– Ночной патруль, – прошептал мальчик, крепко стиснув Тапу руку. – Не иначе констебль услышал крики.
Вместе они поспешно и той же дорогой выбрались из магазина, хотя Линд был как-то странно неуклюж – совершенно против обыкновения. Спрыгнув в переулок за домом, они пустились наутек, и Тап споро повел сообщника лабиринтом трущобного квартала, хорошо знакомого Народу.
Приземлились они в крошечном пабе. Тап плюхнулся за свободный стол у камина и поднял два пальца. Трактирная служанка оказалась девушка с понятием и лишних вопросов задавать не стала.
Линд нервно огляделся по сторонам. Остальные клиенты заметно отличались от средней лондонской публики. У кого уши из-под шапки острились, у кого нос был длиннее пинтовой кружки, а у кого и крылышки прозрачные то и дело вспархивали за спиной в такт скрипачу, что сидел у огня.
Мальчик поежился, все еще держась за грудь.
– Ну, что теперь?
Тап благодарственно кивнул девице, подавшей напитки; Линд в свою очередь вытаращился на ее… спину – пустую, как лохань для супа.
– Пикси вряд ли оставят от Василька достаточно, чтобы полиция хоть что-нибудь нашла… Стало быть, я снова сам себе хозяин.
– А со мной что? Собираешься сдать меня им? – Линд снова пугливо оглянулся.
– Была у меня такая мысль, – Тап долго и лениво прихлебнул приправленного пряностями горячего вина, наслаждаясь теплом и сладостью. – Но ты успел спасти мне жизнь, и за то я тебе благодарен, а, стало быть, ты прощен. Считай, что твой долг закрыт.
Линд, однако, выглядел разочарованно.
– И это все? После того, что мы только что сделали… после всего, что я в последнее время видел…
– Охолони-ка, – Тап подтолкнул к нему вторую кружку. – Вот, выпей.
Внутри он крепко обрадовался жалобе. Он и сам уже некоторое время гадал, неужто парень просто возьмет да исчезнет после ночных приключений… К собственному его удивлению, Линд пришелся фэйри по душе.
– Ну, по крайней мере, дай хоть сам за себя заплачу.
Он полез под рубашку и, вытащив несколько с виду не слишком примечательных мешочков, уронил их на стол между ними.
Некоторое время Тап таращился на них в крайнем изумлении.
– А это ты где взял?
– Хороший взломщик никогда не уходит с пустыми руками. Нашел их в той, первой комнате.
Он потянулся за кружкой, но сперва на всякий случай понюхал содержимое – и довольно облизнулся.
– Открой их. Там внутри золотая пыль.
Тап расхохотался и, действительно развязав ближайший мешочек сунул пальцы внутрь и извлек щепоть сверкающего порошка.
– Нет, мальчик мой, это не золото, – он наклонился поближе. – Это гламор, и ценится он среди Народа ой, как высоко.
Линд распахнул глаза.
– И что же мы будем с ним делать?
– Ого! Мы? – Тап добродушно хмыкнул.
– Ну, да, – Линд взвесил на ладони один из мешочков. – По-моему, мы отлично работаем на пару.
– И ты хочешь войти в партнерство с одним из Народа? – Тап взял его ладонь, обеими руками. – Рисковое это предприятие, должен тебя предупредить.
Он заглянул мальчугану в глаза, зачарованный их веселой зеленью.
– Что за жизнь без чуточки риска? – ухмыльнулся Линд. – Партнеры так партнеры!
Стив Берман родом из Нью-Джерси. Он начал писать еще в подростковом возрасте и с тех пор успел опубликовать более пятидесяти статей и рассказов. Его любимый жанр – урбанистическая фэнтези, как современная, так и историческая. Издательство «Лета-Пресс» выпустило сборник его фантастических рассказов под названием Trysts: A Triskaidecollection of Queer and Weird Stories. Его вебсайт: www.steveberman.com.
Возможно, кто-то подумает, что для городского мальчишки это немного странно – мечтать о переполненных улицах викторианского Лондона. Но именно о них я и мечтаю. Наверное, перечитал в детстве Диккенса и Конана Дойла. Для меня окутанный туманом и освещенный газовыми фонарями Лондон XIX века – таинственное и волшебное место, где может случиться что угодно.
Как-то раз я спросил себя, а что, интересно, сталось бы с фэйри того времени, чувствуй они себя примерно как я сейчас: зов большого города, любопытство к людям и людским обычаям плюс обычная фэйриная проказливость…
«Цена гламора» – мой ответ на этот вопрос.
Стив Берман
Ночной базар
Томаса шла по дороге, ловко удерживая на голове корзину приношений. Мама пришла бы в ярость, увидав, что она носит вещи, как служанка. Стояла ночь, а накануне днем дождь лил ливмя, но дорога под подошвами сандалий все равно так и пылала. Томаса старалась думать об этом жаре, а не о том, как бутылка крепкого ламбанога[47] клацает там, наверху, о блюдо паксив на пата[48], а рядом благоухают паровые рисовые пирожки в кокосе. Это совсем никуда не годится, когда ты съедаешь парангаль[49], которым полагается подкупить эльфа и заставить его снять проклятие.
Не то чтобы ей случалось самой встречать эльфов. Она даже не слишком поверила в россказни Эвы (это ее сестра), когда та ворвалась домой с разломанным тамариндовым стручком в руках и совершенно мокрыми волосами. Обычно сестры возвращались из школы вместе, но сегодня, как только начался дождь, Эва нырнула под дерево и объявила, что собирается переждать грозу здесь. Томаса ничего такого и не подумала: Эва всегда ненавидела ходить мокрой, грязной или растрепанной.
Она пинком отправила осколок кокосовой скорлупы прыгать по дороге, рассыпая рыжих муравьев. Не надо было бросать там Эву одну, все упиралось в это. Хоть она и старше, а мозгов у нее все одно нет, особенно если речь идет о мальчишках.
Едущий мимо автомобиль притормозил. Томаса упорно глядела на дорогу, и через секунду тот дал газу и исчез. Обычно девушки не шляются одни по улицам Аламино посреди ночи. Филиппины – место небезопасное, тут людей запросто крадут и убивают, даже так далеко от Манилы. Отец с шофером – где-то в провинциях, мать – на неделю в Гонконге, так что нести дары оставалось только Томасе или служанке, Розе. Эве было слишком худо, какой с нее толк. Роза сказала, так всегда случается, если энканто влюбился: его зазноба сохнет телом, как его собственное сердце сохнет от желания.
Томаса поглядела на бледную физиономию Эвы и сказала, что сама пойдет. В конце концов, в нее-то ни один эльф не влюбится. Она тронула щеку: контур родимого пятна можно очертить, даже не глядя в зеркало. Неправильной формы красная клякса закрывала один глаз и заканчивалась прямо над губой.
Томаса шла себе и шла, мимо беленой церковки, мимо узкого ряда магазинов на окраине, мимо единственного в городе «Макдоналдса». Дальше здания начинали редеть. По обочинам дороги тянулись дома в испанском стиле, а за ними вдаль уходили рисовые поля. Над ухом, привлеченные запахом пота, зудели москиты.
Когда Томаса перешла коротенький мостик возле школы, фонари закончились и осталась только луна – хорошо еще видно, куда ноги ставишь! Она осторожно зашагала через густую траву, потом перепрыгнула через канаву. Тамариндовое дерево было ничем не примечательно: широкий, кряжистый ствол, облако густых, перистых листьев. Томаса поставила корзину между корней.
Хотя бы луна сейчас полна только наполовину, и то хлеб… В полнолуние ведьмы и эльфы, и прочие духи устраивают базар на кладбище, говорила Роза. Торгуют там всякой всячиной, совсем как люди днем. Вряд ли это правда, но все равно как-то страшновато.
– Таби-таби-по, – прошептала наученная Розой Томаса в ночь, сообщая, что она уже здесь, пришла. – Будь добр, прими эти подношения, и пусть моя сестра выздоровеет.
Ответом была тишина, и Томаса почувствовала себя еще глупее прежнего. Она уже повернулась, чтобы уйти…
Что-то прошуршало в ветвях у нее над головой.
Она замерла. Замер и звук. Хотелось бы верить, что это просто ветер, но ночной воздух стоял горячий и неподвижный.
Она посмотрела в глаза, зеленые, как неспелые бананы.
– П-привет, – выдавила она под глухую тяжелую дробь сердца о ребра.
Энканто шагнул на одну из толстых веток. Кожа – темно-коричного оттенка тамариндового стручка, ноги босые. А вот одежда ее удивила: обрезанные джинсы и футболка с каким-то выцветшим и потрескавшимся логотипом. Эльфа можно было принять за обычного мальчишку с рисовых полей – если бы не слишком яркие глаза и ветка, почти не прогнувшаяся под его весом.
Он улыбнулся ей сверху, и она не смогла не заметить, как он красив.
– А что если я не стану исцелять твою сестру? – поинтересовался он.
На это Томаса не знала, что ответить. Она даже как-то потеряла нить беседы. На самом деле она до сих пор пыталась решить для себя, верить ей в эльфов или нет.
– Чего?
Он соскочил со своего насеста, и она на всякий случай быстро попятилась.
Эльфийский мальчишка взял из корзины ламбаног и скрутил крышечку. Волосы его шелестели, как листья.
– Еда – ты даешь ее по доброй воле?
– Не поняла.
– Она – моя, независимо от того, вылечу я твою сестру или нет?
Томаса заставила себя сосредоточиться на вопросе. Оба ответа выглядели как-то неправильно. Если сказать, что еда – это плата, значит, это уже не подарок, так? А если она не подарок, это уже против Розиных инструкций.
– Да, надо полагать, так, – ответила она, наконец.
– А, хорошо, – сказал эльф и основательно приложился к спиртному.
Его улыбка сказала, что ответ она дала неверный. Томасе вдруг стало холодно, несмотря на жару.
– Ты не собираешься ее лечить, – констатировала она.
От этого он улыбнулся еще шире.
– Давай-ка я дам тебе в обмен кое-что другое – и гораздо лучше.
Он протянул руку вверх, в листву, и сорвал коричневый тамариндовый стручок, потом поднес к губам, прошептал пару слов и поцеловал.