Пропетляв через пересадочные станции, Горенов вышел на «Адмиралтейской» и побрёл в сторону дома. Стоп, туда же нельзя идти. То есть не нужно. Ещё было время подумать… А потом девочки отправят письмо. Тогда куда?
Он снова пришёл в себя на канале Грибоедова, в том же самом месте. Сколько бы Георгий ни шатался по городу, он всякий раз попадал сюда. В тёмное время суток Петербург особенно хорош. Горенов помнил об этом, но по ночам гулял редко, слишком уж любил спать. Сегодня было прекрасно, всё вокруг заполнила молочная пелена. Туман – это как море в воздухе. Вдруг женский абрис возник вдалеке… Нельзя сказать с уверенностью, но казалось, будто дама изящна, фигура много лучше, чем у той, в метро. Одета правда она как-то немодно, похоже на простое длинное пальто, едва ли не шинель. Впрочем, трудно судить в тумане да ещё и на таком расстоянии. Не страшно ей? Ведь поздно…
Женщина повернулась. У неё было что-то в руках. Пустое ведро? Откуда такая в центре города? Нет, конечно, не ведро. Да и молода она, судя по фигуре. Странные жесты. Словно хочет… Георгию показалось, будто незнакомка зовёт его. Хотя, наверное, любому мужчине мерещится нечто подобное одинокими вечерами. Но девушка определённо чем-то махала. Внезапно он похолодел. Горенов вспомнил городскую легенду: в этих местах по ночам можно встретить Софью Перовскую с синим лицом. В руках у неё непременно будет платок. Тот самый, которым она давала сигнал своим соратникам, бросившим бомбу в Александра II. Увидеть призрак Перовской – скверная примета… Считалось, что взмах её платка – к смерти.
23
И вновь он проснулся от ощущения неприятной шершавости. На этот раз Горенов вольготно раскинулся на кровати, а его руки были сомкнуты над головой в форме буквы D. Нет, сон скользил сквозь него, не задевая, почти не касаясь. Георгий находился в вагоне метро. Это был проверенный способ немного вздремнуть прямо в городе – занимаешь сидячее место, на колени ставишь сумку, сверху кладёшь руки, на них кладёшь голову. Никакой ноши с собой не было, все остатки инвентаря уже давно покоились на дне Невы, потому спал Горенов в крайне неудобной согбенной позе.
Нельзя сказать, что ему было некуда пойти, но сейчас лучше не показываться на глаза никому из знакомых… и особенно – любимых… Сначала нужно решить, как действовать дальше. Вокруг толпились люди, спешившие на работу и учёбу, а рядом с ними сидел он, ехавший неизвестно куда.
Разбудившей Георгия шершавостью оказалась внутренняя сторона его собственных джинсов, прижатых к стенке вагона. Москва прекрасно приспособлена к тому, чтобы спать в метро – там есть Кольцевая линия. В Петербурге же это крайне неудобно. Мало того, что приходится кататься туда-сюда, просыпаясь на конечных, но теперь ещё почти на всех ветках нужно совершать переход и снова платить за проезд. Без дополнительных трат и лишней суеты, которая вдобавок имеет шансы разбудить окончательно, удастся сновать только по оранжевой, но она совсем короткая. Задремал, а уже пора вставать. Кроме того, у неё конечная – в центре города, там всегда немало народа, может не достаться сидячего места.
Из-за протяженности Горенов всё равно предпочёл красную линию, несмотря на то, что раз в час сорок минут нужно было выходить и заново садиться в «Девяткино». Тем не менее дрёму это не прерывало. Слишком уж он устал. Впрочем, спал ли Георгий сейчас вообще? Даже в этом были сомнения.
Дельфины, киты и многие другие морские млекопитающие не погружаются в сон так, как люди, поскольку не могут отключиться под водой полностью, ведь им нужно постоянно контролировать процесс дыхания. Для этого они спят то одной половиной мозга, то другой. Дышать так удаётся, а вот управлять траекторией – не очень. Потому во сне эти создания плавают только прямо или по кругу.
Птицы, вынужденные проводить много времени в непрерывном полёте, поступают иначе. Они отключаются на мгновение, после чего приходят в себя, проверяют, всё ли в порядке, и возвращаются в объятия Морфея ещё на один миг. Те же, которые сидят на ветках и проводах, спят традиционным образом, а не падают из-за удивительного устройства лапок, сжатых в расслабленном состоянии. Птахам, наоборот, приходится напрягать мышцы для того, чтобы отцепиться. Горенов подумал, будто он как раз птица на ветке метро. Только, к сожалению, не может уснуть.
Природа превосходно продумала всё. Зимняя спячка – особый вид сна. В неё впадают именно те звери, которые имеют высокие шансы иначе не пережить холодный сезон, погибнув от голода. Желание поесть, кстати, это тоже волна, накатывающая раз в четыре часа и заставляющая писателей, а также всех других людей делать необходимые паузы в работе. Данный факт Георгию сообщил один знакомый врач, и литератора тогда потрясло совершенство естественного механизма.
Даже мысль о голоде, казалось, пришла не случайно. Как же давно он ничего не ел. Горенов решил выйти на поверхность и перекусить, раз всё равно не спалось. Однако в каком районе он сейчас находится? Вагон закрывал двери на «Кировском заводе», значит, следующая станция – «Автово». Не хуже и не лучше многих других мест. По крайней мере, хорошо, что не центр, там пока появляться не стоит. Кстати, а пушка-то сегодня уже стреляла?
Внезапно Георгий заметил, что на него неотрывно глядит женщина, сидящая рядом. Странная, то ли восточная, то ли южная внешность не позволяла определить, откуда она. Лет за пятьдесят, наверное. Расчерченное морщинами лицо, лишённое макияжа, маленькие усики, мрачная, но всё же приличная одежда… Внезапно дама достала из сумки аккуратную крупную чёрную книжку с посеребрённым корешком, а также маленький тряпичный мешочек. Из мешочка торчали две белые ручки. Женщина вытащила одну, очень красивую, но, посмотрев на неё, спрятала обратно и взяла вторую, точно такую же.
Незнакомка открыла книгу и начала перелистывать страницы. Оказалось, это – блокнот или тетрадь для записей. Боковым зрением Горенов пытался что-то в нём прочитать. Взгляд многократно выхватывал слова «убрать», «убить»… Да кто же она – домработница или киллер? Тем временем дама нашла чистый лист и принялась писать, всё также периодически поворачиваясь в сторону соседа. Любопытство одолевало Георгия и вскоре, устав сопротивляться, он повернулся и нагло заглянул в блокнот. «В сумраке вагона / Все на одно лицо. / Едут монотонно. / Я кую словцо…» – прочитал Горенов. Он растерянно посмотрел на женщину. Давно ему не приходилось сталкиваться со столь чудовищным надругательством над языком. Кто она? Что за существо? Человек не мог бы сложить такую последовательность слов, создать столь кошмарную, невыносимую рифму… Но есть ли в этом городе хоть кто-нибудь, кто не пишет?.. Особенно стихи… Женщина заметила, что у её поэзии появился неожиданный читатель, бросила недобрый взгляд в ответ, прикрыла тетрадь, а также начала что-то неслышно и злобно приговаривать. Заклинание? Проклятье?
Из дома человека всё время тянет в путь, а уехав, ему хочется вернуться. Люди постоянно качаются на волнах, подвержены приливам и отливам. Может быть, именно в море каждый, наконец, оказывается на своём месте. Сила, тянущая вниз, равна выталкивающей. Весь мир, всё вокруг – вода. Оттого и в разговорном обиходе засилье «гидрофитных» понятий: «размывание культур», «пучина страстей», «информационный поток», «водоворот событий», «волны переселенцев»…
Об этом размышлял Георгий, дожёвывая вторую шаверму. Прежде он подобную еду не признавал, но за последнее время произошло слишком много всего такого, что раньше было немыслимо, невообразимо, нереально.
Горенову казалось, будто он видит море. Прямо сейчас, воочию, не нужно даже закрывать глаза. По воде плыл человек. Точнее, лежал на животе, раскинув руки. Георгий пригляделся. Дышит ли? Похоже – мертвец… Похоже, это – он сам… Странно, в полиции видел себя виновным, а теперь – мёртвым.
В детстве Леночка очень боялась, что кто-то станет играть в неё, как в игрушку. Она всё время спрашивала папу:
– Ты меня будешь защищать?
– Конечно!
Но сейчас книги играли в него самого, и никто уже не мог помочь, спасти… Он проигрывал. Леночка… А если ему больше никогда не доведётся увидеть дочь? А Надя? Надюша… А Вика?
Принято считать, что у поэтов, писателей и вообще творческих людей особые отношения со смертью. Они как бы способны предчувствовать её появление рядом с собой. Однако, когда тебе самому начинает казаться, будто ты скоро умрёшь, когда это ощущение наполняет и становится настолько отчётливым, что практически не вызывает сомнений, хочется быть кем угодно – портным, плотником, менеджером среднего звена, птицей на ветке, дельфином, но только обязательно неграмотным и бесконечно далёким от словесности.
Жаждущий новостей Горенов купил газету. Сообщали, что в Москве собираются закрывать Бутырку. В глаза бросился крупный материал про перевозку угля. Приводилась фотография чумазых людей в касках, а за их спинами стоял большой грузовой корабль под русским флагом. Георгий попытался разобрать название… Кажется, «Копегоро».
В разделе объявлений он заметил, где продаются самые лучшие саваны. Совсем обалдели! Но по интересующей теме не было решительно ничего. Куда дальше, Горенов?..
«Пер», – услышал он сзади девичий голос. Георгий резко обернулся, словно звали именно его. Хотя почему, собственно? Не откликаться же на любые три буквы?! Так или иначе, рядом не было ни девушки, ни женщины, но прямо к нему уверенным шагом приближалась старуха с огромной сумкой в руках. Впрочем, бесформенная поклажа скорее походила на тюк. То ли растерянный вид Горенова поманил бабушку, то ли что-то другое…
– Сынок, помоги, – начала она просить ещё издалека. – Встречала внучку из Мурманска, а та не приехала… Зачем я столько всего накупила?.. Кто теперь это есть будет?..
Ноша оказалась неожиданно тяжёлой, Георгий тащил с большим трудом. Как старуха добралась с ней до вокзала и обратно?.. Это ж «Ладожская», если из Мурманска…
Они шли долго и вроде не молчали, но назвать происходившее разговором тоже было нельзя. Скорее периодически бабушка сообщала что-то Горенову.