Когда тот снова стал обычным медным ключом, он повернул его, и замок открылся – легко, как поцелуй в щеку.
Тридцать секунд на сигнализацию, согласно документам из архивов охранной фирмы, которая ее устанавливала. Библио сообщил, что набрать на клавиатуре, дисплей перестал мигать надписью «немедленно введите код» и переключился на безмятежное «система отключена».
Эта часть всегда была самая легкая. Если бы цель вдруг объявилась в одном из этих пафосных особняков на Чендлере, туда можно было бы зайти пешком, и хозяин дома даже не догадался бы. Конечно, при условии, что после «зайти пешком» тоже все шло хорошо.
Лестница прямо впереди была слабо освещена и затянута потрескавшимся линолеумом с тертыми резиновыми накладками на ступеньки. Пахло пылью, аммиаком, старым сигаретным дымом. Но не целью, пока еще нет.
Он поднялся на следующий этаж.
Вчера вечером он удостоился официальной похвалы за свой выдающийся послужной список. Пришлось отправиться в «Шато Мармон», вверх по холму от Сансета, да еще и выложить десятку за пятничный паркинг – и все это только ради того, чтобы его торжественно погладили по головке. Хороший песик.
Если бы он мог пройти туда быстрым путем и в свое собственное время, это решило бы сразу много проблем… Но спасибо еще, что у него вообще оставалась такая роскошь, как свое собственное время.
Он валялся в шезлонге возле бассейна, откуда было видно уголок Мармонского бунгало, где в свое время передознулся актер Белуши. Хозяйка явно была в курсе – они вообще любят такие вещи: места смерти знаменитостей и все в этом духе.
Некоторых из них кто угодно распознает – если, конечно, кому угодно взбредет в голову их искать. Они всегда в своем роде идеальны. Вот почему многие так любят Лос-Анджелес: здесь вам все карты в руки просто за идеальную внешность. Попробуй остаться незамеченным в Эймсе, штат Айова, с такой-то физиономией!
У нее были волнистые золотые волосы до плеч. Когда ветер шевелил их, каждая прядь так и сверкала. Сегодня она щеголяла в синей шелковой блузке через одно плечо и крошечных белых шортах, демонстрировавших всему миру, какие длинные и загорелые у нее ноги. Она вполне могла бы быть одной из старлеток-подростков, притворяющихся пин-ап моделями сороковых… – правда у нее это выходило чересчур убедительно. Стояла перед ним и потягивала мохито, не оставляя на стекле ни следа помады.
Шутки ради он нажал языком на моляр – просто посмотреть, сможет ли Библио сообщить ему про нее хоть что-нибудь: имя, возраст, ранг. Nada, y nada mas[86]. Никого из них никогда не было в базах данных. Ну, попытка не пытка.
– Ваш список устранений поистине поражает, – сказала она безо всяких предисловий.
– Делаю свою работу.
Интересно, а у остальных агентов что в досье? Явно же должны быть другие – хоть он их никогда и не встречал. Сесть она его не пригласила, вот он и не сел.
– Жизненно важную работу, уверяю вас, – она окинула взглядом пейзаж: весь лос-анджелесский залив до самой Санта-Моники, только начинавший зажигать вечерние огни, плюс очень симпатичный закат.
Ни тебе смога, ни даже дымки. Умеют же их люди такое творить, а? В общем и целом они и его сотворили, но что он такое в сравнении с ясным летним вечером в Лос-Анджелесе?
Она повернулась к нему и посмотрела – внезапно пристально, с нажимом.
– Вы же понимаете это, не так ли? Что ваша работа для нас крайне важна?
Он лишь пожал плечами. Прямой взгляд одного из них связывал языки и попроворнее, чем у него.
– Вы сохраняете наш образ жизни – даже и саму нашу жизнь. Эти, другие, являются из мест, где их окружали невежественные, суеверные крестьяне. Они представления не имеют, как вписаться в здешний мир, по каким правилам мы живем, каковы тут обычаи. И потом их количество… – она покачала головой. – Одна глупейшая ошибка со стороны любого из них, и нас всех раскроют.
– То есть все упирается в качество жизни? – рискнул спросить он. – Я думал, что дело в ограниченности ресурсов.
Она поджала губы и убрала взгляд. Вечер как-то сразу похолодал, и даже воздух перестал пахнуть так сладко.
– Это, разумеется, наша основная забота. Мы уже очень близки к верхней границе пропускной способности этого региона. Уже появились, – тут она на миг прикрыла свои раскосые голубые глаза, словно у нее что-то заболело, – пустоты. Мы – хранители этого места. Если мы дадим этим ордам вторгнуться сюда, они обдерут нас до нитки, будто саранча, – как уже ободрали свои родные земли.
Что-то мелькнуло в кустах – колибри променял один цветок на другой. Она улыбнулась, и он подумал: «Повезло проклятой птице!», – хотя совсем того не хотел.
– Я все еще не понимаю, – после нее его голос звучал как клаксон грузовика. – Почему просто не проводить их на выход? «Bienvenidos[87], братья и сестры, а не поехать ли нам всем в Диснейленд?» Показать им, как это делается, и отправить куда-нибудь, где у них будут свои сорок акров и мул в придачу. Они ведь такие же, как вы, нет?
Она отвернулась от птички, и их взгляды скрестились. Кажется, он думал, что уже успел ощутить ее силу? Как же он ошибался, бедняга!
– Много ли вы видели среди них таких, как я? – бросила она.
Вообще-то он видел одного или двух, кто мог бы стать, как она – со временем и после большой работы. Но не такими совершенными, нет. Не такими могущественными, небрежно надменными, не такими безмятежно уверенными в себе, как она и остальные – те, кто держат его за поводок.
Он уже был на первой площадке, когда вспомнил, что забыл проверить оружие. Хизме мониторила и эту функцию тоже и наверняка сообщила бы, если бы с ним что-то было не так. Но случись что, не ее задница окажется на гриле (если у нее в принципе была задница). Доверяй своим, но пушку все равно проверяй сам.
Он поднял в полумраке левую руку, сжал кулак, отогнул запястье назад. В основании ладони тихо замерцали железные иголочки, ряд за рядом – под кожей разгорелся розоватый свет.
Раньше ему всё было интересно, как им удалось загнать туда иголки без единого шрама, и почему они светятся, когда он их проверяет, и как они вообще работают. Теперь он вспоминал о них исключительно в рабочее время – так, убедиться, что часть дня все еще принадлежит ему.
Когда он закончит, с него спросят рапорт. Ну, то есть он так это про себя называл. Он отправится в место, которое укажет ему Магеллан, сделает то, что от него требуется, а потом уснет. А когда проснется, иголки снова будут на месте.
Он взлетел по лестнице быстро и тихо, на собственных ресурсах. Если пройти быстрым путем так близко от цели, она поймет, что он тут. Он был в хорошей форме: три лестничных пролета, и даже дыхание не сбилось. Вот потому-то он сейчас этим и занимался. Поэтому и еще потому, что в свое время оказался в неправильном месте в правильное время.
Интроспекция – это многозадачность, а многозадачность может иметь весьма неприятные последствия. Вот для чего нужны имена, hijo[88]. Не отвлекайся от работы.
Половина офисов была пуста. На тех, которыми кто-то пользовался, висели временные таблички: название фирмы умеренно-деловым шрифтом, выкашлянное из принтера и прилепленное скотчем к двери. Обрывки скотча от табличек предыдущих владельцев до сих пор лепились по сторонам. Коридорная флуоресцентная лампа на потолке давала почти настоящие сумерки, из-за наслоений сажи внутри пластикового короба.
Ну, по крайней мере, кроме офисов тут ничего нет – одной проблемой меньше, grácias a San Miguel[89]. Куча домов на Бродвее выше второго этажа состоит из квартир: мама, папа и четверо детишек, а спальня одна. Окон мало, кондиционера и подавно нет. В таких местах люди спят нервно, то и дело просыпаются, все слышат, что кругом происходит.
Отсюда вопрос: почему цель не выбрала место понадежнее? Зачем облегчать охотнику работу?
На четвертом этаже лампа, жужжа, то загоралась, то гасла. Глаза попытались исправить огрехи освещения, и за бровями у него свело (значит, скоро и голова заболит), а пульс подскочил. Может, этаж выбрали из-за света? Или цель знает об охотнике, знает, как он работает, и потому предпочла такую локацию?
Хизме подкрутила что-то в эндокринной системе, и он перестал вибрировать. Вообще-то он – тайна за семью печатями. А если это уже не так, тем больше причин побыстрее со всем разобраться.
Он двинулся вдоль коридора, прижимаясь к стене, останавливаясь послушать перед каждой закрытой дверью. Проблем не ожидалось вплоть до самой последней… но обычно тебя достает как раз та проблема, которой ты никак не ожидал. Даже на его разборчивый слух он не производил ни звука.
У самой последней двери, той, что в передней части здания, он вжался в стену и весь обратился в слух. Внизу через перекресток прошел автомобиль. По тротуару что-то тарахтело – скорее всего, магазинная тележка. Изнутри комнаты не доносилось ни звука. Он медленно и глубоко втянул воздух и уловил за сухой вонью пустого дома запах пресной воды.
Он снова потер большим пальцем правую ладонь, Магеллан прислал план четвертого этажа, и он повернул голову, чтобы сопоставить его с реальным ландшафтом здания. Так, вот холл, вот дверь и комната за нею. А вот и цель: движущиеся концентрические круги света, болезненно яркие в этом режиме. Если система не глючит, она у передней стены дома, возле окна. Ну, а если система глючит, остается только войти и выяснить диспозицию самостоятельно.
На этом этапе он почувствовал абсурдное облегчение. Идущие на смерть… Дальше остается чистый экшн: действовать как можно быстрее и никаких тебе больше решений. Быстрее, потому что как только он войдет в быстрый путь, цель поймет, что он здесь. Он потянулся внутрь себя и дал этому произойти.