Оббиванием кремней для наконечников копий и дротиков, для ножей и скребков занимались мужчины, строганием рукояток — женщины, которые умели также вставлять осколки кремня в расщелины дерева и искусно укреплять их тонкими ремешками. Непрочное оружие часто ломалось и портилось на охоте, так что починка и возобновление его занимали все время женщин.
Охотились дикари за всякими животными, попадавшимися им, и ели как мясо, так и все внутренности, а также червей, улиток, гусениц и жуков. Охотники наедались теплым мясом и пили кровь только что убитых животных, а остатки и шкуры уносили домой для женщин и детей. Крупных животных — мамонтов и носорогов — они окружали и загоняли в волчьи ямы, вырытые на звериных тропах в лесу, и там добивали камнями, дротиками и копьями.
На охоту ходили или небольшими группами, или соединялись по две-три группы, а на крупного зверя, которого нужно было загонять облавой, шла вся орда, кроме двух-трех женщин, остававшихся караульными при пленных. Эти женщины кормили грудных младенцев всех шалашей, матери которых долго не возвращались с охоты.
На охоте бывали несчастные случаи. Хищники, а также мамонты и носороги наносили иногда раны и повреждения своим преследователям. Своих убитых или тяжело раненых охотники съедали.
Общий вид диких людей, по словам Борового, можно было характеризовать так: они имели большую голову, посаженную на коротком и объемистом туловище с короткими, грубыми и сильными конечностями. Плечи были широки и сутуловаты, голова и шея согнуты вперед. Короткий подбородок, массивные надбровные дуги и покатый назад лоб придавали голове дикаря сходство с человекоподобной обезьяной. Ноги были несколько согнуты в коленях и дикари ходили, наклонившись вперед, а сидели во время еды и работы обычно на корточках.
На основании всего, что Иголкин и Боровой рассказали о дикарях, Каштанов, изучивший так же их оружие и изделия, пришел к выводу, что это племя имело много общего с неандертальской расой, жившей в средней Европе в конце первой части древнекаменного века (палеолита), одновременно с мамонтом, длинношерстым носорогом, первобытным быком и другими животными последней ледниковой эпохи.
Эти первобытные люди имели только очень грубые каменные орудия, которые изготовляли из осколков твердого кремня и употребляли в виде скребков для обработки звериных шкур, рубил и ножей для резки мяса и ремней, наконечников для копий и дротиков, служивших для охоты. Острые осколки вставляли также в отверстия, выдолбленные в дубинках, которые таким способом превращались в грозное оружие.
Пленники с усиливавшейся тревогой считали уходящие дни осени и гадали, скоро ли могут вернуться товарищи с юга и освободить их. Зима постепенно надвигалась с севера, и в недалеком будущем предстояла новая перекочевка, еще дальше от холма на краю льдов. Поэтому можно себе представить, с каким восторгом они услышали выстрелы, известившие их о близости освобождения.
Опять в юрте
К своему холму на краю льдов путешественники прибыли к последней неделе декабря и решили отдыхать, празднуя Новый год, успех экспедиции на юг и освобождение пленников. Провизии и дров было запасено достаточно, и пока не было надобности отлучаться в лес или тундру.
Расчистили площадку, поставили юрту и провели по снегу, достигшему глубины более метра, траншею к складу, собачьей галлерее и метеорологической будке. Затем можно было отдыхать.
В юрте горел небольшой костер, было тепло и уютно. Все шестеро в промежутках между трапезами, прогулками и сном беседовали, рассказывая о своих приключениях и вспоминая разные эпизоды из путешествия на юг или из жизни у дикарей.
Капу была безмолвной участницей этих бесед и проникалась все большим уважением к белым волшебникам, которые имели в своем распоряжении столько странных вещей. Ее нога начала подживать, и она могла уже понемногу ходить. Часто заставали ее возле юрты, сидящей на корточках, с взором, устремленным на юг, где на горизонте виднелась темная полоса лесов. Ее очевидно тянуло к своему племени.
Иголкин уговаривал Капу остаться с ними и потом уехать вместе через льды в теплую страну, где она увидит все чудеса, созданные белыми людьми. Но она упрямо и отрицательно качала головой.
Путешественники надеялись, что постепенно она привыкнет к ним и наконец согласится ехать. Каким триумфом для экспедиции был бы живой представитель первобытного человека!
Поэтому, когда нога у пленницы поправилась и она начала ходить свободно, ее стали караулить строже и не позволяли отдаляться от юрты, угрожая ружьем, действие которого она уже испытала. На ночь одну ее ногу привязывали цепочкой к большому ящику с инструментами.
Когда морозы усилились, она начала мерзнуть, но отталкивала одежду, которую ей предлагали. Выходя из теплой юрты на воздух, она, куталась только в свое одеяло. В работах по уборке юрты, мытью посуды, возобновлению траншеи в снегу, подноске дров она не принимала никакого участия. Она спрашивала у Иголкина, сколько у него жен, ходят ли они на охоту, большая ли орда, к которой принадлежат белые колдуны, и с недоверием качала головой, когда ей пытались рассказать о жизни европейцев, о городах, морях, кораблях и т. п.
Единственным ее занятием в промежутках между едой и сном было строгание палочек для дротиков и вырезывание из мягкого дерева тальниковых дров очень грубых фигурок мамонтов, носорогов, медведей и тигров. Она сделала себе целую коллекцию этих идолов, поклонялась им и все просила у Иголкина крови, чтобы вымазать их. Но путешественники на охоту не ходили, в тундре не видно было ни зверей, ни птиц, и ее желание нельзя было удовлетворить.
В январе начали делать небольшие экскурсии на нартах, чтобы приучить к упряжке собак, которые уже прикормились, привыкли к прежним хозяевам и жили в ледяной галлерее под холмом, кроме Генерала, оставшегося при юрте в качестве караульного.
Когда собаки привыкли к упряжке, стали делать более далекие экскурсии по тундре, к краю лесов, за дровами, запас которых был на исходе. В эти экскурсии ходили поочередно впятером с тремя нартами, оставляя кого-нибудь одного в юрте сторожить Капу.
Однажды в конце января очередь остаться караульным в юрте выпала Папочкину. Капу всегда внимательно следила за уезжавшими в сторону леса и не могла дождаться их возвращения; она надеялась, что они встретят какую-нибудь дичь и привезут ей свежего кровавого мяса, по которому она тосковала. Но надежды ее постоянно обманывались, так как никакой дичи не встречалось.
Просидев часа два после отъезда остальных в юрте у огня, Папочкин со скуки задремал и вероятно проспал довольно долго. Когда он проснулся, Капу в юрте не было. Он выбежал наружу и увидел уже далеко на юге, среди белоснежной равнины черную точку, все более удалявшуюся.
Пленница взяла его лыжи, на которых научилась ходить, и он не мог преследовать ее без лыж по глубокому снегу. Она захватила также свое одеяло, начатый окорок ветчины, висевший в юрте, большой нож и коробку спичек, с которыми выучилась обращаться.
Вернувшись к вечеру, товарищи узнали о бегстве Капу и были очень раздосадованы. Папочкину пришлось выслушать немало упреков за свое ротозейство. Но преследовать беглянку нечего было и думать: она успела уйти слишком далеко и нужно было снаряжать в погоню за ней целую экспедицию с риском все-таки не догнать. Капу бежала налегке и привыкла во время охоты делать до ста километров в день; экспедиция же с нартами могла делать едва ли половину этого расстояния. Итти же отвоевывать девушку у ее родичей, вопреки ее желанию, не имело никакого смысла.
К счастью, до побега успели сфотографировать Капу несколько раз спереди, сбоку и сзади, а также обмерить по всем правилам антропологии, снять гипсовую маску с ее лица и сделать оттиски рук и ног.
Пуститься в обратный путь по льдам, чтобы застать наверху уже достаточно длинный день и добраться к началу лета до южного берега Земли Нансена, можно было не раньше конца марта или даже начала апреля. До отъезда оставалось еще почти два месяца. Это время решено было употреблять на тренировку людей и собак в более продолжительных экскурсиях с нартами.
В последние дни на окраине лесов стали замечать свежие следы оленей, вероятно северных, а также мускусных быков и волков. Поэтому, удалившись на расстояние одного-двух дней пути от юрты, можно было рассчитывать на охоту. Свежее мясо было очень нужно и людям и собакам, ветчина сильно надоела, да и количество ее вследствие хорошего аппетита Капу очень поубавилось. Приходилось беречь запас ветчины для дороги, а до отъезда для пропитания добывать дичь.
На эти экскурсии ходили поочередно втроем с двумя нартами и палаткой, тогда как трое людей и одна упряжка собак оставались в юрте, отдыхая от предыдущей поездки.
В глубь льдов
В конце марта путешественники решились тронуться в обратный путь через льды. Метеорологическая будка была оставлена на месте, и в ней, а также в складе под холмом были помещены в запаянном ящике краткие сведения о составе экспедиции, открывшей Плутонию, и главных результатах поездки на юг. Для того чтобы дикари, посещение которыми холма следовало ожидать с наступлением лета, не унесли ящики и не разорили будку, на полочке в последней была расставлена часть деревянных идолов, вырезанных Капу, а на полу будки в качестве жертвоприношения сложены все накопившиеся кости, пустые жестянки от консервов и тому подобный хлам. До всего этого додумался Иголкин, ближе сошедшийся с дикарями, чем ученый Боровой.
Нарты, порядочно нагруженные коллекциями, провизией и имуществом экспедиции, потянулись через белоснежную тундру к подножию льдов.
Этот обратный путь через Землю Нансена затянулся на целый месяц.
Преодоление ледяного хаоса, длинный подъем на хребет Русский и спуск с него по ледопадам глетчера, упорные ветры, дувшие навстречу, перегруженность нарт, недостаточное количество собак — задерживали движение и потребовали напряжения всех сил.