– Мы не могли дать тебе умереть, – сказала ему Лили. – Нам нужна твоя музыка. Ты должен играть песни гор и деревьев, песни диких созданий, которые пришли к тебе тогда.
– Я перед вами в долгу, – сказал он негромко, но твердо.
– Не говори этого! – взмолилась я: все прочитанные утром истории обвалились на меня эдакой панической кучей. – Это значит, что они могут прийти и потребовать долг. Они заберут тебя под холм, чтобы ты им играл, и ты решишь, что это концерт минут на десять, а потом выйдешь наружу, а тут сто лет прошло, и мы все уже умерли, и…
– Ты снова выказываешь нам неуважение? – сурово осведомился Лён.
Я стремительно заткнулась. Все и так плохо, а я сейчас сделаю еще хуже. Робби и фэйри – а, может, еще фэйри и Аннализа – связаны друг с другом. Фэйри пришли в его жизнь, когда он был еще совсем крошкой, и, судя по всему, больше не уходили. И с Аннализой они, видимо, тоже останутся? И что мне, спрашивается, делать посреди всего этого? А может, я специально влипла в эту историю, потому что… могу менять ход вещей?
– Слушайте, – сказала я. – Я понимаю, что вы спасли Робби, и теперь он вам за это обязан. Но нельзя ли заключить другую сделку? Я хочу сказать, что если я вам дам…
Я дико заозиралась вокруг, ища, чтобы такое предложить.
– Вы можете что угодно здесь взять, – закончила я, поняв, как мало у меня ценного. – Мои украшения? «Мобиль»? Тебе же понравилось на нем кататься…
– Мы не хотим его забрать, – оборвал меня Лён. – Никакой платы он нам не должен. И все же каждому из вас предстоит что-то отдать.
– Ты, – Лили обращалась к Робби, – должен и дальше создавать музыку.
– Я буду, – сказал Робби. – Играть на гитаре – это все, чего я хочу. – Он быстро и застенчиво улыбнулся мне. – Ну, большую часть времени хотя бы.
Лён пригвоздил меня своим зеленым лазерным взглядом.
– А что девчонка?
Я попыталась придумать, что сказать в свою защиту. Моих вещей они не хотели, а что еще я могу отдать, я не знала.
Тут Робби молча встал и взял гитару. Он вынул ее из чехла, уселся на стул перед письменным столом и начал играть – то, что играл неделю назад у Аннализы. Я узнала эти звуки, такие нежные и ритмичные поначалу, и то, как они развивались и становились сильнее. Но в этот раз песня зашла дальше. Робби играл все быстрее и жестче, пока музыка не воспарила, как что-то свободное, дикое, а потом снова ослабил напор, зазвучав с такой беззастенчивой нежностью, что я внезапно поняла, что глотаю слезы.
И все это время листья кружились под музыку, а оба фэйри танцевали. Они двигались так, словно музыка жила в них, внутри, и ноты заставляли их маленькие тела гнуться и качаться. Робби играл желание, и его игра текла в нас и сквозь нас; музыка превращалась в дыхание, в пульс, в кровь.
Но вот Робби закончил, и последний аккорд повис в воздухе, изнывая от тоски и жажды. Лили стояла в кольце рук Льна, прильнув к нему. Оба, кажется, были на седьмом небе.
– Эта песня… – сказал Робби. – Я ее получил от Черри.
– Чего? – не поняла я.
Он, что ли, лжет, чтобы меня защитить?
– Это ты, – просто сказал Робби. – Вот эти аккорды – это то, что я чувствую, когда ты рядом. Это лучшее, что я могу сделать… чтобы в музыке выразить то, что я вижу в тебе.
Я стояла и дрожала.
– Вот что я думаю об этой девушке, – сказал Робби, и его темный взгляд встретился с зеленым Льна. – Она… – тут его голос разом охрип. – Она многое для меня значит.
– Ты видишь в ней красоту, – нежно произнесла Лили.
Робби кивнул и перевел дух.
– А ты видишь это в нем? – спросила меня фея.
– Иногда мне кажется, что я больше ничего и не вижу, – созналась я, словно плавая в каком-то алом тумане.
Робби был для меня сама красота и тепло, и волненье в крови, и я больше ничего на свете не хотела, кроме как ощущать в нем это солнце.
– Вот это ты и можешь отдать, – сказал Лён. – А еще ты должна дать ему свою правду.
Робби поднял черную бровь.
– Он это о чем?
Я заколебалась. Этот разговор не из тех, какие хочется вести при свидетелях, но особого выбора феи мне не оставили.
– Есть причина, что я от тебя отшатнулась, – объяснила я Робби. – Я еще никогда ни с кем не была.
– Но Мора…
– Врет. Я сама дала ей распускать эти слухи, – поспешно добавила я. – Тот парень из колледжа в Сан-Диего… мы с ним играли с мини-гольф. Очень крутое свидание.
– Что, правда? – в уголке его рта затеплилась улыбка.
Я кивнула.
– Прости, я соврала. И прости, что ничего не знаю о сексе. И да, я тебя хочу, но не уверена, что…
Лён и Лили взмыли в воздух. Лён ехал верхом на багряном листе, а Лили – на золотом. Мы умолкли и только смотрели, как они описывают круги по комнате – такие изящные, совершенные создания.
– Сезоны сменяют друг друга, – напомнил нам Лён, и от его голоса в комнате пахнуло эвкалиптом. – Листья опадают, как им и должно, в свой срок.
– С незапамятных времен, – подхватила Лили, и они устремились к окну. – Все это – дар. Примите его с почтением.
Мы смотрели им вслед, пока они не скрылись с глаз. Потом Робби подошел и взял мое лицо в ладони.
– Все хорошо, – сказал он. – Мы не станем торопиться. Или вообще не станем. Или…
– Я знаю, – ответила я.
И я действительно знала.
Посвящается Даниэль Рид Лорд, которая умела звать фэйри.
Когда Эллен Стейбер было восемь, тетя Долли подарила ей «Золотую книгу волшебных сказок», переведенную с французского Мари Понсо и с иллюстрациями Адриенны Сегюр. Это были чары, которые так больше никогда и не развеялись. С тех самых пор Эллен влюблена в сказки, мифы и фольклор. На сегодняшний день она уже опубликовала более тридцати пяти книжек для детей и подростков, и большинство из них черпает вдохновение из мифов и мира сверхъестественного. Ее короткие произведения появлялись во многих сборниках взрослых сказок от Датлоу и Виндлинг (например, в The Essential Bordertown под редакцией Терри Виндлинг и Делии Шерман). Эллен получила две премии «Золотой воздушный змей», а ее рассказ для подростков The Shape of Things вышел в одном из выпусков «Лучших фэнтези и страхов года». Недавно Эллен закончила свой первый взрослый фэнтези-роман, где речь пойдет о волшебных драгоценных камнях (книга выйдет в издательстве «Тор Букс»).
Больше информации об Эллен Стейбер вы найдете на ее сайте www.ellensteiber.com.
Вскоре после того, как Эллен и Терри попросили меня написать рассказ для этой книжки, я отправилась в гости к моим сестрам в Беркли (штат Калифорния) и обнаружила, что все три моих племянницы без ума от фей. Шестилетняя Саманта обожала книги Сисели Мэри Баркер, а еще у нее была маленькая кукла, Цветочная Фея, которую она носила с собой везде. Трехлетняя Мари взяла моду носить пару прозрачных крылышек, а четырехлетняя Даниэль по секрету призналась мне, что они с подругой (которая куда симпатичнее Хилари) звали фей, живущих на дубе у нее за окном (при этом непременно надо было орать во все горло), и тогда к Даниэль прилетали девочки-феи, а к подруге – мальчики. И да, они пахли. Это было идеальное начало рассказа, я тут же это поняла. Мои глубокие благодарности моим сестрам, их мужьям и дочкам за то, что разрешили мне позаимствовать и адаптировать столько деталей из их частной жизни.
Что до основной темы этой истории… фэйри всегда были связаны с тем, что запретно. Может быть, именно поэтому во многих легендах и балладах о них присутствует элемент искушения, соблазна. Фэйри – не только трикстеры и похитители маленьких детей. Они – это эрос. И когда я увидела, что моя Черри заблудилась между страхом перед собственной сексуальностью и ощущением ее силы и магии, я подумала, что было бы интересно призвать фэйри и посмотреть, что они могут ей сказать по этому поводу.
Эллен Стейбер
До самой сути
Пятнадцать лет я отрицал это, но теперь, наконец, признаю: я, Сова из рода Имбирной, – наполовину человек и куда в большей степени сын своего отца, чем я думал.
В моем поколении фэйри человеческая половина есть у каждого. У всех нас – один отец, и он – человек. И мы никогда об этом не говорим.
Племя фэйри уже вымирало, когда пришел наш отец – заколдованный посланник нашего мертвого короля. Целых три сотни лет до того в подземной стране не видали детей, кроме рожденных от человеческих женщин. Но от отцов им доставались лишь жалкие крохи дара. Наверху, среди людей, где полукровки обычно и оставались, этого хватало с лихвой; но с теми немногими, кто приходил в наши земли, обходились как с низшими существами – слугами, а то и рабами.
Среди фэйри у меня не было других ровесников, кроме единокровных братьев и сестер. Отцовская доля крови ни в одном из нас не бросалась в глаза. Все мы были прекрасны и искусны – точь-в-точь настоящие фэйри: ни человечьего смрада, ни человечьих изъянов в лице и теле. Обликом почти все мы удались в матерей, между собою были несхожи, а силой дара не уступали чистокровным. Фэйри признали нас как новое поколение.
Как и все, я полагал, что полукровки, родившиеся наверху, не стоят даже того, чтобы взглянуть на них дважды. Замечал только, что они другие. Низшие. От них странно пахло, да и внешне они, большей частью, были далеки от совершенства. Годились разве что для кухни, для стирки, для грязной работы. Годились – так и быть! – для того, чтобы сновать между нами незаметно и неслышно, как тени.
Когда я был маленький, мать часто пела над колыбелью о том, каким был мой отец. Она любила его. Она его так и не забыла. Она жалела, что он никогда не вернется. Я принимал это все за человечьи сказки из тех, какими пугают детей, и не верил ни единому слову. Другим детям, с которыми я играл, матери ничего подобного не пели.
Мое поколение учили так же, как и всех, кто рождался до нас: заниматься тем, что нам интересно; развивать свои дары; выбирать себе учителей самим.