Георгий действительно не мог взять в толк, когда все люди вокруг успели покрыть себя татуировками. Вроде ещё вчера ничего подобного не было. Теперь же, куда ни глянь, с головы до пят, включая довольно пожилых…
Гостья не взглянула на Ленину руку, не подняла глаз. Быть может, именно потому та и не заметила на девушке знакомые серёжки.
– Замолчи, дура! – Горенов едва ли не впервые был так груб с дочерью. Она удивлённо пожала плечами, продолжая с интересом и растерянной улыбкой наблюдать за происходящим. – Вика… Я к тому… Татуировки делают люди, не представляющие себе, как на самом деле может измениться жизнь. Что вообще может произойти! Например, разве я мог ожидать, что у меня появишься ты?! Если бы мне об этом кто-то сказал две недели назад, я бы не поверил! – кричал Горюнов в открытую дверь. Торопливые женские шаги уже не были слышны. – Вика… – Он взглянул на Лену. – Вика, не подумай, это моя дочь. Я тебе говорил, Вика…
Он схватил куртку, одновременно нащупывая ногой ботинки.
– Сом, что ты делаешь? Она же моя ровесница! – произнесла Лена недоумённо. – Ты правда побежишь за ней?
– Выметайся отсюда сегодня же, поняла? – ответил отец настолько спокойно и холодно, что жутко стало даже ему.
Её глаза наполнились слезами. Дочь посмотрела на него точно так же, как тогда, в детстве. Они в школе праздновали «папин день», потому детям задали выбрать и выучить стишок по случаю. Леночка спросила у него совета. Он подсказал взять из Пушкина и открыл нужную страницу красивой красной книги с золотым рисунком. Георгий до сих пор отлично помнил свою крошку, поднимающуюся на сцену и декламирующую: «Прибежали в избу дети, / Второпях зовут отца: / „Тятя! Тятя! Наши сети / Притащили мертвеца“». Он считал, что это был успех, а она вовсе не хотела, чтобы над ней смеялись.
– Ты никогда в жизни не бегал за мной, – сказала дочь и отправилась в комнату квартиры, которую больше не могла называть своим домом.
15
Следующий день как бы и не начинался, он плавно вытек из предыдущего, словно желток из разбитого яйца. Да, была какая-то передышка забытья, но яйцо разбилось, это факт.
Горенов пришёл в себя поздно, и в голове стучала всё та же мысль, с которой Георгий засыпал: почему он всё-таки не побежал за Викой? Или побежал, но не догнал? Да, точно! Не попытаться – это какая-то несусветная, необъяснимая глупость, значит, так быть не могло. Не догнал… Что теперь делать?
Поставленный вопрос широко раскинул свои просторы, захватив всё доступное сознание. Раскинул… как море? Нет, скорее как осьминог или медуза, поскольку прикасаться к нему было то ли противно, то ли боязно. Откуда тогда возьмётся ответ? Прогулка здесь не поможет, ведь в ходе неё пришлось бы активно затрагивать вопрос… В таких ситуациях Горенов рассчитывал главным образом на сны, но, как назло, сегодня ночевал в тишине и мраке.
Специалисты возразят, скажут, что так не бывает. Дескать, видения составляют семьдесят четыре процента времени, которое мы спим – надо же, настолько точно подсчитали, не три четверти, а ровно семьдесят четыре процента – но, по крайне мере, вспомнить их ему не удавалось. Как бы добраться до этих недавних, но накрепко забытых снов? Георгий верил, именно там и скрылся от него ответ на вопрос «что делать?». Больше беглецу прятаться негде. Не могло же разгадки не быть вовсе, ведь раз он – Горенов – существует, значит, не должен бездействовать.
Ему очень нравился сон Павла, в котором тому явился Пётр I и сообщил, что жить правнуку осталось недолго. Во сне они вместе гуляли по городу – Георгий будто видел это собственными глазами – а на Сенатской площади прадед отметил, что здесь он будет увековечен. О планах Екатерины по установке Медного всадника Павел тогда ещё не догадывался, а когда узнал об этом, великий магистр Мальтийского ордена страшно испугался. А чего здесь бояться? Наоборот, радоваться надо, поскольку такой сон – прямое подтверждение, что наш мир сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Что в нём есть кто-то ещё… То ли неучтённые свидетели, то ли непосредственные участники событий. Гамлет же на месте Павла не струсил. Почему-то в книгах люди боятся гораздо реже.
Этот царский сон Горенов воспринимал даже не как легенду, а словно достоверное событие. Как свою собственную надежду. Хотя, в сущности, откуда такие подробности могли стать известными широкой общественности? Павел своей рукой нигде и никогда не записывал эту историю. Сам Георгий предпочитал не думать о происхождении сюжета грёзы, хотя, как ни странно, у него имелся ответ. Там, во сне, вместе с Павлом и Петром гулял кто-то ещё. Наблюдатель, писатель, вельможа, солдат, кто угодно. Не будут же две монаршие особы слоняться по ночному городу одни? Это как минимум небезопасно… Вот он-то всё и записал. А что случилось с ним потом, и как его звали, бог весть.
Размышления о Романовых в данный момент давались Горенову значительно легче и доставляли куда больше радости, чем мысли о себе самом. Кроме того, возникало чёткое ощущение, безошибочное, поражающее своей убедительностью чувство, будто сегодняшнее пробуждение не похоже на другие, на вчерашнее, на позавчерашнее… Что-то изменилось, вот только что именно? Ответ подсказало громкое урчание в животе. Точно, Лена не звала завтракать.
За окном становилось всё пасмурнее, и валяться было попросту неприятно. Минут через двадцать Георгий собрался с силами и всё-таки поднялся. Он вяло натянул штаны, нашёл тапки и поковылял к двери. В нескольких сантиметрах от порога белела остывшая записка: «Сом, иди есть. Извини, не хочу с тобой разговаривать».
Горенов вышел на кухню. Одинокая алюминиевая миска с кашей ждала его на столе. Новые тарелки он пока не купил, потому приходилось питаться из чего попало. На плите стояла кастрюля с остатками. Там было ещё порции три. Странно, обычно дочь варила в небольшом ковше, на один день, чтобы завтра есть свежую. Так или иначе, охладившаяся забота давала понять, что Лена ушла отсюда давно. Георгий подогрел еду, позавтракал и пошёл в её… для него – всё ещё её комнату. Вещи на месте. Отлично!.. Но где она сама?
Наде звонить следовало только в самом крайнем случае. Пока точно рано. Испытывать весь этот позор – слишком высокая цена, если малышка просто вышла в магазин за продуктами. Или всё-таки?..
Горенов робко поглядывал на телефон, и тот внезапно зазвонил. Наконец-то! Лена? Надя? Борис? Вика! Сколько вариантов… Конечно же, Вика! Люма…
– Добрый день, Людмила Макаровна.
– Ну зачем ты так? Я же всё объяснила…
– Как «так», Люда?
– …Словно я перед тобой в чём-то виновата.
– Не придумывай, пожалуйста. Что ты хотела?
– Скажи, – вздохнула она, – когда ты пришлёшь рукопись новой книги? Формально у тебя ещё три недели, но если бы ты мог…
– Люда, – перебил он её решительно, – я так понял, что ты ценишь откровенность и прямоту в наших отношениях…
Он мог дальше не продолжать. Орлова прекрасно представляла себе, что Георгий скажет, и этого нельзя было допустить! Произнесённые слова потом не смогут исчезнуть без следа. Если успеет, то всё, конец.
– Гоша! Гоша, подожди! Я понимаю…
– Ничего ты не понимаешь! – прокричал Горенов, и они оба внезапно замолчали.
– Гоша…
– Нет, Люда… К твоему сведению, после презентации я не написал ни строчки… И не напишу. Никогда! Потому что больше не могу.
– Почему? Что с тобой? Ты заболел? Ты пьёшь? Ты пьян? Что-то в семье?
– Нет, Люда. Ещё будут предположения? – Они оба вновь послушали тишину. – Я всё это ненавижу… Я же, кажется, тебе объяснял… Ты даже представить себе не можешь, до какой степени!.. Ты не поверишь, на что я готов, чтобы ничего этого больше не было!..
– Ты что, обалдел?
– Возможно, Люда. Возможно. Но только я прошу тебя об одном, не звони мне, пожалуйста, никогда… По крайней мере, по этому поводу. Целее будешь.
– Что ты хочешь этим сказать? – искренне удивилась Орлова. Уж услышать угрозу она точно не ожидала.
– Не больше, чем сказал. И заруби себе на носу, между нами… Лена, Лена, что случилось? Где ты была? Извини, – в трубке Людмилы Макаровны раздались короткие гудки, и она облегчённо вздохнула. По счастью, Георгий сам остановился в мизерном шаге от непоправимого. От того, что нельзя было бы отменить. А всё остальное… Ну, с кем не бывает. За все эти годы ей доводилось слышать и не такое.
Дочь изрядно промокла. Петербург выполнил свои вчерашние дождливые обещания.
– Где ты была? – повторил свой вопрос отец.
– Подожди, пожалуйста, – запыхавшись, она прислонилось спиной к дверному косяку. Только тогда Горенов заметил огромный пакет, который Лена притащила с собой.
– Ты знаешь, я думала это легче…
– Так попросила бы… – он потянулся к пакету.
– Нет… – она отдёрнула руку.
– Слушай, извини, что я вчера…
– Нет… – рявкнула дочь. Уставшей, ей надоели эти реплики невпопад. – В смысле не переживай. Ты имел полное право так со мной говорить. Я не о том. Я думала, это легче… Я спрашивала тебя про твою личную жизнь, словно в шутку. Оказывается, я никогда не хотела услышать ответ… Знать правду…
– Но пойми, она, эта девушка… мне очень дорога.
– Я понимаю. И всё равно злюсь на тебя… за маму. Как злилась на дядю Валеру за тебя. Мне неприятно видеть отца со своей ровесницей. Ничего не могу с этим поделать. Где ты её нашёл?
– Лена, она гораздо старше.
– Нет… Я не хочу знать даже этого. В общем, папа, я ухожу.
– Куда? К маме?
– Ну какая разница?
– Что значит какая разница?!
– То и значит, папа!.. У тебя своя жизнь. Я, может быть, впервые вчера это поняла, когда ты стоял здесь и орал, как влюблённый школьник… Мой папа!.. В общем, я принесла тебе полезных продуктов немного. Деньги взяла в ящике. И себе кое-что купила… Только прошу тебя, ни о чём не спрашивай, ничего не говори, ладно?
– Почему? – поинтересовался он по-детски.
– «Потому что молчание – золото», Сом, ты же сам так маме говорил.