Эпилог
Наступил и прошел май, но не принес еще долгожданной весны. Хотя солнце уже не сходило с горизонта, только немного спускаясь на севере и поднимаясь на юге, но грело оно слабо, и снег таял только на южной стороне корпуса судна и на крутых береговых утесах. Кроме того солнечные дни часто сменялись пасмурными; поднимался ветер, крутился снег, нередко разыгрывалась настоящая пурга, и казалось возвращалась зима. Этот свежий снег постоянно задерживал таяние старого, уже осевшего и готового превратиться в воду при первых же достаточно теплых днях. Но эти дни пришли только в первой половине июня и принесли наконец долгожданную весну.
С утесов стекали бесчисленные ручейки, на маленьких оголившихся площадках появились крошечные цветы, распускавшиеся на глазах; в лужицах, согретых солнцем, копошились какие-то водяные насекомые, неизвестно откуда явившиеся. Но море, крепко скованное льдами, еще дремало. Впрочем, в тихие дни с верхушки мачты можно было различать далеко на юге темную полосу воды.
— В этом году весна здесь запоздала! — заметил как-то Нордстрем собравшимся на палубе путешественникам, которым из-за воды, покрывавшей лед почти всюду, теперь приходилось большую часть дня проводить на судне.
— Да, в прошлом году мы в это время уже подплывали к берегу этой земли.
— Потому что сильные ветры разволновали море и разбили лед. А теперь вот уже десять дней как тихо или дует слегка южный ветер.
— Не придется ли зимовать второй раз, если море не вскроется? — заинтересовался Папочкин, которому становилось скучно.
— Ну, нет! В июле, самое позднее в августе, море очистится, даже если ветров не будет.
— В июле или августе! — воскликнули Громеко и Макшеев. — Половину лета просидим еще здесь?
— Да, в полярных плаваньях с этим нужно считаться. В плохие годы только один или полтора месяца остается для навигации; в хорошие — два-три месяца.
Терпение населения «Полярной Звезды» действительно подверглось долгому испытанию. Июнь простоял тихий, но во второй половине пасмурный и холодный. По ночам подмерзало, иногда шел снег, и в такие дни казалось, что лето уже кончилось. Наконец в начале июля налетевшая с востока буря хотя и засыпала все снегом, но разломала лед, и судно, давно уже обколотое, готовое к плаванию, простилось салютом с печальной Землей Нансена и направилось на юг.
Однако погода все еще стояла пасмурная и сырая, часто шел дождь или снег, иногда туманы заставляли стоять целые часы.
Только в начале августа «Полярная Звезда» вырвалась из плена и полным ходом пошла по Берингову проливу. Все вздохнули свободно. Оставались две-три недели плаванья до Владивостока.
В половине августа плыли на широте устья реки Камчатки; берега полуострова, конусы вулканов и дымящаяся Ключевская сопка хорошо виднелись вдали. День выпал на редкость тихий и ясный, и бурное Берингово море расстилалось, словно зеркало, до горизонта. Благодаря прозрачности осеннего воздуха на юго-востоке чуть виднелись вершины острова Беринга, ближайшего из группы Командорских. С этой стороны полным ходом шло большое судно, как будто направлявшееся в Нижне-Камчатск.
— Вероятно русский крейсер, который дежурит в этих водах, — сказал Макшеев на вопрос собравшихся на палубе товарищей, находившихся в самом радужном настроении по случаю спокойного моря и успешного плаванья.
— Кого же тут караулить? — поинтересовался Каштанов.
— Хищников — американцев и японцев. Командорские острова известны как лучшее, если не единственное в мире лежбище ценного морского котика, количество которого вследствие беспощадного истребления стало быстро уменьшаться. Поэтому приходится допускать бой котика только в определенное время года и с разными ограничениями относительно самок и молодняка. Но промышленники стараются обойти запрещение. Поэтому острова часто посещаются судами военного флота, имеющими право останавливать подозрительные суда, плавающие в этих водах.
— Пожалуй, что и нас осмотрят! — воскликнул Труханов. — Крейсер держит курс прямо на нас.
Действительно, крейсер, крупное трехмачтовое судно, шел полным, ходом наперерез «Полярной Звезде». На нем уже можно было различить блестящие дула орудий, группу людей на капитанском мостике. И вдруг из одного из орудий вырвался клуб дыма, прокатился гром выстрела, и одновременно на мачте взвился сигнал: «Остановитесь или буду стрелять».
«Полярная Звезда» послушно застопорила машину. По морским правилам капитан, как только заметил крейсер, отдал приказ поднять русский флаг. Но крейсер не последовал этому примеру.
Пассажиры столпились у борта, рассматривая быстро приближавшееся красивое судно.
_ — Что такое? Это не русский крейсер, он называется «Гамбург», и название сделано латинскими буквами! — воскликнул Нордстрем, наблюдавший в подзорную трубу.
— Какое же право он имеет останавливать русское судно в русских водах? — удивился Каштанов.
— Какой национальности этот «Гамбург»? Германский вероятно?
— Сейчас узнаем! — ответил Нордстрем, просматривавший карманный морской календарь.
— Нашел! «Гамбург» — крейсер германского военного флота, построен в 1909 году, столько-то тонн водоизмещения, 10 орудий такого-то калибра и т. д., 250 человек команды, скорость хода и т. д.
В это время крейсер совсем приблизился, замедлил ход и остановился в кабельтове от «Полярной Звезды»; с него тотчас же спустили шлюпку, и можно было видеть, как человек двадцать матросов, вооруженных ружьями, и два офицера сошли по трапу. Шлюпка направилась к «Полярной Звезде», пассажиры которой, капитан и вся команда столпились у борта в полном недоумении. Но для приема непрошенных гостей пришлось волей-неволей спустить трап.
На палубу поднялись оба офицера и десять матросов.
— Это русский судно? — спросил старший из гостей, поднося правую руку к козырьку фуражки.
— Русское. Яхта «Полярная Звезда», частная собственность, — ответил Труханов.
— Ви сам капитан?
— Нет, я владелец судна. Капитан и команда норвежцы.
— Норвежски подданы? Зо-оо! А зачем на русский судно норвежски команда? Торговий судно или китобой?
— Ни то, ни другое. «Полярная Звезда» везет научную экспедицию из плавания по Ледовитому океану. Но я хотел бы знать, на каком основании вы останавливаете русское судно в рурских водах и подвергаете нас допросу?
— На основании военно-морской прав и военной положений.
— Что такое? Какое военное положение? В чем дело? — посыпались вопросы встревоженных донельзя пассажиров.
Офицер улыбнулся.
— Ви ничего не знайте? Ви давно плавайт на Ледовитый океан?
— О весны прошлого года.
— Diese Russen sind wie vom Himmel gefallen[31] — обратился немец к своему товарищу, который видимо плохо понимал по-русски, а теперь тоже улыбнулся и ответил:
— Sie wissen gar nichts vom Kriege[32].
Затем старший продолжал:
— Так я вам объявляйт, что Австро-Венгерская империя и Германская империя уже целый год ведут война с Россией, и ми, крейсер императорски флот «Гамбург», будем взять ваш судно, как военный приз. Понимайт?
— Но моя яхта не военное судно, а научное, мирное. Частные суда не конфискуются.
— Мирный судно? А это что такое? — он указал на маленькую пушку на носу, служившую для салютов и сигналов. — Это орудий!
Труханов только улыбнулся.
— Всякий мирный судно, — продолжал офицер, — можно вооружайт, привозить десант, военний груз, военний почта. Мирный судно нужно забирайт, нишего не поделайт!
— Нельзя ли мне переговорить с командиром крейсера?
— А ви немецкий язык говорить, понимайть?
— Нет, по говорю по-французски и по-английски.
— Карашо! Поедем крейсер.
Офицер сказал что-то вполголоса своему товарищу и затем спустился с Трухановым в шлюпку, понесшуюся к крейсеру. Второй офицер и вооруженные матросы остались на «Полярной Звезде».
Каштанов, хорошо говоривший по-немецки, вступил в беседу с офицером, который охотно отвечал на вопросы и познакомил пассажиров с главными событиями, приведшими в июле 1914 года к европейской войне. Некоторые норвежцы завели разговор с матросами крейсера, и незаметно прошло время до возвращения Труханова. Последний прибыл с двумя офицерами и еще несколькими невооруженными матросами.
— Нам предстоит высадка на берег Камчатки, — заявил он. — Пойдем в каюты укладываться, пока «Полярную Звезду» поведут под конвоем к берегу. Ее конфискуют безусловно со всем грузом.
В каюте без присутствия немцев, которые остались распоряжаться на палубе, Труханов рассказал следующее:
— Командир крейсера объявил мне то же, что и этот офицер. Сначала он, посовещавшись со своими помощниками, хотел высадить норвежцев, а нас увезти в качестве пленных. Я ведь прекрасно говорю и понимаю по-немецки, — пояснил Труханов, — но нарочно скрыл это, чтобы узнать, о чем они будут говорить между собой по поводу своих намерений. И вот я узнал, что у них мало провианта и они рассчитывают поживиться нашими запасами. Поэтому лишние рты в виде пленных им не нужны. Хотя один из помощников настаивал, что они должны увезти по крайней мере всех, кто моложе 45 лет, как военно-обязанных, т. е. всех, кроме меня, но командир успокоил его тем, что пока мы доберемся из Камчатки в Москву, война наверно будет кончена разгромом России и Франции.
— Похоже на то, — заметил Каштанов, — мы узнали, что германцы уже недалеко от Парижа, а Варшава накануне сдачи.
— Итак, — продолжал Труханов, — они решили высадить всех, но позволяют взять с собой только необходимую одежду, немного припасов и принадлежащие каждому деньги, но не экспедиционную кассу: она и все прочее подлежит конфискации.
— Как, и все коллекции, все результаты экспедиции? — воскликнул Папочкин с негодованием.
— Да, все безусловно! Дневники мы конечно попрячем по карманам, но фотографии, черепа, шкуры, гербарии и т. д. придется оставить. Они обещают, что все это в целости и сохранности будет доставлено в Берлин и выдано нам по окончании войны.