Смерти вокруг нас искажают поступь времени, создают лакуны, образуют чёрные дыры, делают его течение немонотонным. Горенову было известно: скажем, один писатель умер пять лет назад, а другой – всего год. При этом ощущалось, будто первого не стало буквально вчера, а второго нет уже давно… Или, может, не было вовсе.
Георгий умел скорбеть, однако удивительным образом совершенно иначе переживал те смерти, которые принёс сам. Почему? Стал ли он черствее, безразличнее? Как много вопросов… Кто ответит?
Он ещё раз огляделся. Рядом стояли неизвестные ему люди и говорили друг с другом, не обращая на него внимания. Все они были со своими ранами, своими проблемами, своими странностями. Один его знакомый писатель как-то решил, что он создаёт достаточно важные вещи, а потому неплохо бы попытаться прожить подольше, перейдя на «здоровое питание». Литераторы – люди преимущественно бедные, потому единственное, что он мог себе позволить – добавлять в дошираки, составлявшие основу его рациона, свежую зелень. Другой – уже драматург – каждый вечер употреблял кисломолочный напиток тан, чтобы в него проникал дух Макбета и, как следствие, Шекспира. Безумие? Может – да, а может, и нет, поскольку автором он был действительно неплохим. А если всё дело и правда в тане?
О присутствовавших людях Горенов не знал ничего подобного, но был уверен, что никто из них не счёл бы такое поведение расстройством рассудка. Каждый практиковал что-то в этом духе. Георгий разглядывал незнакомцев, размышляя, кто из них мог бы понять его историю про Истину, вылезающую из колодца? Если с кем-то и имело смысл посоветоваться про книгу O, то именно с ними. Но нелегко заговорить, когда тебя считают чужаком. Кроме того, рано или поздно беседа могла коснуться Марии Сергеевны и йога. Нельзя исключать, что его сдадут с потрохами. Равно как нельзя быть уверенным и в том, что никто из собравшихся не ходит ночами по городу с топором, движимый похожим замыслом.
Шанс был невелик, но всё равно взбудоражил Горенова. Прямо сейчас в зале мог находиться самый близкий его единомышленник, но как узнать этого человека? В чём могла таиться подсказка? Георгий ещё раз внимательно вгляделся в лица писателей. Землистый цвет, неглупые, грустные глаза. Внешне они все, как и прежде, казались ему почти одинаковыми, но насколько разные тексты скрывались за этими масками.
Заговорить Горенов всё-таки не решился, хотя, безусловно, почувствовал себя дома. Но даже при этом не стоит быть предельно откровенным и выбалтывать всё, что на душе. Это правило он усвоил за годы супружеской жизни.
Впереди мерцала вывеска «Парикмахерская». Удивительный цвет, совсем не похожий на тот, каким издали поманили его ювелирный салон и рыбный магазин. Георгий никуда не спешил, а главное, уже давно собирался подровнять волосы, потому решил зайти. Раньше его голову всегда приводила в порядок жена, но незадолго до развода она стала категорически отказываться. Надежда настаивала, что стричься дома нельзя, поскольку от этого в квартире скапливается негатив. Его нужно обязательно выносить и оставлять за порогом. «Зачем тогда мы тратили столько денег на семейного психолога, если достаточно сходить в парикмахерскую?» – грустно шутил Горенов. Ни в какую панацею он тогда уже не верил.
В качестве мастера ему досталась немного упитанная, но всё-таки привлекательная блондинка с очень тщательно завитыми в аккуратные волны волосами. Это была охотница. Точнее – женщина-рыбак. Как назвать такую? «Рыбачка» – скорее жена рыбака, но сама не промышляет. «Рыболовка»? Ужасное слово! Наверное, всё-таки «рыбачка», ведь муж и жена – одна сатана. Под мини-юбкой парикмахерши были колготки в мелкую сеточку, а сверху – сетчатая блузка. Нет, эта барышня сама – невод, ловушка. Не человек, а снасть.
Георгий легко располагал к разговору. Навык выработался с годами. Зачем зря терять время в кресле, если можно попробовать выудить что-то пригодное для текста? Женщина-сеть увлечённо рассказывала о недавнем телефонном разговоре со школьной подругой. Дескать, она давно так не смеялась. Даже голос сорвала. Наташа – так звали повелительницу его стрижки – делилась с ней историями о том, что нормальных парней в городе больше нет. От девушки сильно пахло перегаром, но при её внешности и весёлом нраве, а также отчаянном положении это казалось скорее милым.
Сеть была коренной петербурженкой, но всерьёз собиралась перебраться в деревню.
– А сможешь в деревне-то? – недоверчиво спросила пожилая коллега, колдовавшая у кресла слева.
– Вот родители тоже мне говорят… – Наташа сомневалась, но верила в себя. – Да всё там так же! Там тоже «Роллс-Ройсы» ездят, там тоже полно упакованных ребят, готовых скрасить мой досуг. – Она разразилась громким смехом.
На всякий случай Горенов решил сообщить, что женат. Пусть это и не было правдой, но из дальнейшей беседы хотелось исключить момент охоты. Он сделал всё элегантно, посвятив Сеть в то, что супруга отказывается его стричь, а также рассказав почему.
– Мне кажется, это пустое суеверие. А вы как думаете? Как профессионал… – поинтересовался Георгий.
– Мы тоже парней своих не стрижём, – дружно закивали парикмахерши.
– Вот кого ни стригли, со всеми расставались… Или изменяли, или уезжали, или умирали… Вот всегда! Ни разу такого не было, чтобы любовь до гроба, – со вздохом сказала пожилая.
– Парней не стрижём, потому что их нет, – задорно добавила Наташа.
Когда она принялась орудовать в его волосах… Боже, как это приятно. Горенову подумалось, что всё-таки девушка не прекратила охоту на него. На всякий случай он дополнительно уточнил с деланным интересом: «А вы детей тоже стрижёте? У меня дочь…» Сеть хмыкнула, кивнула и продолжила. Может, она просто не умела иначе обращаться с мужчинами?
– Тебе не холодно? – спросил её, проходя мимо, единственный парикмахер сильного пола. – Хочется тебя одеть.
Наташино лицо приняло растерянное, немного детское выражение. Все в зале подумали об одном и том же, но вслух никто ничего не сказал.
От прикосновений и нежного стрекота ножниц Георгий давно ощущал приятное движение внизу живота. Пока ещё можно было ничего не называть своими именами, словно не понимаешь, что происходит, как взрослые поступают при ребёнке. Надо сказать, Люмины настойчивые вторжения в его шевелюру никогда не вызывали ничего подобного. Орлова запускала руку, будто собственница, хозяйка. Наташа же была нежна и немного напугана, как бы опасаясь сделать что-то не то. Это очаровывало и покоряло.
Когда она взяла машинку, сомнений не оставалось, у него вполне полноценная эрекция. По счастью, Горенова прикрывала накидка. Только бы стрижка не кончилась в ближайшее время. Как назло, в полотнище имелось прозрачное окошко, позволявшее клиенту пользоваться телефоном во время работы мастера. Через него Сеть вполне могла заметить, что кто-то попался.
Впрочем, это звучало слишком громко. Безусловно, волосы были его эрогенной зоной, но что с того? Сама Наташа по гореновской шкале находилась на грани между «так себе» и «ничего». Существенно ближе к «так себе». Однако, когда она начала мыть ему голову, Георгию вновь пришлось переоценивать её положение… Парикмахерша залезала пальцами в уши не хуже, чем языками это делали Надя, Вика и другие. Так же нежно, так же приятно. А если бы она орудовала языком? Неловко говорить, но в этот момент он едва не кончил. Сдержался только потому, что подобный исход казался каким-то… недопустимо глупым и даже унизительным. С чего вдруг?! Разве он подросток в пубертате? У него бывали такие женщины, в сравнении с которыми Сеть и упоминать-то странно. Вот, например, Вика. Точно, именно Вика! Быть может, если бы не она, то Горенов решился бы продолжить с Наташей, а так… То ли ощущение неказистой бессмысленности и стыда, то ли мысли о его – именно его! – красавице свели эрекцию на нет. Тем не менее эмоциональное возбуждение и яркие впечатления от знакомства с парикмахершей остались. Да и подстригла она его прекрасно. Гораздо лучше, чем Надя.
По дороге домой ему встретился Денис. Георгий привык к подобным совпадениям, и то, сколь внезапно и беспардонно мысли об однокласснике ворвались сегодня в сознание, наводило на подозрение, что этого стоило ожидать. А как иначе? Сидевший в школе чуть праве и сзади, он и сейчас оказался справа, только на другой стороне улицы. Денис кричал: «Горенов! Эй, Горенов!» – но Георгий лишь поднял воротник и ускорил шаг. Наверняка и Ленин Вадик шатается где-то здесь поблизости. Если жив, конечно. Эх, знать бы его в лицо…
18
Похоже, ночью ему, наконец, приснился сон. Сначала Горенов не понимал, что спит. Это всегда очень хороший знак. Ключевой момент – забыть, как ложился в кровать. Просто внезапно Георгий обнаружил себя в огромном торжественном зале, где шла какая-то церемония. Золотые кинокамеры и несколько известных артистов намекали, что это, наверное, кинофестиваль. Сновидец оказался здесь как раз в тот момент, когда ведущий – его лицо тоже было знакомым – произносил формальные слова:
– Я понимаю, вы уже заждались, мы не станем вас дольше мучить. Я прошу… – Человек с микрофоном сделал жест в сторону прекрасной девушки, стоящей рядом в платье с блёстками. Та подошла, имея при себе конверт.
– Ой, я так волнуюсь, – хихикнула она и начала неловко его распечатывать.
– Остались считанные мгновения… Итак… – Бумажка, наконец, попала в руки ведущего. – Главный приз получает… Георгий Горюнов!
– Я поздравляю, – присоединилась красавица, искрясь ещё энергичнее.
Зазвучала торжественная музыка, многие стали кричать: «Браво» – и вскакивать с мест. Всё было так неожиданно. С одной стороны, хотелось поправить человека с микрофоном, указав, что его фамилию следует произносить «Горе-нов», но… ладно, с кем не бывает. Вот только… за что он награждён? И кем? Сейчас же нужно, наверное, подняться на сцену и сказать… Кого-то поблагодарить… А кого? Ну, допустим, семью. Это обязательно, так все делают, вне зависимости от ситуации дома. Есть у него семья? Допустим, есть. А ещё кого? Неплохо бы всё-таки понять, за что конкретно он отмечен…