Горенову, как каждому современному человеку, доводилось лицезреть множество трупов. Преимущественно, разумеется, в фильмах. А уж столько раз он читал и писал о них… Георгий насмотрелся и нафантазировался вдоволь. Лужи крови, вывернутые кишки, отрезанные головы. Если происходящее здесь и сейчас чем-то отличалось от всего виденного и придуманного, то именно запахом. В кино смерть благоухает попкорном, в книге – типографской краской и бумагой. Кровью она пахнет только в жизни. И хотя совсем недавно ему доводилось уже сталкиваться с мёртвыми телами, прежде эта мысль его не посещала.
Пугающий приторно-солоноватый аромат заполонил общий коридор и вырывался на лестничную клетку. Чувствовать этот запах всегда страшно, ведь твоя собственная кровь пахнет точно так же как любая другая. Действовать нужно было скорее, но Горенов застыл. Возможно, он потерял на этом секунд сорок, а то и минуту.
Даже если быстро закрыть дверь в общий коридор, соседи из квартиры рядом представляли огромную опасность. Перед началом он проверил, их окна выглядели темными, но это же ничего не значило. Может, они спят и скоро проснутся, чтобы пойти работать в ночную смену, или в клуб, или на свидание. Может, напротив, дома никого нет, но кто-то вернётся с минуты на минуту. Войдёт, а тут Георгий в облаках кровяного аромата. Смог бы он убить и их? Убежал бы или сразу сдался? Трудные вопросы. Нельзя терять ни мгновения, чтобы не пришлось на них отвечать, а Горенов тратил время нещадно. Он стоял, будто только проснувшись и не понимая, что делать.
Внезапно до него донеслись звуки голосов. Кажется, сверху… Кажется, пара этажей… Опять повезло, они могли быть гораздо ближе. Георгий рванулся к сумкам, быстро забрал их с лестничной клетки, забросил в квартиру. Йог всё ещё шевелился и хватал воздух, словно пронзённая рыба на берегу. Горенов запер дверь общего коридора и принялся убирать брызги крови. Их было не так много, причём ни в один он не наступил, ничего не размазал. Снова чудное везение. Волшебные салфетки и моющие средства, взятые с собой, справлялись отлично. Сильный хлористый запах заполнил пространство, почуять кровь стало почти невозможно, а вскоре растают последние ноты аромата смерти.
Мимо по лестнице прошли двое мужчин. Георгий слышал их через закрытую дверь.
– Да я звонил, сколько уже?!.. Не могут они починить. Приезжают, потыркаются… При них-то он, падла, всегда работает.
– Вниз ладно, а вверх?
– Да мы-то и вверх пройдём, а Милка с мелким как? А зимой? А с коляской?
– Совсем охренели!
– Чем это так пованивает?
– Краска, что ли?.. Акриловая, похоже. Или поливинилацетатная. Нет, латексная!
– Да хлорка просто небось.
Голоса исчезали в шорохе тряпок.
Уборка в предбаннике заняла около шести минут. Впрочем, уж в данных обстоятельствах его внутренний хронометр сбоил наверняка. Всё это время Горенов прислушивался к звукам за дверью второй квартиры. Там царила полная тишина. То, что лифт не работал, в общем, оказалось на руку, быстро появиться никто не мог. Из дома йога шорохов тоже не доносилось. Георгий приоткрыл общий коридор, чтобы разбавить хлористо-кровяной аромат запахом мусоропровода. Три минуты он простоял так, переводя дух. Или одну? Или все десять, а то и больше?
Горенов закрыл наружную дверь, вернулся к тренеру и заперся с ним в квартире. Риска немедленного разоблачения более не существовало. Но вот уж где пахло кровью! Несчастный до сих пор оставался живым. Нежданный гость был бы рад прекратить его мучения, но как? Вытащить стрелу нельзя, а всадить ещё одну – невозможно, это не соответствует книге. Страдалец смотрел на него ошалелыми глазами и всё так же жадно глотал воздух. Георгию чудилось, будто он спрашивал… То ли: «Кто вы?» То ли: «За что?» На деле же йог стонал. В глубине горла булькало, скрипело, несчастный шумно кряхтел. Все эти странные звуки не давали убийце забыть, что перед ним именно человек. Ни сам несчастный, ни автор его мучений не могли взять в толк, отчего пронзённый не кричит. «Наверное, так обычно бывает, когда умираешь», – думал инструктор. «Повезло», – думал Горенов.
Приглядевшись, Георгий заметил, как, лёжа на спине, тренер очень медленно елозил руками. То поднимал, то опускал их… Ещё он едва сводил и разводил ноги. Совсем чуть-чуть, с амплитудой меньше десяти сантиметров, словно хотел прочертить ангела на снегу. Но вокруг была не белая крупа, а красное болото. Откуда столько натекло, если даже стрела не выдернута?.. «Вот крови озеро, его взлюбили бесы». Цитаты роились в голове Горенова… и почему-то мешали. Он удивился. Быть может, впервые слова из любимых текстов не служили опорой, а противодействовали. Бодлер, например, не позволял проявить запоздалую жалость. Честертон тоже оказался против, запретив стрелять повторно.
Георгий поволок несчастного в комнату. К шокирующему, страшному запаху он попривык. Сначала Горенов всеми силами старался не испачкаться, но сразу стало ясно, что избежать этого не удастся. Сменная одежда, разумеется, была с собой. Нечего беспокоиться, это в американских фильмах по волосу на месте преступления безошибочно вычисляют личность убийцы… Да что там по волосу, говорят, достаточно десяти клеток… Вроде у них на самом деле подобная процедура стала обычной практикой полиции. Более того, на Западе широко распространились домашние ДНК-тесты родословной и генетических заболеваний. Их результаты не только высылаются заказчику, но попадают и в общую государственную базу данных, после чего найти если не самого преступника, то его родственников – пара пустяков.
Своеобразный ультрасовременный «отпечаток пальцев» связывает воедино людей, в чьих жилах течёт одна кровь. В итоге для того, чтобы иметь доступ к генетической информации едва ли не каждого американца, было достаточно получить результаты всего от четырёх миллионов человек. Вроде бы не так мало. Но на данный момент тесты сделали уже почти тридцать миллионов.
Нет, в США Горенову пришлось бы гораздо труднее. Правда, и в тамошних новых детективах авторы зачастую «забывают» о ДНК-экспертизе. Естественно, ведь при наличии подобной возможности в них просто не завязался бы сюжет. Жанр гибнет повсюду.
Главное сейчас – не запаниковать. Пока всё шло по плану. Оставалось только не совершить какую-то серьёзную ошибку, но… произошедшее можно будет с уверенностью называть таковой, лишь когда шанс исправить её окажется безвозвратно упущенным. До того это лишь помарка, описка, невнимательность…
Георгий водрузил йога на стул, стоящий перед небольшим столиком. Голова несчастного покорно запрокинулась назад, как велела книга. У Мертона «торчала вверх» «остроконечная бородка с проседью», в данном же случае скорее имелся лысый холмик, покрытый мелким раздражением от бритья. Вот уж шавасана так шавасана. Если смотреть от двери, стрелу, как ни жаль, не было видно, её закрывал стол. Что ж, значит, заметят не сразу.
Только теперь Горенов позволил себе оглядеться в квартире. Он подошёл к шкафу. На полках пестрели развалы всяких мелочей. Резинки, напульсники, календари, визитки, фигурки, солдатики, зарядные устройства, капли для глаз, биологически активные добавки в порошках и таблетках… Лежали очки, компакт-диски, карандаши, ароматические палочки, зажигалки и книги, книги, книги… Кучи барахла! Но книг было больше всего. Причём на корешках тех из них, которые не имели отношения к спорту и йоге, значились известные и ненавистные фамилии.
На этот раз с выбором жертвы он не ошибся! Автор метнул злобный взгляд в сторону несчастного тренера. Тот, кажется, уже испустил дух, однако перед ним на столе лежало что-то очень знакомое. Как же Георгий раньше не заметил? Он сделал несколько шагов… Точно, это была раскрытая книга. Его собственная книга!
Буквально только что, может быть, час назад, сегодня утром или вчера вечером сидящий на стуле человек читал его, Горенова! Глаза несчастного собирали мысли, исторгнутые из сознания своего будущего убийцы. Возможно, он даже переживал за выдуманных им героев. Кто знает, вероятно, умирая, йог ещё помнил что-то из этого текста. Георгий подумал: как странно, в тренере курсировала «его собственная» кровь, но в то же время в нём жили какие-то посторонние бактерии и микроорганизмы. В нём содержалась еда, купленная в магазине или кафе… Она когда-то могла считаться «чужой», но убитый заплатил за неё, утвердив своё право обладания. Но вот ко всему этому «наполнению» добавлялись и слова Горенова. Принадлежавшие или всё ещё принадлежащие автору. Сейчас эти вокабулы медленно остывали и гасли вместе с вобравшим их в себя человеком.
Подобные мысли не стали ни откровением, ни неожиданностью. Очевидно, что крестовый поход уже почти святого в своих глазах Георгия был направлен в том числе и против его собственных сочинений, но одно дело понимать, а другое – увидеть, физически ощутить себя своим противником.
Сама собой пришла идея… Даже не так, ей не нужно было откуда-то возникать и заявляться… Витал в воздухе, буквально напрашивался вывод, как бы безусловная истина: чтобы такие книги меньше читали, их нужно меньше писать. Ему, Горюнову, тоже следует перестать это делать… или перестать существовать. А может, не «тоже», а – в первую очередь?.. Что, если в этом будет больше проку?.. Не губить других людей, а просто самоликвидироваться…
Внезапный звонок прервал размышления. Георгий рванулся к дверному глазку. Второпях он прошлёпал по всему кровавому болоту, как по лужам в детстве. Брызги разлетелись почти на метр, а сам он выглядел теперь так, будто кого-то расчленил. Вдобавок это перемещение оказалось абсолютно напрасным, поскольку в глазок был виден только общий коридор, выходить в который он не собирался ни в коем случае. Кто это мог быть? Горюнов замер. Нужно как можно скорее заканчивать здесь и проваливать подобру-поздорову, не разглядывая полки. А вдруг у этих гостей есть свои ключи? Главное, не сомневаться! Категорически! Особенно когда ты один и некому вернуть тебя на путь первоначального замысла. Всё-таки Лукасу стало гораздо легче, когда у него появились сообщники. А какое подспорье было у Георгия? Лишь точный и сложный план. Практически неосуществимый и даже невообразимый прежде. Конан Дойл в том самом рассказе про апельсиновые зёрнышки писал: «Один человек не мог бы совершить два убийства таким образом, чтобы ввести в заблуждение судебное следствие. В этом должно было участвовать несколько человек, притом изобретательных и решительных». Горенову предстояло показать, как классик