«Видеть больше не хочу»… Миша бы точно пошутил об этом. Дескать, после такого пожелания можно и ослепнуть.
– Чего вы так кричите? – на шум подошла Лена.
– Леночка, проводи, пожалуйста, Бореньку, – пролепетала Надежда, не переставая торопливо мыть посуду, – и закрой дверь на кухню.
Дочь увела гостя. Из коридора доносились шорохи и шёпот. Оставшиеся супруги или не супруги ждали, когда, наконец, щёлкнет замок.
– Зачем он вообще приходил? – спросила Надя, как только раздался вожделенный звук.
– Денег хотел занять… – Георгий выдохнул и сел на табурет. – Скажи, пожалуйста, ты меня слышала? Я же просил оставить посуду. Помою сам. Мыл же, пока Ленка не приехала.
– Он ушёл, Сом, успокойся. Некого убеждать…
В течение нескольких минут Истина второй раз вылезла из колодца и посмотрела ему в лицо взглядом Медузы. Горенов, отведи глаза! Он уставился в матово-зеркальную дверцу кухонного шкафа, в которой едва угадывался Надин силуэт.
– Я недавно видел фильм… Байопик про одного известного американского писателя. Плохой фильм, пустой. Режиссёр вообще не понимал, о чём рассказывает. Но фокус в том, что каждый герой на экране всё равно смыслил в литературе больше, чем ты.
– А я знаешь чему рада? Тому, что могу больше никогда не смотреть фильмов про писателей. Не интересно… И не нужно…
Они беседовали удивительно спокойно. Посуда, наконец, была домыта.
– Не интересно? А как же «Боренька», «Боренька»… – передразнил Георгий.
– Ну, кто-то же в этом доме должен был проявлять любезность.
– Сом, что тут у вас произошло? – ворвалась в кухню Лена.
Больше всего на свете Горенов не любил врать дочери. Даже не так: с раннего детства он боялся её обмануть. Всякий раз, когда они вдвоём играли в комнате, и ему нужно было на минутку выйти, приходилось произносить фразу, в которой он сомневался сам: «Папа сейчас придёт». Здоровый и нестарый ещё мужчина представлял себе, как, скрывшись в дверном проёме, падает замертво. Инсульт, инфаркт, тромб – мало ли причин. Но не собственная жизнь беспокоила его тогда, а то, что дочь навсегда запомнит отца обманщиком.
Он говорил ей только правду. И, наверное, только ей. Было лишь одно исключение, когда малышка подходила с вопросом: «Папа, мы никогда не умрём?» Тут уж приходилось лукавить и выкручиваться. А как иначе? Даже взрослые писатели и философы сплошь и рядом оказываются обескураженными этой парадоксальной бессмысленностью, а также бессилием бытия перед небытием.
– Лена, мы поспорили и поругались, не бери в голову.
– Леночка, пойди, пожалуйста, в комнату, нам нужно поговорить, – добавила мать сурово.
– Ребята, мне не шесть лет, это теперь так не работает, – сказала дочь, усаживаясь на мягкий стул, и грозно взглянула на Надю. – А ты вообще в гостях.
Та не успела ответить, Георгий спас положение.
– Лена, я прошу тебя… Мама скоро уйдёт.
Девушка нехотя вышла, однако Гореновы продолжали молчать. Ход беседы был нарушен.
– Не обращай внимания… Сом. Он просто молодой ещё, – неожиданно прервала тишину Надежда, – из-за этого ему так важно не молчать, а говорить правду… То, что ему кажется правдой… Но он ошибается…
Георгий вопросительно посмотрел на неё. Они же с Борисом ровесники? Тем не менее муж был благодарен жене за эти слова.
– Человек молод, пока одинок, – пояснила Горенова. – Можно пожениться и остаться молодым. Можно расстаться и постареть. Можно быть молодым до смерти, а можно уже в юности чувствовать себя стариком.
Георгий подошёл и обнял её. Она сказала именно то, что было нужно. Впервые в жизни? Нет, но, возможно, в последний раз.
С юных лет он чувствовал, что не одинок. Ощущал себя частью чего-то большего, каплей моря. Наверное, моряк или пловец не может быть молодым.
– А теперь иди спать, – Надежда погладила его по голове. – Я всё уберу и поеду домой. Завтра Лена приготовит тебе завтрак. Как твой гастрит?
– Он в порядке. Передаёт тебе привет.
– Что сделать с твоей рыбой?
– Оставь, разберёмся потом сами… Спасибо.
Георгий отправился на боковую. Это был длинный, тяжёлый день, многие обстоятельства которого не хотелось помнить завтра, но выбора никто не предлагал.
Сон чрезвычайно важен. Один из ключевых процессов, которые происходят пока мы спим, заключается в том, что отражения недавних событий, хранящиеся пока в кратковременной памяти, перерабатываются, фильтруются и переносятся в долговременную. А уж кто и как их там отбирает – бог весть. Может, обойдётся?
Надежда навела порядок. Внешне более ничего не напоминало о сегодняшнем госте. Перед уходом она зашла в гостиную и села на диван рядом с дочерью. Им тоже было непросто начать разговор. Когда молчат мужчина и женщина, в этом может быть многое: и хорошее, и плохое. Но если две женщины сидят в тишине, это всегда проблема.
– Из-за чего они спорили? – не выдержала младшая.
– Он выпил, Боренька никогда не умел пить.
– Они спорили о том, кто из них лучше?
Надя посмотрела на неё удивлённо.
– Ты считаешь, что папа талантливее?
– А ты?
– Я первая спросила.
– Да, я так считаю.
– Поэтому ты выбрала его?
– В каком смысле «выбрала»? Я с папой познакомилась гораздо раньше…
– Познакомилась – это одно дело, но ты же и осталась с ним… Я думаю, что у вас с Борей был роман.
– С чего ты взяла?
– Мне так показалось…
– Слушай, мы сейчас словно в какой-то скверной книжке, вроде тех… где все всех либо любят, либо ненавидят. Между людьми бывают и другие отношения, понимаешь? Мы очень старые друзья. Но мне интересно, почему ты решила, будто у меня что-то было с Борей?
– Ты хотела сказать, – Лена опустила глаза, – «вроде тех, которые пишет отец»?
– Нет, я не хотела так сказать. Я хотела сказать так, как сказала.
– Борис говорит, я похожа на тебя…
– А ты так не думаешь?
– Я думаю, что похожа на папу. Кроме того, раньше я думала, что это неважно… Но для него почему-то оказалось важным…
– О, Господи! – Надежда вскочила с места. – Лена, он ровесник твоего отца, что ты несёшь?
– Отстань, пожалуйста, я сама разберусь. Кстати, если присмотреться, они с папой похожи.
– Конечно! Все на всех похожи и все друг друга любят! Как же иначе?!
Мать яростно рванулась в коридор. Да, дочь – вылитый Горенов… Через некоторое время Надежда вернулась в комнату. На ней уже была шапка.
– Послушай, это всё не соревнование… А как же Вадик?
– Не знаю, как Вадик, и знать не хочу, – ответила Лена раздражённо. – Я понимаю, что женщин в твоём возрасте прельщают юные тела, но у него больше ничего нет. Мне с ним не интересно. И не вспоминай о нём больше, пожалуйста. По крайней мере, при мне.
Поворот разговора был столь резким, что мать сделала вид, будто пропустила хамство мимо ушей.
– Вы что-то обсуждали с Борей?
– А ты думаешь, мы здесь молча сидели?
Точно, вылитый отец.
– Что ты собираешься делать?
– Разберусь, мама…
Ладно, пусть разбирается.
– Только я тебя прошу, не сделай больно папе.
Лена кивнула.
– Как тебе серьги?
Дочь скривила рот.
– Ты понимаешь, что он никогда и никому не дарил таких дорогих вещей? Мне уж точно… Ещё раз повторяю: не сделай ему больно.
Надежда продолжила одеваться, но, находясь в дверях, всё-таки решилась спросить:
– Когда ты вернёшься домой?
– Я дома, мама. Сом говорит, здесь тоже мой дом.
10
Выпили вчера не так много, чтобы у Георгия с утра болела голова. А вот у Бориса разрывается наверняка. И ладно. И пусть. Впрочем, злобный рефлекс иссяк почти сразу. Вскоре стало немного жаль незадачливого гостя. Приходил за деньгами, ушёл ни с чем. Значит, ему и не опохмелиться. Какое там, есть ли Боре на что жить? Или издательство заплатило гонорар? Маловероятно.
Сердиться было глупо. Гость, в общем, никого не обманул. А то, что нарушил куртуазность поведения, так с кем не бывает в подпитии? Наверняка он сам страшно переживал и наказан уже сполна. Хотя ещё раз: не за что его наказывать. Ему пришлось взять на себя слова той, которая упорно лезла на Горенова из колодца. Боря – жертва Истины, не более того…
Однако в великодушии следует и меру знать. В конце концов, негоже так себя вести в гостях. Его позвали не для того, чтобы он ломтями правду-матку нарезал. Он подвёл друга!.. Подвёл, помимо прочего, и в том, что Георгий искренне хотел помочь, но не вышло… За это и огрёб. Правду говорят, не делай добра – не получишь зла!.. Какой скотский тезис, даже противно. Горенов пробудился окончательно. Он чувствовал себя сбитым с толку и не знал, что делать, но сразу услышал подсказку:
– Сом, иди есть!.. Только штаны надень.
Знакомый, самый родной на свете голос. Настораживала лишь ремарка по поводу брюк. Прежде Лена никогда не подчёркивала этого особо. Очевидно, здесь скрывался намёк на нештатную ситуацию. Впрочем, о ней не просто намекал, а буквально возопил запах рыбы, стремительно наполнявший квартиру.
Георгий вышел на кухню. Дочь смеялась, сидя за столом и стараясь при этом незаметно зажимать себе нос. У плиты стояла Люма. Видимо, здесь шла весёлая женская беседа. Только выглядела Орлова как-то необычно. Не сразу, но совсем скоро Горенов прочитал на её лице чувство вины, очень редкое для человека её статуса. «Неужели всё-таки откажет?»
Книгу G Людмила Макаровна не стала и открывать. Трудно было бы ознакомиться с произведением за один день, но она даже не собиралась этого делать. В ремесле Люмы от текста зависело слишком мало. Ей нередко доводилось принимать решения о публикации или отклонении рукописи, не прочитав ни единой страницы. И чаще такой вердикт оказывался более здравым и взвешенным. Власть букв лукава, считала она.
Если вдуматься, что стоило ей напечатать книгу «её Гошеньки»? Немногим больше, чем не печатать её. Финансовые затраты незначительны. Но на передний план выходили совершенно