Все устали от ходьбы и волнений и с удовольствием отправились назад, нагруженные поросятами, окороками и жирными боками кабана, горными породами и растениями.
Приближаясь уже к палатке, охотники услышали неистовый лай Генерала и поспешили к нему на помощь. Выбежав на лужайку речного берега, они увидели, что собака лает из-за палатки, а в воде, упершись ногами в берег, стоит огромный гиппопотам. Чудовище очевидно хотело попастись или поваляться на лужайке, но было озадачено шумом, который подняла собака. Гиппопотам тупо смотрел на этого невиданного беспокойного зверя своими маленькими глазками и по временам разевал ужасную пасть с редкими длинными зубами и огромным розоватым языком. При виде этой пасти Генерал начинал выть и визжать от страха.
Заметив людей, выбежавших на лужайку, чудовище неуклюже повернулось, мягко бухнулось в воду и поплыло вниз по реке, выставляя широкую жирную спину с мелкими бородавками.
— Хорошо, что мы вернулись домой, — заявил Громеко, отвязывая Генерала. — Это чудовище могло бы нам натворить неприятностей: изорвать палатку, перетоптать все вещи и утопить или продырявить лодки.
— А целы ли еще лодки? — воскликнул Макшеев и побежал к берегу, откуда сейчас же крикнул:
— Одна на месте, а другая исчезла! Не оборвал ли этот урод ее причал?
— Нужно погнаться за ней сейчас, пока она не уплыла далеко! — вскричал Каштанов, также подбежавший к берегу.
Оба сели в оставшуюся лодку, захватив на всякий случай ружья, и поплыли вниз по течению; вскоре они увидели беглянку, которая вместо того чтобы плыть спокойно вниз, вертелась на одном месте посреди реки. Они быстро приблизились, и Каштанов хотел уже зацепить ее багром, но лодка внезапно, точно живая, отпрянула в сторону и понеслась дальше, но гораздо быстрее течения. Пришлось опять гнаться; Макшеев греб изо всех сил, а Каштанов стоял с багром в руках.
— Да ее кто-то тащит! — воскликнул он, когда лодка, бывшая опять совсем близко, снова начала отделяться толчками.
— Не подцепил ли ее гиппопотам? Он мог запутаться ногой или захватить зубами причал.
— Он и есть — вскричал Каштанов, заметивший теперь впереди лодки широкую спину и голову животного, всплывшего подышать.
— Если мы будем стрелять в эту тушу, он поплывет еще быстрее или утащит лодку на дно.
— Остается догнать ее и перерезать веревку, иначе мы не освободим лодку.
Макшеев опять налег на весла. Вскоре ему удалось зацепить беглянку багром и подтянуться вдоль нее к ее носу, плывя на буксире у гиппопотама. Каштанов быстро перерезал туго натянутую веревку, конец которой сразу исчез под водой.
— Еще бы немного и я бы выбился из сил, — сказал Макшеев, переводя дух после гонки. — Если бы не жаль было заряда, следовало бы пустить этому уроду пулю в спину за такие штуки.
— Мы уплыли далеко от палатки, — заметил Каштанов. — Теперь придется грести против течения. Давайте я сяду на весла, а вы отдыхайте.
Переменились местами, взяли на буксир пойманную лодку и потянулись вверх по воде.
— Глубокой стала наша речка, — сказал Макшеев, пытавшийся подталкивать лодку багром, но не доставший дна, которое было на глубине двух метров. — Недаром в ней появились такие крупные животные. Теперь нам ради предосторожности придется вытаскивать лодки на ночь и во время экскурсий на берег.
Тихо подвигаясь вверх по реке, обе лодки плыли по темной воде между двумя зелеными стенами кустов и деревьев, образовавших непроницаемую чащу. Иные кусты, подмытые рекой, наклонились и спускали свои вежи в воду. На крупных ярко-красных цветах какого-то незнакомого вьющегося растения качались красивые большие бабочки и жужжали пчелы.
Вода журчала под носом лодок, весла мерно плескали, из чащи доносилось щебетанье и пение птиц. Макшеев склонился над бортом и смотрел в воду, следя за рыбами, которые местами появлялись и исчезали в глубине.
— Как хороша здесь природа, если наблюдать ее с лодки, — промолвил он. — А сойдешь на берег — не проберешься через чащу, не ступишь ни шагу, не наткнувшись на какого-нибудь ядовитого или хищного зверя. Просто трудно поверить, что после многодневной борьбы со льдами, туманами и метелями мы плывем по реке, текущей по внутренней поверхности нашей земли. И так близко от этих льдов природа, напоминающая девственные леса Африки или Южной Америки. Интересно бы знать, под какой широтой Северной Америки мы сейчас находимся?
— Это нетрудно определить, если проложить на карте наш маршрут, начиная от ледяного вала. Я думаю, что мы еще только под морем Бофора, под очень высокими широтами или в лучшем случае под тундрой северного берега Аляски. Там чертовский холод, льды, белые медведи, а здесь пышная растительность, тигры, гиппопотамы, змеи.
В это время Макшеев увидел в воде ясно отражение солнца, быстро поднял голову и воскликнул:
— Ба, красное солнышко наконец показалось на чистом небе, смотрите-ка!
Путешественники, привыкшие видеть Плутона только сквозь более или менее густую пелену тумана или облаков, еще не имели представления о цвете неба и настоящем виде этого светящегося ядра земли. Теперь же эта пелена разрывалась. образуя кучевые облака, в промежутках между которыми видно было чистое небо, но не голубое, как над внешней поверхностью земли, а темно-синее.
В зените стоял Плутон, диаметр которого казался немного больше видимого солнечного.
Это подземное или «внутриземное» светило в общем напоминало солнце, светящее перед закатом или вскоре после восхода через толстый слой атмосферы. На его диске можно было различить довольно много темных пятен различной величины.
— Это центральное светило или настоящее ядро нашей земли находится уже в последней стадии своей жизни, представляя потухающую красную звезду. Еще немного — и оно потухнет! На внутренней поверхности воцарится мрак и холод, и вся эта пышная жизнь постепенно погибнет, — сказал Каштанов.
— Хорошо, что мы успели забраться сюда и изучаем ее! — воскликнул Макшеев. — Немного позже нам бы пришлось вернуться вспять, мы бы увидели только черную ночь впереди.
— Ну, я сказал «немного» в геологическом смысле. В переводе на земные годы это может быть равносильно целым тысячелетиям, так что наши отдаленные потомки будут иметь еще возможность изучать эту внутреннюю поверхность и даже колонизировать ее.
— Благодарю покорно! Переселиться в страну, осужденную на гибель во мраке вечной ночи!
Тропическая гроза
Так в оживленной беседе незаметно прошло время, и обе лодки причалили к месту стоянки, где Папочкин и Громеко ожидали уже с ужином. Поросенок в вареном и жареном виде, приправленный диким луком, собранным ботаником на холме, оказался превкусным. Сообща решили, что впредь нужно обращать больше внимания на съедобные плоды, коренья и травы, чтобы сделать пищу разнообразнее. Все овощные и мучные консервы были оставлены в юрте, и с собой из припасов взяты только чай, сахар, кофе, немного сухарей и приправы, как соль, перец, экстракты. Охота и рыбная ловля должны были доставлять главную часть пищи, которую продукты местной флоры могли улучшить.
На время сна вблизи палатки развели большой костер и по очереди караулили, потому что встреча с тигром заставляла опасаться нападения хищников. Каждый караульный действительно слышал в близком лесу разные шорохи, треск, взлеты и крик испуганных птиц, а Генерал часто настораживался и ворчал.
На следующий день в первые часы плавания местность сохраняла тот же характер: продолжались холмы, лесистые с севера, степные с юга, и сплошной лес по берегам реки. Полуденную стоянку сделали на левом берегу, на который Каштанов и Громеко полезли после обеда.
В составе флоры оказалось много нового: попадались уже вечно зеленые растения — мирты, лавры, лавровишни. Орешник достигал огромных размеров, не уступая дубам, букам и вязам; на южном склоне попадались бук, кипарисы, туи и тисс. Великолепные магнолии распустили свои крупные, белые, благоухающие цветы. В чаще вдоль реки попадался бамбук и разные лианы. Громеко восторгался на каждом шагу.
Температура воздуха в тени в этот день достигла уже 25°, так как северный ветер, до сих пор сопутствовавший путешественникам, прекратился. Воздух сделался тяжелым, насыщенным испарениями густых лесов. Исследователи лезли по склону холма с трудом, обливаясь потом, хотя солнце светило тускло сквозь пелену облаков.
Под влиянием зноя вся природа словно оцепенела и замерла, птицы и звери притаились в тени.
На вершине холма Каштанов и Громеко присели отдохнуть и, повернувшись лицом на север для осмотра местности, обнаружили причину невыносимого зноя: на горизонте вздымалась зубчатой стеной с фантастическими башнями огромная темно-лиловая туча надвигавшейся грозы, окаймленная спереди сине-багровым валом клубившихся облаков, под которыми сверкали ослепительные молнии: этот вал быстро приближался.
— Нужно бежать к лодкам, — воскликнул ботаник. — Ливень наверно будет тропический!
Оба пустились вниз по склону, путаясь ногами в высокой траве и скользя на более крутых местах. Через десять минут они добежали до стана, где Макшеев и Папочкин ждали их уже с нетерпением, не зная, что предпринять. Палатка могла не выдержать потоков дождя и ударов весьма вероятного града. Река могла выйти из берегов, потащить вырванные деревья, так что и в лодках было бы небезопасно. Целесообразнее казалось выгрузить все на берег, вытащить лодки и спрятаться в кусты.
Обсуждая этот план с товарищами, Папочкин вспомнил, что ниже по реке, во время маленькой экскурсии, предпринятой в погоне за большой водяной змеей, он видел в конце холма нависшую скалу, которая могла дать им защиту от дождя. Но нужно было торопиться, — гроза быстро приближалась! Все вскочили в лодки, подплыли к скале, и в несколько минут все было выгружено и втащено под навес, оказавшийся достаточно просторным, чтобы вместить но только людей, собаку и вещи, но и самые лодки, которыми загородились со стороны ветра. Выгнав несколько небольших змей, приютившихся в расселинах скалы, путешественники могли уже спокойно наблюдать величественное зрелище атмосферной катастрофы.