— Резвый сукин сын. Снова следишь за мной?
— Беспокоюсь.
— Ты всегда обо мне волнуешься. И по большей части напрасно, — отмахнулась Сотница. — Что случилось?
— Вал пришел в себя. Мальчишка хочет с тобой поговорить.
— Иду.
Артанна подхватила солдатский меч и, отдав его кузнецу, поспешила в казарму.
Внутри почти никого не было — только лекарь, что готовил очередную припарку для больного, да Малыш Шрайн, устроившийся в изголовье койки очнувшегося секретаря. Увидев Артанну, юноша слабо приподнялся на подушке.
— Вал! — Сотница бросилась к секретарю, позабыв обо всем. — Как ты, малец?
— Гивой…
Из глаз юноши покатились слезы, и более он не смог выдавить ни слова.
— Тише, тише… — Артанна села на койку и крепко, по-матерински, обняла рыдавшего секретаря. — Я уже все знаю, мальчик. Пираф рассказал. — Она встретила печальный взгляд Шрайна и молча кивнула. Великан поднялся и знаком приказал любопытным бойцам, развесившим уши у входа, оставить Артанну и Вала наедине.
— Чирони, — всхлипнул мальчишка и размазал слезы по бледному лицу. — Они пришли ночью… Мы не были готовы, ничего не успели…
— Знаю.
— Прости…
— Это моя вина. Только моя. — Артанна, все еще сжимая Вала в крепких объятиях, мерно покачивалась из стороны в сторону, словно баюкала дитя. — Не следовало покидать Гивой. Я чувствовала, что Чирони заварили какую-то кашу, и мне стоило разобраться в этом прежде, чем уехать в Эллисдор. Я совершила большую ошибку, Вал. Все они погибли из-за меня.
— Мы сдали имение, когда больше не смогли сражаться.
— Знаю. Следовало сделать это с самого начала. Я знаю, сколько их было. Вы бы ни за что не смогли выстоять. Только умерли зря…
— Не зря! — отстранившись, зло выплюнул мальчишка. — Это был наш дом, и мы защищали его! А Тарлина его сдала! Сама, не поговорив с нами. Просто открыла ворота и впустила их всех…
Не договорив, Вал снова разразился рыданиями.
— Шшш, — успокаивала его Артанна. — Я не могу осуждать Тарлину, и тебе не нужно. Иногда лучше пойти на унижение и делать, что говорят, чем погибнуть из гордости. Я очень хорошо усвоила этот урок в плену у рундов. Только поэтому и осталась тогда жива. Ты ведь тоже жив благодаря Тарлине, Вал.
— Но…
— Не вини ее. Ответственность несу только я.
— Но ты поклялась лорду Рольфу… — припомнил секретарь, вытирая слезы рукавом. — Я все слышал, когда пришло письмо из Эллисдора. Ты уехала потому, что тебя призвал лорд Грегор, и ты отдала долг.
Сотница скорбно вздохнула и, отпустив руку Вала, отвернулась.
— У меня был выбор, — глухо проговорила она. — Пожалуй, могла попытаться отсрочить уплату долга Волдхардам. Но неуместное благородство сыграло со мной злую шутку. Толку от меня здесь мало, а Гивой потерян. Дура я, Вал. Дура набитая.
— Но ты ведь вернешь нам дом? Вернешь?
Артанна встретилась глазами с секретарем и увидела ненависть в его глазах. Ненависть и жажду отомстить любой ценой.
— Не сейчас, мой хороший. Но как только выйдет срок службы лорду Грегору, клянусь, мы все вернемся в Гивой и заберем свое. А Чирони… Чирони я буду убивать долго и мучительно. Ты ведь знаешь, что Нуд Сталелобый — рунд, который держал меня в плену, наносил мне по ране каждый день? Каждый день, что я сидела в его клетке. Он успел нанести чуть меньше двух сотен ран, прежде чем я бежала. — Вагранийка оттянула ворот рубахи, демонстрируя сетку шрамов, покрывшую ее грудь. — Братцев Чирони ждет похожая участь — каждый из них получит столько ран, сколько убил наших людей. Клянусь тебе, Вал, однажды мы вернемся и отомстим. За «Сотню», за Гвиро и за всех, кто погиб ради нас.
Миссолен.
В резиденции Деватонов было шумно, однако пробраться незамеченным мимо матери у Демоса не вышло. Появившись внезапно и не вовремя, словно несварение, леди Эльтиния перегородила ему дорогу. Демос остановился.
— Твоя подопечная передает благодарность за роскошный подарок на Фекундитату, — с холодным презрением оповестила мать. — И сожалеет, что ты не смог вручить его лично.
— А я что-то ей дарил?
— Роскошную арфу, украшенную золочеными орнаментами. Ты ведь знаешь, что у леди Виттории великий талант к музыке.
«Вот как… Теперь знаю».
— Благодарю за помощь.
— Тебе стоило появиться хотя бы ненадолго! — прошипела вдовствующая герцогиня. — Здесь собралась вся знать. Это же Фекундитата! Праздник плодородия!
— Языческий праздник.
— Однако церковь его разрешает.
— Не в нашем положении лишний раз раздражать Великого наставника, — отрезал канцлер. — Рад, что леди Виттории понравился… мой подарок.
Герцог собрался отстранить мать, чтобы протиснуться вглубь коридора, но Эльтиния схватила его за руку, не давая двинуться. Хватка женщины оказалась на удивление сильной.
— Демос! — Застежка вычурного золотого браслета герцогини зацепилась за рукав сына и с болезненным треском натянула ткань. — Ты должен чаще появляться в имении. За все время, что леди Виттория пользуется нашим гостеприимством, ты ни разу не выказал ей должного уважения. Не пригласил сопровождать на прогулке, не организовал прием в ее честь, даже ни одного письма не написал! Всем занимаюсь я! Энриге ожидает, что она будет обласкана вниманием.
Канцлер призвал все остатки самообладания, чтобы сдержаться и не наговорить вещей, о которых впоследствии стал бы сожалеть.
— Не сомневаюсь, она им и так наделена, — сказал он. — Однако позволь прояснить. Это ты дала согласие на ее визит, и, замечу, за моей спиной. Надеялась, что я паду, ослепленный гацонской красотой? Просчиталась. Ты сама все это устроила, не посоветовавшись со мной, так теперь разбирайся с последствиями! На всю империю гремит скандал с участием особ императорской крови. Скоро состоится Вселенский суд, а ты…
— Это не отменяет…
Демос не дал матери вставить и слова.
— В следующий раз, когда решишь подложить мне в койку очередную родовитую красавицу, спрашивай, есть ли у меня время на твои игры. Уверен, леди Виттория не будет по мне скучать.
— Ты ужасен! — взвизгнула герцогиня-мать и впилась длинными ногтями в его обожженную руку. — Прояви к ней уважение как к гостье! Девушка ни в чем не виновата.
— Согласен. И мне ее искренне жаль.
— Она спрашивает о тебе, Демос! — мгновенно поменяв тактику, взмолилась мать. — Чувствует себя здесь лишней, ненужной. Энриге надеялся на иной прием для своей любимой дочери. И, если ты забыл, он также будет присутствовать на Вселенском суде. Загладь вину перед леди Витторией!
Демос холодно посмотрел на мать, с усилием вырвал руку и, отстранив леди Эльтинию, молча направился в свой любимый Синий кабинет. Застежка проклятого браслета оторвала кусок ткани от его рукава.
— Итак, произведений Анрэя Конлаокха ты в кабинете Ирвинга не нашел, — констатировал Демос, глядя на развалившегося в кресле Ихраза.
— Нет. Но увидел кое-что занятное, — ответил телохранитель и сладко потянулся.
— Не томи.
— Этот Анрэй Конлаокх был поэтом?
— Откуда ты знаешь? — удивился канцлер. — Не думал, что ты жалуешь поэзию.
— Никак нет, господин, — сняв с головы цветастый шарф, Ихраз запустил пятерню в волосы и растрепал черные кудри. — Просто заметил странность. В кабинете покойного лорда царит идеальный порядок. Вы сами видели: даже рабочие записи были сложены ровными стопками, а свитки — перевязаны лентами разного цвета для удобства поиска. С книгами то же самое: все произведения расставлены строго по жанру. В одном шкафу стояли фолианты, посвященные истории, в другом — путешествиям, в третьем — своды законов: государственные, церковные и даже иноземные. Разумеется, там нашелся и шкаф с поэзией. Книги на каждой полке были тщательно отсортированы по алфавиту. Но ровно на том месте, где должен был стоять труд Анрэя Конлаокха, пусто. Эта книга совершенно точно там была. Кто-то взял ее, и взял довольно давно — на ее месте накопился приличный слой пыли.
— Интересно, — задумался Демос. — Выходит, моя теория может оказаться верной. Отличная работа.
— Добавлю, что книга должна быть весьма пухлой.
— Возможно, старый экземпляр. Во времена Конлаокха еще не знали тонкой бумаги.
Демос поднялся из-за стола и принялся прохаживаться вдоль шкафов собственной библиотеки. Скольжение взглядом по корешкам книг отчего-то его успокаивало. Внезапно канцлер застыл как вкопанный и удивленно поднял брови:
— Интересно, а откуда взялся этот шедевр освендийской поэзии в моем шкафу?
— Простите, господин?
— Взгляни, — Демос указал на корешок толстой книги. — Анрэй Конлаокх собственной персоной.
«Истинное чудо, поскольку в моей библиотеке отродясь не водилось его трудов».
Соблюдая осторожность, Ихраз достал увесистый фолиант с полки и аккуратно положил на стол. Деватон достал из ящика тканевые перчатки — отец с детства приучал его не трогать редкие экземпляры голыми руками.
— Книга и правда старая. Судя по оформлению, ей около полутора сотен лет, и она явно родом из какого-нибудь маленького монастыря на краю Освендиса. Видишь, — канцлер указал на подчеркнуто грубый орнамент, — отличительная особенность работ освендийских монахов. И кожа… Свиная. Только они продолжали ее использовать. В Бельтере на тот момент уже вовсю была в ходу шагрень.
Демос аккуратно отстегнул перетягивавший фолиант защитный ремешок.
«Какие орнаменты и рисунки… Каждый — произведение искусства».
Канцлер перевернул несколько страниц и внезапно охнул:
— Будь я проклят! Ихраз, ты видишь это?
— Да, господин, — шумно сглотнув, прохрипел энниец.
Страницы книги были варварским образом вырезаны по центру — так, чтобы вместить большую шкатулку изумительной красоты. Подобные изделия называли таргосийскими головоломками, ибо для того, чтобы их открыть, требовалось в определенном порядке нажать на инкрустированные элементы крышки, после чего выдвигался замок. И лишь затем в ход шли ключи, порой имевшие весьма причудливые формы.