Внезапно тишину разорвал визгливый крик. «Жаба-мартышка! – от неожиданности Юмеко подпрыгнула. – Наверно, очень большая». Лодка раскачалась у нее под ногами, грохот сердца отдавался в ушах. Юмеко оглянулась по сторонам, но так и не увидела, чтобы где-то из-под воды показались аккуратные холмики жабьих голов.
Она осторожно сунула руку в ведро. Между хрупкими раздувшимися тельцами красных рыбешек двумя зелеными лентами извивались угри. «Второй крупнее, – решила Юмеко. – Оставлю его для Кири».
И тут лодка накренилась.
В одно мгновение корма ее взлетела кверху, поднялась над водой.
«Так не бывает!» – вскрикнула про себя Юмеко и замолотила руками по воздуху, отчаянно пытаясь удержать равновесие. Небо словно повернулось под прямым углом, а время растянулось: все происходящее казалось медленным до невозможности. «Но как же наша кровь-рыба? И угри…» Ни о чем другом Юмеко сейчас и думать не могла.
Стоило ей погрузиться по пояс, как вода хлынула в забродные штаны – и они потянули ее еще глубже, словно два тяжеленных якоря, привязанных к ногам. Холодная вода выжимала воздух из легких. Онемевшими пальцами Юмеко дергала завязки и застежки, но руки слабели с каждой секундой. До чего же холодно! Легкие уже горели. Юмеко посмотрела вверх. Подняла одну руку. Попыталась оттолкнуться ногами – но те еле двигались. Желтый предвечерний свет померк, стал светло-коричневым, потом совсем темным. И погас. «Как тут глубоко… – беспомощно подумала Юмеко. – Нума сойдет с ума, когда вернется домой…»
Нет!
Она не может покинуть этот мир вот так. Пойти на корм жабам-мартышкам. Превратиться в печальную сказку о глупой девчонке, которую будут рассказывать детям в назидание.
У нее же есть кровь-нож! Юмеко нащупала ножны, ухватилась за рукоятку. Медленно подняла руку, пробиваясь сквозь стоячую воду, и принялась пилить ремешки забродных штанов. Наконец, кожа поддалась. Убийственная тяжесть спала с ног и камнем ухнула на дно. А Юмеко, оставшись в одной лишь набедренной повязке и короткой тунике, из последних сил рванулась наверх, отчаянно загребая руками и ногами и выжимая остатки воздуха из горящих легких. В чернильно-черных водах, окутавших ее со всех сторон, заплясали огни. Жажда воздуха разрывала Юмеко на части, обжигала, терзала. Чудом держась, чтобы не открыть рот, она продолжала пробиваться наверх, все выше и выше. И понемногу тьма начала рассеиваться. Вот уже вода над головой стала чайного цвета, затем пожелтела.
Но под водой все видится иначе. Юмеко хорошо это знала: то, что кажется близким, на поверку всегда оказывается дальше. Все напрасно – ей не хватит сил…
Последним отчаянным толчком Юмеко вырвалась из-под воды, на поверхность. Судорожно хватая воздух ртом, она закашлялась и суматошно задергалась от страха, что не сможет удержаться на плаву. Пальцы, сжимавшие кровь-нож, разжались. Волна ужаса схлынула, и Юмеко вновь ощутила леденящий холод. Стуча зубами, она огляделась вокруг. Над водой висел покров тумана, но солнце пробивалось сквозь него, то скрываясь за облаками, то вспыхивая ярче.
Туман.
Кто же перевернул ее лодку?
Взгляд Юмеко заметался по сторонам. Кто бы это ни был, он наверняка огромный. Озираясь, она продолжала месить воду руками, чтобы удержаться на плаву… пустыми руками! Кровь-нож утонул! Юмеко едва не расплакалась.
Лодка скрылась в тумане. Или тоже пошла ко дну. Новый приступ ужаса сжал горло Юмеко, словно петлей. Что за неведомый зверь таится во Чреве Болота?
Но, кто бы он ни был, надо двигаться, иначе холод скует ее по рукам и ногам и утащит на дно вернее любого зверя.
В пелене тумана Юмеко заметила пятно, которое казалось теплее и светлее, чем все вокруг. Поначалу медленно, вполсилы, но с каждым гребком все более уверенно и размеренно она поплыла на свет.
Ее едва не вырвало. Ударившая в ноздри вода взорвалась белой вспышкой под закрытыми веками. Юмеко закашлялась, по подбородку потекла розоватая слюна.
Подтягиваясь на руках, она выползла на камни. Камни, как на берегу озера. Не болотные. И теплые. Юмеко прижалась к ним щекой – какие они гладкие, округлые, обкатанные водой! Желчь еще жгла ей горло. Юмеко моргнула. И еще раз. Туман разошелся над водой, но по-прежнему застилал сушу.
Сквозь золотистое вечернее марево снова закапал дождь. Крупные, редкие капли тяжело шлепались на камни, на раскинутые руки и ноги Юмеко. Потом сменились легкой моросью, пронизанной солнечным светом и сиявшей, как мед. Но у Юмеко уже не оставалось сил на восторги: она равнодушно смотрела на каменистую отмель, протянувшуюся вдоль берега.
И вдруг издалека донесся резкий звук. Как будто знакомый… но Юмеко не могла понять, где она его слышала раньше.
Звук повторился, раскатился затихающим эхом.
Юмеко замерла, не веря своим ушам.
Мудрость-матушки! Сказки! Маленькие, туго натянутые барабаны осеннего Праздника Луны!
– Помогите! – хрипло крикнула Юмеко.
Она поднялась, пошатнулась, снова упала на одно колено. Тот звук шел из глубины огромного леса, стеной встававшего за узким каменистым берегом. Деревья были ослепительно прекрасны: вся листва покрылась каплями, сверкавшими, как драгоценные камни.
Бой церемониальных барабанов становился все тише, как будто процессия отдалялась.
– Матушки! – прохрипела Юмеко и слизнула с губ капли дождя, чтобы увлажнить пересохший рот. – Мудрость-матушки! – выкрикнула она уже в полный голос и бросилась в лес, ломясь сквозь ветки. Широкие листья, влажные и холодные, липли к коже. Между стволами показалась процессия: медленно движущиеся фигуры в праздничных одеждах.
Барабаны умолкли. Тяжело дыша, Юмеко продиралась через подлесок. Возможно, она нарушает ход какой-то церемонии. Иногда мудрость-матери оставляют своих сердце-матерей и уходят справлять сезонные обряды. Мудрость-матушка Юмеко так уходила дважды на ее памяти. «Они простят меня, – пробормотала Юмеко себе под нос. – Простят, когда поймут, что я попала в беду».
Прорвавшись сквозь последний заслон из веток, Юмеко замерла: взору ее открылась великолепная картина. В воздухе сгустилась сверхъестественная тишина. Дождь, пронизанный золотыми лучами, озарял поляну чудесным светом.
Длинная процессия тоже застыла в неподвижности. Все были в ярких плащах, подпоясанных шелковыми кушаками, – Юмеко в жизни не видала таких роскошных одежд. Кое на ком она заметила высокие черные шляпы; у других были в руках длинные посохи или копья. Все они стояли к Юмеко спиной и держались очень строго и чинно. Шесть участниц этого непонятного обряда несли на плечах длинный, гладко отполированный шест. На шесте была подвешена плетеная корзина – большая, квадратная. Занавеска, прикрывавшая окошечко в центре корзины, дрогнула, но не открылась.
Юмеко задрожала, ощутив, как все волоски у нее на коже встали дыбом. Последние лучи золотисто-красного солнечного света плясали в воздухе. Накрапывал дождь.
Все обернулись к ней одновременно, как по команде. Шорох жестких плащей разорвал тишину, обрушился волной. На лицах, поросших медно-красной шерстью, яростно сверкали желтые глаза. Потом Юмеко увидела длинные, заостренные рыла, полные острых белых зубов.
«Это маски… всего лишь маски».
Мир исчез в вихре золота и красной меди. Юмеко не успела даже вскрикнуть – а четверо стражниц уже крепко держали ее за руки, за плечи, за шею. Руки у них были человеческие, но дыхание звериное, со сладким и резким запахом. И зубастые пасти, совершенно настоящие на вид, а на макушках – треугольные уши. И снова вихрь – на этот раз белый. Щеку Юмеко обожгла внезапная боль.
– Ты осквернила брачную церемонию своим грязным взглядом, – произнес чей-то прекрасный, мелодичный голос. – Посмеешь оскорбить нас еще – и мы тебя выпотрошим заживо.
Желудок Юмеко свело, к горлу подступила желчь. Но она промолчала и, покорно опустив голову, уставилась на собственные босые ноги.
В тот же миг дождь перестал. И Юмеко не выдержала.
– Несчастливая погода, – прохрипела она, не в силах остановить рвущийся наружу смех. – Икенака сказала. Это к несчастью!
Стражница отвесила ей еще одну пощечину. Юмеко проглотила смех, и тот словно камнем упал в желудок.
Процессия двинулась дальше через лес; стражницы вели Юмеко позади, поодаль от прочих. Ей послышалось, что кто-то шепчется и хихикает. Потом рявкнул другой голос, сердитый и резкий. Вновь наступила тишина. Барабаны больше не били.
– Это, наверно, какой-то столичный театр, – прошептала Юмеко сама себе. – Актеры, что играют для благородных. Нума про таких говорила. Каких только людей не встретишь в столице…
Кто-то кашлянул. Кто-то тихонько прыснул. Одни захихикали, вежливо прикрываясь руками, но другие уже откровенно покатывались со смеху, схватившись за обтянутые дорогой тканью животы, и слезы катились градом по их остроконечным мордам.
Юмеко замерла на месте. Уши ее пылали. Какой стыд! Мало того, что собственный клан ее ненавидит, так она еще и выставила себя на посмешище перед этими… этими существами…
– Человечишки! – рассмеялось ей в лицо одно из существ. – Что за нелепицы они воображают себе в утешение! И как вам только удалось выжить в этом мире так долго? Шутка богов, не иначе!
И тут Юмеко не выдержала.
– На себя посмотрите! – прошипела она. – Чем вы лучше Безродных? Живете тут, в глуши, точно звери, – ни дома, ни очага! Да вам вообще нет места в этом мире!
Смех оборвался.
Стражницы подняли копья, и Юмеко поняла: ей конец. Но та из странных созданий, что двигалась во главе процессии, что-то крикнула и зашагала к ним.
– Молчать! – скомандовала она. Голос у нее оказался низкий, темно-рыжий мех на морде пестрел белыми крапинками, а глаза были золотые, с большими черными зрачками. – Ты ничего не знаешь. Наш мир возник задолго до того, как первые люди ступили на эту землю, и никуда не денется даже после того, как люди уйдут. Твои предки называли нас богами. Теперь о нас забыли. Но наши силы и старые традиции остаются при нас. Поэтому молчи, пока не узнаешь достаточно.