Только возле шалаша пленников остались три взрослые женщины, очевидно исполнявшие обязанности караульных. Одна из них занялась разрезкой шкур каменным ножом на ремни; другая строгала таким же ножом палочки для дротиков.
Вскоре из шалаша вышел Иголкин, полуобнаженный, как и накануне, подбросил дров в костер и сел возле женщин. Поговорив с ними о чем-то, он достал свой большой матросский нож и начал помогать нарезать ремни; при его помощи дело шло заметно быстрее. Затем показался и Боровой, но он не принялся за работу, а стал смотреть в сторону, где накануне раздались выстрелы товарищей.
При виде этой сцены мирного сотрудничества матроса XX века и дикарок каменного века наблюдатели в кустах не могли удержаться от улыбки. Малочисленность оставшихся дикарей и примитивность их вооружения внушали им уверенность в успешном освобождении товарищей добром или силой. Но нужно было выждать еще часа полтора или два, чтобы охотники отошли достаточно далеко, и не могли услышать ни призывов, ни выстрелов, и чтобы даже караульные женщины не могли догнать их и вернуть в короткое время.
Дети, провожавшие охотников, постепенно возвращались назад и начали разные игры в круге и вне его. Они боролись, кувыркались, дрались, а некоторые, постарше, метали дротики в воздух или в покрышки шалашей.
Разрезав шкуру, Иголкин пошел в свой шалаш и вынес оттуда кусок мяса, разрезал его на кусочки, нанизал на палочки, приготовленные для дротиков, и воткнул последние в землю возле костра, чтобы изжарить этот шашлык.
Очевидно пленники еще не завтракали и собирались поплотнее закусить перед бегством. Когда мясо поджарилось, оба уселись недалеко от костра и принялись уплетать шашлык. Иголкин время от времени подносил кусочек мяса то одной, то другой из работавших возле огня женщин, но те смеялись и отворачивались. Потом одна из них принесла из своего шалаша большой кусок сырого мяса, и они стали есть его в таком виде, отрезая каменными ножами длинные и тонкие полоски, которые давали также подбегавшим к ним детям.
Когда завтрак кончился, сидевшие в засаде, взглянув на часы, убедились, что прошло уже достаточно времени.
Они вышли из леса, выстроились в ряд и, подняв ружья и стреляя поочередно холостыми зарядами в воздух, быстро направились, к шалашам.
При первых же выстрелах в стойбище все затихло. Сидевшие дикари вскочили, стоявшие застыли на месте, повернувшись лицом к подходившим, которые издавали такие страшные звуки, подобные грому. Когда путешественники вступили в круг шалашей, дикари распростерлись на земле перед ними в безмолвии, и только самые маленькие дети заревели от страха.
Подойдя к шалашу пленников и передав им одежду и ружья, путешественники продолжали поочередно стрелять, пока Иголкин и Боровой одевались. Макшеев сказал матросу:
— Растолкуй дикарям, что вы достаточно погостили у них и что за вами пришли теперь еще более могущественные волшебники. За гостеприимство, оказанное вам, им принесли дары, чтобы дикари помнили о необыкновенных пришельцах, спустившихся из страны вечных льдов. Скажите дикарям, чтобы они не смели преследовать нас, в противном случае они будут жестоко наказаны. Скажите, что волшебники льдов умеют делать не только гром, но и молнии, поражающие непослушных.
Когда Иголкин и Боровой вышли из шалаша переодетые, их товарищи прекратили стрельбу, и матрос, лучше овладевший языком дикарей, благодаря своей общительности, обратился к распростертым на земле с речью, в которой в общем повторил сказанное ему Макшеевым. Но в конце он прибавил, обращаясь к трем женщинам, караулившим их:
— Эти дары отдайте старшим воинам, когда они вернутся с охоты, пусть они разделят их. И еще повторяю приказ — не гонитесь за нами. Мы уходим туда, в страну вечных льдов, а когда станет опять тепло, вернемся к вам.
Когда он кончил и положил пакеты с подарками у входа в свой шалаш, все шестеро, опять стреляя поочередно в воздух, прошли через круг между распростертыми дикарями, не смевшими пошевельнуться, и скрылись в лесу.
На опушке они остановились на минуту, чтобы посмотреть, что станут делать дикари. Последние, когда выстрелы прекратились, начали подниматься с земли и негромко переговариваться, очевидно обсуждая необычайное происшествие. Часть столпилась вокруг костра и смотрела в огонь, лишившийся своих хозяев, словно он мог объяснить им что-нибудь. Вскоре две из караульных женщин, вооружившись копьями, побежали в ту сторону, куда ушла орда, очевидно чтобы сообщить ей о происшедшем. Третья женщина осталась у шалаша пленников, вероятно для того, чтобы дети и старики не растащили подарки, к которым она сама не смела притронуться.
Пройдя к нартам, оставленным в лесу, путешественники направились на север в обратный путь. Нарты приходилось тащить по узкой тропинке, покрытой опавшими листьями.
Отдаляясь от стойбища, Иголкин по временам издавал резкий свист, к которому приучил собак. Последние все время держались вокруг стойбища, повинуясь этому свисту. Иголкин кормил их отбросами, но собаки сильно одичали, так как дикари боялись их и не допускали к шалашам. Часть собак погибла в борьбе с разными хищными зверями, остальные ушли теперь с ордой на охоту, и на свист матроса прибежало только пять собак, оставшихся в окрестностях стойбища. Они следовали в некотором отдалении за нартами, но в руки не давались и огрызались на подбежавшего к ним Генерала. Их нужно было в течение нескольких дней приручать кормлением, чтобы получить упряжку, хотя бы для одной нарты.
Прошагав двенадцать часов и сделав около пятидесяти километров, расположились наконец на ночлег, уверенные, что дикари их уже не догонят.
Нападение дикарей
На ночлег остановились на большой поляне. Юрту поставили на всякий случай среди поляны, чтобы дикари не могли напасть неожиданно из-за кустов. Караулили поочередно. Кроме того собаки по-видимому узнали юрту и расположились на снегу по соседству; к самой юрте Генерал их еще не допускал.
Во время дежурства Каштанова Генерал встревожился, заворчал, потом начал лаять, не переставая. Каштанов заметил, что вокруг всей поляны кусты слегка шевелятся и потрескивают. Он немедленно разбудил товарищей, которые выскочили с ружьями.
Убедившись, что неожиданное нападение не удалось, дикари вышли из леса. Окружили всю поляну и стали теперь медленно и нерешительно сходиться к юрте. Это были исключительно женщины, вооруженные копьями и державшие в зубах ножи. За ними видны были девочки с дротиками.
Пустить оружие в дело дикари не решались; они, видимо, надеялись взять колдунов голыми руками, как в первый раз, чтобы заставить их вернуться в стойбище. Поэтому Иголкин удержал товарищей от немедленной стрельбы, собираясь поговорить с ордой, но на всякий случай предложил: заменить пулю в одном стволе каждого ружья патроном с мелкой дробью.
— Дробью по ногам с них будет достаточно, — сказал он. — А если, паче чаяния, это не подействует, тогда уж угостим их пулями.
Когда дикари приблизились шагов на шестьдесят, Иголкин замахал руками и закричал:
— Стойте, слушайте! Я запретил вам преследовать нас. Вы не послушались. Наши молнии готовы, и кто посмеет подойти ближе, будет поражен ими! Уходите назад!
Остановившись дикари выслушали слова матроса и стали переговариваться. Потом одна из женщин крикнула что-то, а остальные в знак согласия с ней замахали руками.
— Они приглашают нас двоих вернуться к ним, орда не может без нас жить. А остальные пусть уходят, — перевел Иголкин, а потом закричал: — Могущественные волшебники не могут жить долго с людьми. Мы уходим на зиму в свои шалаши на больших льдах, а весной вернемся. Уходите скорее!
Но часть дикарей подвинулась на несколько шагов вперед, а одна из оруженосиц с юношеской дерзостью бросила дротик, который пролетел мимо правого уха Каштанова и вонзился в юрту.
— Ну, делать нечего, надо стрелять, пока они не осмелели! — вскричал Боровой, вскидывая ружье. — Дробью по ногам в разные места круга, там, где они стоят кучкой. Раз, два, три!
Грянуло шесть выстрелов, и в ответ на них из разных частей кольца дикарей раздались крики и вопли раненых. Повернувшись кругом, все бросились бежать к лесу; многие хромали, оставляя на снегу капли крови. Девушка же, пустившая дротик в Каштанова, после нескольких шагов упала и осталась лежать неподвижно.
— Ну, что же дальше? — спросил Громеко, когда последние беглецы скрылись в кустах. — Ждать еще нападения или они больше не посмеют?
— Я думаю, с них достаточно, — заметил Иголкин. — На всякий случай зайдем в юрту, чтобы дротик какой-нибудь шальной девчонки не попал в нас.
Предосторожность эта оказалась излишней. Дикари с воем отходили все дальше, и скоро все затихло. Собаки перестали лаять, устремились к упавшей дикарке и жадно лизали теплую кровь, лившуюся из раны. Иголкин, а вслед за ним и другие побежали туда же, чтобы отогнать одичавших собак.
Осмотрев упавшую, путешественники увидели, что рана только одна, на правой ляшке, но кровь льется сильно.
— Странно, мелкая дробь не могла сделать такую рану, — заметил Папочкин.
— Кто-нибудь из нас выстрелил из ствола, заряженного пулей.
— Это я целился в нее! — заявил Каштанов.
— Бедняжка жива, — сказал Громеко, исследовав лежавшую, — она только лишилась сознания от испуга и боли. Пуля прошла через мягкую часть ноги, не задев кость, но сильно разорвала ей мускулы.
— Что же мы будем делать с ней? Остальные ведь убежали.
— Придется взять ее с собой как пленницу. А когда поправится, отпустим на волю.
— Отпускать! — возмутился Папочкин, — ни в коем случае! Мы ее доставим на «Полярную Звезду» как доказательство существования в Плутонии первобытного человека. Какой это будет клад для антропологов!
Громеко сходил в юрту за перевязочными материалами, остановил кровь, забинтовал рану. Во время этой операции девушка открыла глаза и, увидя себя окруженной колдунами, вся затряслась от страха.