Город Зубы празднует Первое мая 1947 года, Международный день трудящихся…

Духовой оркестр играет марш. Идут колонны демонстрантов. Они несут портреты коммунистических лидеров, вождей мировой революции: Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. Медленно едет грузовик, увитый белыми бумажными цветами. На кабине грузовика стоит живой Ленин, вернее загримированный актер. Он вытянул вперед руку – указывает путь в светлое коммунистическое будущее.

Трехэтажное кирпичное здание, на балконе которого колышется американское звездно-полосатое знамя. Жестяная вывеска гласит на английском и русском языках, что это отделение Американского Красного Креста.

Два года как кончилась война с фашистской Германией. Россия и США – союзники. Отделение Американского Красного Креста в восьми городах СССР – часть программы дружественной помощи стране, которая восстанавливает силы после тяжелейшей войны.

В окнах видны лица сотрудников. Они с любопытством смотрят на уличную демонстрацию, на живого Ленина, стоящего на грузовике, который остановился перед зданием Американского Красного Креста. Вышел шофер. Осмотрел колеса. Одна из шин лопнула.

Ленин опустил руку. Человек – распорядитель парада подошел к грузовику, велит Ленину поднять руку. Ленин поднял ее вновь и застыл в классической позе.

По встречной полосе улицы идет толпа, уже возвращающаяся с парада. С ними едет второй грузовик, тоже увитый белыми бумажными цветами, на кабине стоит второй живой Ленин. И второй Ленин вытянул руку вперед.

Шофер второго грузовика остановил машину, предложил свою помощь.

Два Ленина стоят рядом.

Один указывает путь вперед, другой – назад.


В коридоре Американского Красного Креста к Эрвину, стоящему у окна, подходит молодой капитан и тихо шепчет на ухо. Капитана зовут Стивен.